Danil Burygin

18 февраля 2016

Политические термины нельзя назвать идеологически нейтральными, они, напротив, чаще всего являются инструментом актуальной политической борьбы или выражением существующей в обществе системы властных отношений. T&P изучили работы крупнейших современных исследователей политической истории, чтобы выяснить, что те или иные термины означали в разное время и что за ними стоит сейчас.

 

 

Слово «патриот» происходит от римского patriota («соотечественник), которое, в свою очередь, происходит от греческого πατρίς («отечество»).

С 1720-х годов в английской политической риторике появляется термин «патриотизм», который с самого начала связывался с «общим благом», но вместе с тем имел характер оппозиционности по отношению к правительству. На протяжении второй половины XVIII века радикалы и консерваторы в британском парламенте боролись за право использовать патриотическую риторику. Политический контекст понятия «патриот» постоянно меняляся на протяжении всего XVIII столетия, а вместе с ним и значение термина. Так в программной статье британского консерватизма «The Patriot» 1774 года литературный критик и публицист Сэмюэл Джонсон выступает с резкой критикой патриотов.

Хью Каннингэм подробно разбирает смысловые скачки, которые претерпевало понятие «патриот» в Англии в XVIII веке. В 1725 году внутри партии Вигов возникает оппозиционная группа, назвавшая себя Патриотической партией, которая впоследствии объединила некоторое число депутатов из обеих партий — Либеральной и Консервативной. Ее деятельность была направлена против коррумпированного главы правительства, неофициально названного первым премьер-министром, Роберта Уолпола. Представители внефракционной партии называли себя «патриотами», чтобы показать, что они заботились об общем благе, пытаясь, таким образом, легитимировать свою оппозиционность.

Аргументом в пользу оппозиционеров служило большое количество придворных ставленников в парламенте, которые, по их мнению, угрожали свободам граждан страны, перенося власть из парламента в министерства. Идеологию партии в 1720-30-х годах философ и государственный деятель Генри Сент-Джон Болингброк в ряде публицистических работ, в частности, в послании «The Patriot King», адресованном Принцу Уэльскому.

«Любовь к отечеству» была одним из ключевых понятий для мыслителей Просвещения. Философы противопоставляли верность стране верности церкви или монарху»

Как отмечает Каннингэм, идея Болингброка, которая идет от древнегреческих представлений о всеобщем благе, усвоенных через труды Макиавелли, состоит в том, что избежать деградации и коррупции можно только путем сохранения баланса между демократией, аристократией и тиранией (в британском контексте — между королем, Палатой лордов и Палатой общин). Особенную роль должен был играть король, потому что он стоит над партиями, а также является гарантом процветания страны, поддерживая коммерческое сословие. Болингброк был известным консерватором и якобитом, однако многие его идеи впоследствии повлияли на мыслителей просвещения и идеологов Американской революции. Он выступал за существование систематической оппозиции правительству во избежание придворной олигархии. Патриотическая партия боролась с тиранией, поэтому с понятием «патриот» начинают ассоциироваться оппозиционность по отношению к правительству, ко двору, а также к монарху, который наступает на гражданские свободы. Впоследствии именно эта идея патриотизма использовалась американскими колонистами в борьбе за независимость.

«Любовь к отечеству» была одним из ключевых понятий для мыслителей Просвещения. Философы противопоставляли верность стране верности церкви или монарху. Они считали, что клерикалы не должны преподавать в публичных школах, потому что их «отечество» находится на небесах. Еще в XVII веке Жан де Лабрюэр писал, что не бывает отечества с деспотизмом. Эту мысль продолжил в знаменитой Энциклопедии 1765 года Луи де Жокур. Отечество не может сочетаться с деспотизмом, потому что в основе нравственного блага лежит любовь к отечеству. Благодаря этому чувству гражданин предпочитает всеобщее благо личному интересу. При условии свободного от тирании государства гражданин чувствует себя частью содружества равноправных соотечественников.

Патриотизм рассматривался философами, в основном, как одна из благодетелей. Монтескье в «Духе законов» писал, что всеобщее благо основывается на любви к закону и любви к отечеству. В предисловии к «Духу законов» в 1757 он вносит ясность: любовь к отечеству — это любовь к равенству, то есть не христианская и не нравственная добродетель, а политическая. В то время как двигателем монархии является честь, двигателем республики является политическая (гражданская) благодетель.

В издании 1775 года Джонсон добавил к дефиниции патриота в словаре новый контекст: «Ироническое прозвище того, кто стремится сеять раздор внутри парламента»

В 1774 году Сэмюэл Джонсон опубликовал эссе «The Patriot», в котором он описывает и критикует расхожие для того времени представления о том, кто такой патриот. Первая черта, которую он выделяет, это оппозиция двору. Также патриот часто выражает свою любовь к народу как единому гомогенному сообществу, что, по мнению Джонсона, неправильно, так как существует гетерогенная масса из богатых и бедных, привилегированных и низших сословий, и нужно ясно понимать, к какой части народа патриот обращается. Если он обращается не к высшим сословиям, которые обязаны регулировать низшие, а напрямую к бедным и непросвещенным, которых легко обмануть, то такой патриотизм нельзя назвать любовью к своей стране. Патриот печется о правах и постоянно напоминает народу о праве защиты от посягательств на то, что им по праву принадлежит. Джонсон осуждает расточительные обещания прав и свобод в угоду сиюминутным политическим целям — например, чтобы пройти в парламент. Настоящий патриот понимает, что нельзя безоговорочно подчиняться воле избирателя, потому что мнение толпы изменчиво.

Статья Джонсона была написана перед выборами в Парламент 1774 года. Из статьи видно, что рассуждения Джонсона не имеют абстрактно-теоретический характер, а прямо связаны с актуальным политическим контекстом. Джонсон упоминает в тексте радикала Джона Уилкса, выступавшего с резкой критикой правительства и Георга III, а также боровшегося за более демократичное представительство в Парламенте. В 1774 году начинаются первые попытки американских колонистов борьбы за независимость. Уилкс выступал за независимость Американских колоний, о чем упоминается и в тексте Джонсона, который отзывается презрительно о патриотах, ставящих под сомнение власть государства над территорией.

Таким образом, к 1770-м в Англии годам формируется новая коннотация концепта «патриот». Патриот — политический деятель или журналист, борющийся за демократические реформы, выступающий против тирании монарха и за независимость Американских колоний. Важная роль здесь принадлежит Джону Уилксу, который в своей политической борьбе активно использовал риторику «любви к отечеству» и оправдывал демократические преобразования древней либеральной традицией в Англии.

Джонсон все же пытается «очистить» значение термина «патриот» от нежелательных ассоциаций с радикалами, отмечая, что существуют все же «истинные патриоты». Уже в 1775 году, после победы Уилкса в выборах, Джонсон делает свое знаменитое изречение, возможно, самое известное англоязычное высказывание о патриотизме: «Патриотизм — последнее прибежище негодяя». Под негодяем подразумевался Джон Уилкс и его сторонники. Сам Джонсон был наиболее известен в качестве составителя «Словаря английского языка». В издании 1775 года он добавил к дефиниции патриота в словаре новый контекст: «Ироническое прозвище того, кто стремится сеять раздор внутри парламента». К 1775 году консерваторы проиграли лингвистическую войну радикальным либералам, им проще было отказаться от этого понятия вовсе. Сторонник реформ Джон Картрайт писал в 1782 году, что по-настоящему патриотом должен считаться не тот, кто противостоит испорченному министерству, а тот, кто стремится к восстановлению поруганных прав и радикальному преобразованию государственной системы, после которого будет ликвидирована тирания Георга III.

В начале 1790-х годов радикальная газета «The Patriot» выступает против деспотического произвола королевской власти. Если тирания угрожает свободам граждан, то свободные англичане должны встать в оппозицию под знаменем той либеральной традиции, которая была присуща Английскому государству с глубокой древности. По всей стране появляются «патриотические общества» и «патриотические клубы», выступающие против наступления на права и свободы. Во время борьбы американских колонистов за независимость, радикальная патриотическая риторика использовалась в борьбе с британским монархом. Идеологи движения за независимость и отцы-основатели США называли себя «патриотами».

Во время Великой французской революции патриотическая риторика была одним из ключевых инструментов политической пропаганды. Один из самых известных лозунгов революции — «Отечество в опасности!»

Современный ученый Питер Кэмпбелл различает идеологию и риторику. Идеология — это набор принципов, способных мотивировать людей на какие-либо действия. Риторика — это стратегия построения речи, направленная на достижение нужных целей. По мнению Кэмпбелла, патриотизм 1750-1760-х годов еще не оформился в качестве идеологии оппозиции во Франции, поэтому патриотами могли называться люди с диаметрально противоположными взглядами на государственное устройство. К 1770-м годам становится очевидно, что античный республиканский идеал, когда представительская власть находится в руках привилегированного сословия, невозможен. Во время Великой французской революции патриотическая риторика была одним из ключевых инструментов политической пропаганды (один из самых известных лозунгов революции — «Отечество в опасности!»). «Любовь к отечеству» интерпретировалась как борьба за внесословную нацию с равными правами. В 1892 году был сформирован парижский батальон «патриотов 1789 года». В доказательство разницы в политической риторике Франции до революции и после, Кэмпбелл приводит пример из аббата де Вери: после революции уже нельзя было сказать «служу королю» — говорили «служу государству».

На протяжении двадцати двух лет войны с Францией, с 1793-го по 1815-й, либеральный патриотический язык активно использовался официальной английской пропагандой для достижения нужных задач. После прихода к власти Наполеона английское правительство призывало общество защищать свободу нации (нацию свободных людей), которой угрожает самовольный тиран (слово, особенно неприятное для английского слуха). Таким образом, правительство одновременно играло на связи либерализма с патриотизмом и, в то же время, старалось привить лоялистское употребление этого термина, когда быть патриотом означало защищать государство перед лицом захватчика. Страх перед иностранным захватчиком становится важным средством аккумуляции официального патриотического языка. Главный итог военных лет — сдвиг в сторону лоялисткого употребления слова «патриотизм» в Англии.

М. Одесский и Д. Фельдман отмечают, что вплоть до конца XVIII века термин «патриот» не был обиходным в России. Его потребление маркировало знакомство с просветительской литературой. Однако в царствование Павла I этот термин уже стараются избегать из-за ассоциаций с якобинским террором времени Французской революции. Для декабристов патриотизм был не только частью революционной риторики, но и частью националистического дискурса. Другими словами, осуждалось как верноподданство в противоположность служению отечеству, так и предательство придворной элиты по отношению к национальной самобытности русской культуры.

При Николае I, пишут М. Одесский и Д. Фельдман, концепт «патриотизм» с помощью теории официальной народности приравнивается к концепту верноподданства. Служить отечеству означало служить государю-самодержцу. Либеральной политической мысли Европы противопоставлялась национальная самобытность России, выраженная через понятие «народность». Устаревшая к тому времени в европейском контексте религиозная концепция власти, оправдывающая абсолютизм, получает новое оправдание в «истинной вере» — православии. Идеология официального патриотизма скоро начинает вызывать отторжение у интеллектуальной элиты российского общества. Для характеристики поверхностного, показного восхваления национальной самобытности придумывается термин «квасной патриотизм». Понятие «патриотизм» практически полностью теряет либеральные и революционные коннотации и становится негативно окрашенным для либеральных интеллектуалов.

Появление термина «интеллигенция», по мнению М.П. Одесского и Д.М. Фельдмана, с самого начала связывалось с оппозиционностью официальному патриотизму»

Каннингэм считает, что вопреки распространенному мнению патриотизм в радикально-демократическом понимании продолжал существовать в языке и в XIX веке. Еще один контекст этого понятия приходит в 1830-е годы во время чарстистского движения рабочего класса. Теперь радикалы считают истинными патриотами тех, кто выступает против социального рабства. В центре этого контекста — фундаментальная идея того, что после английской индустриальной революции парламент перестал говорить от лица народа и, следовательно, представлять его интересы, как это было завещано в конституции. Однако и этот контекст быстро ушел из политического языка радикалов Великобритании, и со второй половины 1840-х годов патриотизм все меньше связывается с оппозицией правительству.

Во Франции, однако, ситуация была другая, так как революционные традиции и революционная риторика там постоянно актуализировались на протяжении XIX века. Так в 1868 году Гюстав Флобер пишет Жорж Санд: «Патриоты не простят мне этой книги, равно как и реакционеры!». В 1871 году, во время Парижской коммуны, он писал своей племяннице Каролине: «Коммунар и коммунист Кордом в одиночке. Его жена хлопочет об его освобождении и обещает, что он эмигрирует в Америку. Третьего дня взяли также и других патриотов».

С 1870-х годов патриотизм в Великобритании резко переходит на сторону правоконсервативной империалистической риторики. Одной из самых важных характеристик демократического патриотического дискурса был его интернационализм — патриоты разных стран считали друг друга единомышленниками в борьбе против реакционной деспотической власти. Во второй половине XIX века патриотизм радикалов воплотился в интернациональном рабочем движении, а также в поддержке Севера в Гражданской войне США. В то же время патриотизм радикалов переместил фокус с внутренней политики на внешнюю.

В 1877-78-х годах в британской политической риторике появляется совершенно новая разновидность патриотизма — «джингоизм». Название происходит от одной из патриотических песен тех лет, распеваемых в лондонских пабах, с негативными высказываниями о России. Ключевым моментом здесь послужил так называемый «Восточный вопрос»: стоит ли поддержать Оттоманскую империю ради национальных интересов в ущерб интересам Российской империи. Джингоизм с самого начала связывался с так называемой «консервативной русофобией» (существовала и «левая русофобия», характеризовавшаяся беспокойством по поводу реакционной политики Российской империи).

Усилиями организации Worksmen’s Peace Association и Peace Society удалось предотвратить военное вмешательство Великобритании. Тем не менее волна джингоизма на некоторое время захватила публичную политику Великобритании, вызвав беспокойство в либеральных и демократических кругах. Патриотизм теперь ассоциировался с милитаристской политикой, осуществляемой премьер-министром Бенджамином Дизраэли, а либералы и социалисты потерпели поражение в борьбе за патриотическую риторику. С этого времени — не только в Англии — утверждается консервативный патриотизм, ставший важным инструментом империалистической политики.

В России в эпоху Александра III негативная окраска термина «патриотизм» только усиливается. Появление термина «интеллигенция», по мнению М.П. Одесского и Д.М. Фельдмана, с самого начала связывалось с оппозиционностью официальному патриотизму. Иронически именуемый либеральной интеллигенцией «казенным патриотизмом», этот вид патриотизма с последней трети XIX века означал крайне агрессивную, ксенофобскую риторику, направленную против любого инакомыслия. Если правительство притесняло враждебные группы с помощью законодательства и репрессий, финансируемая правительством «патриотическая» интеллигенция выступала с крайне агрессивной риторикой в печати. Так законодательно закрепленное конфессиональное неравенство, главным образом, по отношению к российским евреям, в среде «казенных патриотов» выливалось в агрессивный антисемитизм, инициирующий погромы.

Термин «патриотизм» в контексте советской журналистики 1970-80-х годов обретает ярко выраженную шовинистическую, этнонационалистическую окраску

М.П. Одесский и Д.М. Фельдман также подробно рассматривают идеологему «патриот» в истории Советского государства. Во время Гражданской войны большевистской пропагандой использовался видоизмененный лозунг Великой французской революции: «Социалистическое отечество в опасности!». Прибавка слова «социалистическое» означала скрытый риторический маневр: рожденное Октябрьской революцией «отечество» мирового социалистического движения находится в прямой опасности военной интервенции. Так соединялись консервативное и леворадикальное понятия о патриотизме.

В 1930-е годы вместе с концепцией «построения социализма в отдельно взятой стране» такое соединение национального и интернационального только усиливается. Кульминация этой идеологической конструкции стала национализация сталинской политики в послевоенный период. 24 мая 1945 года Сталин объявляет о «руководящей роли» русского народа в СССР. Таким образом, Советское государство вернулось к концепции консервативного патриотизма эпохи дореволюционной России с ярко выраженными чертами этнического национализма и агрессивной милитаристской риторикой. Именно это имеет в виду Джордж Оруэлл, который в известном эссе «Заметки о национализме» современную форму национализма называет «коммунизмом», сравнивая его с британским «джингоизмом» XIX века. В том смысле, в котором «русофилы» и «попутчики» считают СССР родиной всех социалистов и, следовательно, должны безоговорочно поддерживать любые внешнеполитические шаги Советского Союза, чего бы они ни стоили другим государствам.

В среде советской интеллигенции эпохи «оттепели» прослеживается возвращение либерального патриотического дискурса XIX века. Вновь возникает противопоставление «верноподданнической» модели патриотизма и идеи служения отечеству, а не государству. Когда эпоха «оттепели» сменилась эпохой «застоя», интеллигенция развилась два лагеря: «национально-патриотический» и «либеральный». Их противостояние резко усилилось в эпоху «перестройки».

Термин «патриотизм» в контексте советской журналистики 1970-80-х годов обретает ярко выраженную шовинистическую, этнонационалистическую окраску. В то же время М.П. Одесский и Д.М .Фельдман отмечают, что «верноподданнические» и ксенофобские традиции, которые высмеивались либеральной интеллигенцией эпохи «перестройки», были отнюдь не очевидны, а большинством термин патриотизм воспринимался в первую очередь с точки зрения любви к отечеству и готовности защищать свою страну перед иностранным захватчиком. Подобно тому, как когда-то радикальная оппозиция в Англии проиграла консерватизму борьбу за использование патриотической риторики, перестроечная либеральная интеллигенция проиграла самостоятельно отказалась от другого патриотического дискурса, употребляя термин «патриотизм» в самом знакомом ей значении — шовинистическом.