Прибавочная стоимость как подмена понятий

    Понимаю, что невозможно, но хочется прекратить бессмысленные споры. Или хотя бы направить их в другое, более конструктивное русло. Этот текст спровоцирован статьёй Александра Рабина "Прибавочная стоимость как она есть" https://aftershock.news/?q=node/959091&page=2&comment_requested_thread=0...

Само название на русском языке коренной части марксистской теории – «Трудовая теория стоимости» вызывает сомнения.

В оригинале, для обозначения того, что в русском языке обозначается как "потребительная стоимость", Маркс использовалал термин «Gebrauchswert», а того, что принято на русском называть "стоимостью»  слово" “das Wert”  с поясняющими теминами «Wertsubstanz» и «Wertgröße». Но слово «das Wert» в переводе на русский означает ценность, а поясняющие слова переводятся, соответственно, как «ценностная субстанция» и «ценностная величина».

В английских переводах в данном контексте также используются именно термины  «use-value» и просто «value», что на русский переводилось бы в норме именно как «потребительская ценность» и «ценность».

Между тем, между словами  «ценность» и «стоимость»  в русском языке имеется качественная разница.
«Ценность», в соответствии с Философским словарем, есть «термин, используемый для указания на человеческое, социальное и культурное значение определенных объектов и явлений, отсылающий к миру должного, целевого, смысловому основанию».

Напротив, «стоимость» в русском языке, по существу, является синонимом слова «цена». Так, типичные словосочетания с употреблением слова «стоимость» в русском языке: «стоимость доставки», «расчет стоимости используемых ресурсов», и т.д.  Но русское слово цена в переводе на английский звучало бы как «price», а не «value», а в немецком как «der Preis», а не «das Wert».

Тут есть о чем задуматься. Очевидно, что столь разные смысловые акценты, генерируют совершенно разные ассоциативные поля и навязывают существенно разные взгляды на природу вещей.

Одно дело ценность, как социальный феномен, другое - цена, как сумма денег, которую покупатель готов заплатить за вещь или услугу, или, в более абстрактной форме, как «коэффициент обмена» одного товара или услуги на другой товар или услугу.

Эта незначительная, почти схоластическая, на первый взгляд,  разница имеет важные следствия.

С точки зрения тех, кто желает видеть в «das Wert» только цену, а не социальный феномен, нет разницы между украденным и добросовестно изготовленным продуктом. Цена на украденный продукт формируется точно так же, как и на добросовестно изготовленный аналогичный продукт: сами по себе эти продукты неразличимы, их потребительские ценности одинаковы.

Сторонники этого подхода, который можно охарактеризовать как «экономикс», по существу, заявляют: нам, для нужд практической экономики, важно уметь рассчитывать цену, а вопрос о том, кто и на каком основании присваивает выручку, нас не интересует – это не экономический вопрос. Иными словами,  «деньги не пахнут» и кто их хозяин, для экономики значения не имеет.

Напротив, если «das Wert»  - это ценность, то есть социальный феномен, фокус анализа меняется и социальная природа «das Wert» -ценности выходит на первый план: цена-ценой, но кто и на каком основании присваивает выручку? – Это вопрос, выходящий за рамки бухгалтерии и это уже не «экономикс», а  «политэкономия».

Вся постмарксистская западная экономическая мысль нацелена на то, чтобы отмахнуться от такой постановки вопроса, загнать вопрос «под ковер», тем или иным способом заболтать.

Между тем,  обращаясь к чтению Маркса на немецком или английском языках, трудно не согласиться, что адекватным переводом обсуждаемых марксовых терминов на русский язык будет именно термин «ценность», а не «стоимость», которая заставляет думать скорее о количественных соотношениях, чем о существе дела.

Разница между этими двумя пониманиями марксова термина «das Wert» особенно заметна при обращении к одному из ключевых понятий марксовой политэкономии – стоимости/ценности труда.

Если мы говорим о «стоимости труда», это отсылает нас скорее, к заработной плате, тогда как Маркс со всей очевидностью ведет речь о ценности, то есть, об общественной значимости труда ( в русскоязычных текстах, нарушая лингвистическую логику,  говорят об общественной полезности труда).

Природа главной политэкономической коллизии в том, что количественно цена труда и цена продуктов труда устанавливается на разных рынках, где действуют разные обстоятельства.

Западные экономисты по политическим причинам рассматривают эти рынки, как независимые, тогда как на самом деле они жестко связаны:  по Марксу, рынок труда определяет лишь экономически оправданную, априорную, ценность каждого данного вида труда, тогда как рынок продуктов труда определяет фактическую ценность конкретного труда в соответствии с общественными предпочтениями.

Разница между ценой труда и ценой продукта труда возникает, как мы видим, потому, что реальная экономика, говоря современным языком, является системой с запаздыванием: окончательная оценка общественной ценности труда осуществляется уже после того, как труд совершен.

Но это наблюдение не имеет ни малейшего отношения к тому, кому же принадлежит разница между априорной и апостериорной оценкой общественной ценности конкретного труда? - Ответ на этот вопрос имеет внеэкономический характер.

Трудовая "теория ценности" утверждает, что поскольку рыночная цена продукта труда – есть всего лишь апостериорная оценка общественной ценности труда, без которого данной ценности вообще не существовало бы, рыночная выручка должна принадлежать исключительно тем, кто этот труд осуществил.

Получение дохода без вложенного труда - есть хищение. Получатели нетрудовых доходов - похитители, то есть - воры.

Это короткое утверждение - ключ к марксистскому дискурсу и главный принцип, отличающий содержательную левую идею от любых ее профанаций: Коммунизм - есть мир без воров.

Маркс рассматривает становление меновой ценности в историческом аспекте: изначально обмены, по Марксу, совершаются редко, поэтому говорить о возникновении меновой ценности, как социального явления не приходится. Такую форму меновой ценности Маркс называет простой или отдельной.

Однако, как только один какой-нибудь продукт труда, например скот, начинает обмениваться на другие продукты не в виде исключения, а постоянно, то меновая эквивалентность товаров и услуг обретает социальный смысл. Такую форму меновой ценности, Маркс называет полной, или развернутой.

Если меновая ценность становится полной, какой-либо из объектов может стать эталоном ценности: меновая ценность любого из объектов будет сравниваться с этим эталоном. Такая ценность становится всеобщей.

Тут есть несколько ключевых проблем.

Как мы отмечали, для конкретного человека, субъективно, меновая ценность объекта есть его потребительная ценность исключительно как предмета обмена. Но  потребительная ценность объекта очевидно шире его меновой ценности. Обмен – есть форма взаимодействия как минимум двух субъектов, тогда как отдельно взятый субъект, удовлетворяя свои потребности, может взаимодействовать непосредственно с неживой природой, которая субъектом не является. Поэтому, обмен должен рассматриваться только в качестве одного из возможных способов определения и измерения ценности экономических объектов. Так, например, иная форма – это присвоение природы в самом широком смысле.

Возникает  вопрос: «В каком соотношении между собой находятся ценности, определяемые разными способами?» - Ответ Маркса на этот вопрос состоит в следующем: меновая ценность носит общественный  и, следовательно, не зависящий от сознания отдельного субъекта объективный характер и, таким образом, является объективной мерой ценности объектов вообще. (Чрезвычайно важно все время подчеркивать, что экономическими объектами являются не только (как часто думают) материальные предметы, но и вообще все, что обладает меновой стоимостью, например, услуги и, таким образом, труд как таковой.)

Еще одна проблема, связанная с обменом товарами и услугам состоит в том, что нужно ответить на вопрос: почему вообще данные субъекты - участники обмена - имеют право обмениваться данными объектами? –Этот вопрос выводит нас на крайне сложную и ключевую для политэкономии проблему права собственности.

Третья проблема, ключевая для марксизма – это вопрос о происхождении ценности экономических объектов.

Ответ марксизма состоит в следующем: меновой ценностью становятся объекты, созданные трудом человека не для личного потребления, а для обмена. Поэтому источником меновой ценности является человеческий труд. Почему не природа? Потому что, прежде чем обмениваться, человек должен как минимум присвоить природные явления – то есть совершить некое действие, потрудиться, а уже потом обмениваться продуктами труда.

Это позиция – одно из наиболее  часто критикуемых буржуазными философами положений марксизма. Это естественно: если источником меновой ценности прямо или косвенно является труд, то присвоение меновых ценностей не по труду является грабежом того, кто труд практически совершил.

Обычный способ «опровержения» утверждения  Маркса о трудовой природе меновой ценности состоит в том, что «ценность» идентифицируется с «ценой», затем рассматриваются механизмы формирования цены... и этим ограничиваются, вопрос о происхождении самой меновой ценности оставляя вне рамок анализа. Разумеется, такой «локальный» подход, игнорирующий происхождение меновой ценности как таковой – это  упрощение, имеющее целью скрыть механизмы обмана тех, кто эти ценности произвел.

Перечисленные три вопроса, абсолютно принципиальны и должны быть внимательно обдуманы и проанализированы.

По существу, сегодня поставлены только первые вопросы, на которые человечеству предстоит еще найти ответы: Возможен ли вообще справедливый строй, где нет эксплуатации человек – человеком? – Если возможен, то как преодолеть сопротивление воровской, эксплуататорской, элиты  его становлению? – Будет ли этот мир устойчив и не самоуничтожится ли в результате самозарождения эксплуататоров? Как обходиться с ограниченностью мировых ресурсов? – И т.д. Истинный, научный, неомарксизм, которого еще, по существу, нет, но который непременно возникнет, будет композитной наукой, интегрирующей многие отрасли знания: естественные науки, географию, экологию, социологию, культурологию, психологию человека и даже футурологию, ибо практическое решение задачи о построении справедливого общества не может не учитывать таких естественных факторов, как ограниченность природных ресурсов, особенности размещения человека, его психологические доминанты, особенности технологического прогресса и многое другое. Это будет позитивная наука, заменяющая псевдо-философскую, «франкфуртскую» болтовню количественными моделями и полевой работой.