О месте женщины в нашем мире. Смыслы. Кусочек мозаики

Несколько разумных тезисов о том, как выглядит современная женщина, почему это так и как надо на самом деле. Написано женщиной.

По наблюдениям психолога Марины Комиссаровой, возраст женщины можно условно классифицировать на три архетипа: девушка – Селена, женщина – Диана и Геката – немолодая женщина. Интересно, что на практике ни у кого толком не получается вычленить из этой триады Диану. Как будто её нет. Например, художницы, которым поручено нарисовать эти три женских образа, грешат тем, что не могут нарисовать Диану так, чтобы она чем-то отличалась от Селены. Выходит, что женщина линейно у них выстраивается из Селены прямиком в Гекату, минуя Диану – зрелость.

Находясь в возрасте Дианы, она продолжает оставаться всё той же девушкой-Селеной. «В жизни происходит то же самое, – пишет Марина Комиссарова. – Кризис возраста переживается именно как «из Селены – в Гекату», минуя Диану. И большая часть переживаний связана как раз с тем, что Гекатой в тридцать пять – сорок лет становиться очень рано, тем более в тридцать. А вот Селеной быть уже поздно, и, понимая это, многие женщины испытывают обиду и злость. Они чувствуют, что им отказывают в праве считаться нормальными Селенами, что их как будто выпихивают в фазу Гекаты, а она им пока преждевременна».

Между тем этот феномен – отказ идентифицировать себя со зрелостью – свойствен в большой степени европейской культуре. И причина тут, похоже, во всё том же культе молодости и сексуальности, навязанном – кем? Принято писать – социумом. Хотя непонятно, кто это такой в данном случае? Видимо, индустрией моды всё-таки [то есть маркетингом - S]. Желание бесконечно наряжаться, доводя свой внешний облик до невозможного совершенства, в духе «на лабутенах, нах, и в восхитительных штанах», свойственно именно девичьему миру. Материнство, напрямую связанное со зрелостью, несколько отшибает у женщины желание тотально тратить жизнь на холю волос и ногтей. Не у всех, конечно, но чаще всего. Центр тяжести жизни смещается в сторону ребёнка. Интерес к моде становится несколько умозрительным. Она всё ещё просматривает журналы. Но – куда я всё это надену? Индустрия моды и потребления как такового изо всех сил старается удержать женщину на позиции девушки, всеми силами убедить её, что внешняя сексуальность – её высшая сила, которую следует беречь и сохранять. Выходит, что между «сексуальность» и «покупательская способность» стоит знак равенства. 

В тщетных усилиях сохранить сексуальность, которая у неё рифмуется с юностью, женщина будет покупать и покупать, как заведённая. И чем дороже, тем лучше. Как это просто. Европейский мир – это мир девичьих грёз [это проще продать как массовый тренд - S]. Младенцы и милые пупсы умещаются туда только в качестве ещё одних аксессуаров, сопровождающих сексуальность. Это очень хорошо видно из Instagram. Молодые мамы фотографируют детушек на фоне своих по-девичьи втянутых тел. Как будто юная принцесса продолжает играть в куклы. Всё несимпатичное остаётся за кадром. Мир принадлежит девочкам и принцессам. Европейская женщина на всю жизнь остаётся девушкой, невестой, феей, куколкой для постели [кто-то ещё сомневается в истинной роли куклы Барби? - S]. Все остальные роли для неё воспринимаются как лишний груз. В сущности, для неё самоцель – миновать Диану-зрелость, вот что. Вот чем страшен бальзаковский возраст – мёртвая земля. Там жизни нет. Что же нам остаётся? Изо всех сил продолжать притворяться девочками. До последнего бойца.

Есть оптимистическая новость. Все описанное имеет отношение только к нашему, европоцентричному миру. Но кто вам сказал, что Европа – эталон? На Востоке всё совершенно иначе  [дихотомия Запад-Восток искусственна, навязывается самовлюблённым Западом для обеднения дискурса и создания иллюзии отсутствия выбора. И Восток на самом деле не один, и Север никто не отменял - S]. В Индии, например, в Марокко, в Израиле – бальзаковский возраст у них отсутствует. Бальзаковский? Нет, не слышали! И если речь идёт о женской зрелости, то это всегда будет восхищение и поклонение, вплоть до коленопреклонения перед материнством. Потому что не существует женственности без материнства. И это высшая стадия развития женщины. И переход из возрастной категории «девушка» к роли «мать» звучит как триумф жизненной целесообразности. Мать – наше всё. Мать, а вовсе не невеста, не секс-подруга, не девочка – центр вселенной, а мать – царица любого дома, семейного клана...

Рассмотрев поближе подобную модель мира, европейки бы удивились и, возможно, променяли бы свою совершенно недостижимую вечную молодость, требующую суровой диеты и кровавого пота на тренажёрах, на роль локальной царицы, не требующую, в сущности, ничего, кроме любви. К себе и к своим близким. Европейская молодость и краса устремлены наружу, вовне, навынос [как и любая торговля, ведь Запад нация торговая - S]. Восточная привлекательность – только внутрь, для дома, для семьи. А уж выглядишь ты на свои естественные тридцать или пятьдесят, в настоящей семье не замечают, детям это и вовсе невдомёк. Их мама всегда прекрасна, поскольку она – сама любовь.