О психологии свободомыслия (перечитывая «Крыжовник» Чехова)

 

В связи с протестными настроениями, не теряющими своей  популярности  среди "неравнодушных" граждан, хочу поделиться своей интерпретацией рассказа Чехова "Крыжовник" и критикой взглядов его главного героя.

 

«Еще с раннего утра всё небо обложили дождевые тучи; было тихо, не жарко и скучно, как бывает в серые пасмурные дни, когда над полем давно уже нависли тучи, ждешь дождя, а его нет.»

- Уже довольно давно есть предчувствие некоего неблагополучия, которое зреет в душах и должно бы, так или иначе, разрешиться, но этого не происходит.

«Ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин уже утомились идти, и поле представлялось им бесконечным.» … «Теперь, в тихую погоду, когда вся природа казалась кроткой и задумчивой, Иван Иваныч и Буркин были проникнуты любовью к этому полю и оба думали о том, как велика, как прекрасна эта страна.»

 - Некоторым людям (небольшой группе интеллигенции) жизнь представляется тяжёлой ношей и, в тоже время, они дорожат ею, любят её (и не готовы с ней расстаться, вынужденные страдать, но терпеть).

«Мельница работала, заглушая шум дождя; плотина дрожала. Тут около телег стояли мокрые лошади, понурив головы, и ходили люди, накрывшись мешками. Было сыро, грязно, неуютно, и вид у плеса был холодный, злой. Иван Иваныч и Буркин испытывали уже чувство мокроты, нечистоты, неудобства во всем теле, ноги отяжелели от грязи, и когда, пройдя плотину, они поднимались к господским амбарам, то молчали, точно сердились друг на друга.»

- Что конкретно раздражает в жизни подобного рода интеллигентов? – Главным образом, чувство личного телесного дискомфорта (мокроты, нечистоты, неудобства во всем теле, ноги отяжелели от грязи). Именно поэтому, им казалось («было») сыро, грязно, неуютно, и вид у плеса был холодный, злой и они молчали, точно сердились друг на друга.

«Алехин, мужчина лет сорока, высокий, полный, с длинными волосами, похожий больше на профессора или художника, чем на помещика. На нем была белая, давно не мытая рубаха с веревочным пояском, вместо брюк кальсоны, и на сапогах тоже налипли грязь и солома. Нос и глаза были черны от пыли.»  … «Дом был большой, двухэтажный. Алехин жил внизу, в двух комнатах со сводами и с маленькими окнами, где когда-то жили приказчики; тут была обстановка простая, и пахло ржаным хлебом, дешевою водкой и сбруей. Наверху же, в парадных комнатах, он бывал редко, только когда приезжали гости.»  … «Он сел на ступеньке и намылил свои длинные волосы и шею, и вода около него стала коричневой.

— Да, признаюсь... — проговорил Иван Иваныч значительно, глядя на его голову.

— Давно я уже не мылся... — повторил Алехин конфузливо и еще раз намылился, и вода около него стала темно-синей, как чернила.»

- Очевидно, что простецкие условия быта Алёхина и связанный с ним личный дискомфорт не по вкусу части социально-близких ему граждан…

«…Иван Иваныч приступил к рассказу, и казалось, что его слушали не один только Буркин и Алехин, но также старые и молодые дамы и военные, спокойно и строго глядевшие из золотых рам.»

- Проблема, волнующая Иван Иваныча (= простого русского интеллигента – Иваныча, а не Ивановича «занародника»), как будто-бы, близка многим людям (на деле только праздным и тщеславным, вроде барышень и военных). 

«…детство мы провели в деревне на воле. Мы, всё равно как крестьянские дети, дни и ночи проводили в поле, в лесу, стерегли лошадей, драли лыко, ловили рыбу, и прочее тому подобное... А вы знаете, кто хоть раз в жизни поймал ерша или видел осенью перелетных дроздов, как они в ясные, прохладные дни носятся стаями над деревней, тот уже не городской житель, и его до самой смерти будет потягивать на волю.»

- В каждом человеке чувство вольности тлеет в душе, как переживание детских лет, проведённых беззаботно, на воле.

«Мой брат тосковал в казенной палате. Годы проходили, а он всё сидел на одном месте, писал всё те же бумаги и думал всё об одном и том же, как бы в деревню. И эта тоска у него мало-помалу вылилась в определенное желание, в мечту купить себе маленькую усадебку где-нибудь на берегу реки или озера.»

- Часть ностальгирующих по воле интеллигентов (братьев) остаются недовольны государственной службой, служением народу из-за неудовлетворённого тщеславия («Годы проходили, а он всё сидел на одном месте, писал всё те же бумаги…) и, как следствие, у них («маленьких» и «обиженных» человеков) возникает желание стать независимыми от всех (не ценящих их заслуг) и уединиться в стране-имении собственной мечты – в стране благоденствия и личной свободы.

«… но этому желанию запереть себя на всю жизнь в собственную усадьбу я никогда не сочувствовал. Принято говорить, что человеку нужно только три аршина земли. Но ведь три аршина нужны трупу, а не человеку. И говорят также теперь, что если наша интеллигенция имеет тяготение к земле и стремится в усадьбы, то это хорошо. Но ведь эти усадьбы те же три аршина земли. Уходить из города, от борьбы, от житейского шума, уходить и прятаться у себя в усадьбе — это не жизнь, это эгоизм, лень, это своего рода монашество, но монашество без подвига. Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа.»

 - Другая часть вольнодумной интеллигенции – самая простая, «Иван Иванычи», боится лишиться комфорта и лёгкости городской жизни, оправдывая свой страх сблизиться с народом – с его условиями жизни, высокоидейными соображениями: трусостью изменников (уход от борьбы, от житейского шума, -видимо, от идеологических дебатов, соревнования в уме, - как это кажется некоторым), их эгоизмом (мы ж все ЗАНАРОД, а они только за себя). Особо удивляет и озадачивает обвинение в лености и в избегании героических деяний…

«Брат мой Николай, сидя у себя в канцелярии, мечтал о том, как он будет есть свои собственные щи, от которых идет такой вкусный запах по всему двору, есть на зеленой травке, спать на солнышке, сидеть по целым часам за воротами на лавочке и глядеть на поле и лес» … «И рисовались у него в голове дорожки в саду, цветы, фрукты, скворечни, караси в прудах и, знаете, всякая эта штука. Эти воображаемые картины были различны, смотря по объявлениям, которые попадались ему, но почему-то в каждой из них непременно был крыжовник. Ни одной усадьбы, ни одного поэтического угла он не мог себе представить без того, чтобы там не было крыжовника.

— Деревенская жизнь имеет свои удобства, — говорил он, бывало. — Сидишь на балконе, пьешь чай, а на пруде твои уточки плавают, пахнет так хорошо и... и крыжовник растет.»

- «Иван Иванычам» благоденствие в вольной стране, подобной стране их идеологических оппонентов («Николай Иванычей), удовлетворяющихся плодами собственного труда (есть свои собственные щи) в свое родной с детства стране (есть на зеленой травке, спать на солнышке, сидеть по целым часам за воротами на лавочке и глядеть на поле и лес) не укладывается в их представление о счастье. В чём счастье (русская мечта) недоумевают они – в крыжовнике? Но, что они подразумевают под крыжовником? Я думаю, что «крыжовник» в представлении «Иван Иванычей» – это символ самовластия по-западному (английскому) образцу.

  В Россию крыжовник попал из Англии и именно в Англии ему больше всего уделяли и уделяют внимание. В Англии колючими кустами начали пристально заниматься в период правления Генриха VIII. Король-многоженец любил крыжовник ничуть не меньше, чем женщин, и приветствовал его распространение в британских садах. Там и сортов выведено множество, и распространен он повсеместно. Особенно славится графство Ланкашир. Название этого английского города сохранилось в названиях сортов: Ланкаширец, Ланкаширская девушка, Ланкаширский парень. Также есть мнение, в что середине 19 столетия крыжовник стал символом среднего класса.

Четно признаться, лично меня вполне устраивает «крыжовниковое счастье» и мне оно не кажется каким-то мелким, в смысле недостойным человека. Какого масштаба Человек – такое у него и счастье. Нельзя осуждать человека за то, что он радуется или счастлив – это естественное жизненное состояние его души, такое же, как печаль или горе. По большому счёту, человек может быть счастлив только в любви. В случае с Николаем Ивановичем, любовью можно считать только любовь к клубнике крыжовнику. Он его лелеет, взращивает и тот благодарно отвечает ему своим существованием (Николай Иванович этого хотел – чтобы он рос у него в усадьбе, может, просто потому, что это модно, престижно, красиво… - любо) и плодами-ягодами – общими результатом ИХ (крыжовника и Николая Ивановича) совместной жизненной деятельности, смыслом ИХ жизни. В жизни отдельного человека нет никакого смысла, ни радости, ни счастья. Вместо радости – зависть, злорадство, безумие; вместо счастья – депрессия, озлобленность и психоз. Страсть к накоплению денег нельзя назвать любовью – нет «взаимности». Деньги не «хотят» лежать – они «хотят» быть товаром.

 

Дополнение:

«проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей;» (Бытие 3:17) - Это божественное проклятие выразилось в оскудении производительной силы земли. (толкование Лопухина) Я бы сказал, не земли, а страны, государства.

«терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб,» (Бытие 3:18-19) – Этим божественным приговором все земное существование человека как бы превращается в сплошной трудовой подвиг… (толкование Лопухина) Я бы добавил, - по окультуриванию земли, своей страны.

 

«Жил он скупо: недоедал, недопивал, одевался бог знает как, словно нищий, и всё копил и клал в банк. Страшно жадничал.» … «Потом, слышу, женился. Всё с той же целью, чтобы купить себе усадьбу с крыжовником, он женился на старой, некрасивой вдове, без всякого чувства, а только потому, что у нее водились деньжонки. Он и с ней тоже жил скупо, держал ее впроголодь, а деньги ее положил в банк на свое имя. Раньше она была за почтмейстером и привыкла у него к пирогам и к наливкам, а у второго мужа и хлеба черного не видала вдоволь; стала чахнуть от такой жизни да года через три взяла и отдала богу душу. И конечно брат мой ни одной минуты не подумал, что он виноват в ее смерти. Деньги, как водка, делают человека чудаком.»

- Крыжовниковое счастье сопряжено с накоплением денежных средств, временным изъятием их из торгового оборота, что препятствует удовлетворению привычных потребностей некоторых категорий граждан, например, иждивенцев, привыкших к «пирогам и наливкам».                                                                По поводу же «цели и мечты» моё мнение в этом конкретном случае таково, что цель у Николая Ивановича – это его воплощённая, достигнутая мечта; вольность или своеволие, собственное имение – условие осуществления мечты, а деньги – средство её осуществления.

«Иду к дому, а навстречу мне рыжая собака, толстая, похожая на свинью. Хочется ей лаять, да лень. Вышла из кухни кухарка, голоногая, толстая, тоже похожая на свинью, и сказала, что барин отдыхает после обеда. Вхожу к брату, он сидит в постели, колени покрыты одеялом; постарел, располнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед, — того и гляди, хрюкнет в одеяло.» … «— Ну, как ты тут поживаешь? — спросил я.

— Да ничего, слава богу, живу хорошо.

Это уж был не прежний робкий бедняга-чиновник, а настоящий помещик, барин. Он уж обжился тут, привык и вошел во вкус; кушал много, в бане мылся, полнел, уже судился с обществом и с обоими заводами и очень обижался, когда мужики не называли его «ваше высокоблагородие». И о душе своей заботился солидно, по-барски, и добрые дела творил не просто, а с важностью. А какие добрые дела? Лечил мужиков от всех болезней содой и касторкой и в день своих именин служил среди деревни благодарственный молебен, а потом ставил полведра, думал, что так нужно. Ах, эти ужасные полведра! Сегодня толстый помещик тащит мужиков к земскому начальнику за потраву, а завтра, в торжественный день, ставит им полведра, а они пьют и кричат ура, и пьяные кланяются ему в ноги.»

- По-моему, ирония тут вызвана отчасти завистью, потому, цель то достигнута! Есть удовлетворение жизнью (слава богу, живу хорошо), материальный достаток (даже кухарка и собака толстые, как свиньи), возросшее чувство ответственности, собственного достоинства (судился с обществом и с обоими заводами; лечил мужиков) и душевным спокойствием, хотя и не искренним, а больше показным (о душе своей заботился солидно; мужики любят…). Другая причина иронии над счастьем брата в том, что его самовластие больше похоже на самодурство.

«Перемена жизни к лучшему, сытость, праздность развивают в русском человеке самомнение, самое наглое. Николай Иваныч, который когда-то в казенной палате боялся даже для себя лично иметь собственные взгляды, теперь говорил одни только истины, и таким тоном, точно министр: «Образование необходимо, но для народа оно преждевременно», «телесные наказания вообще вредны, но в некоторых случаях они полезны и незаменимы».

— Я знаю народ и умею с ним обращаться, — говорил он. — Меня народ любит. Стоит мне только пальцем шевельнуть, и для меня народ сделает всё, что захочу.

И всё это, заметьте, говорилось с умной, доброю улыбкой. Он раз двадцать повторил: «мы, дворяне», «я, как дворянин»; очевидно, уже не помнил, что дед наш был мужик, а отец — солдат.»

- Продолжение скулежа «Иван Иванычей», ущемлённых в своих амбициях: «перемена жизни к лучшему развивают в русском человеке наглое самомнение» (право свободно излагать свою точку зрения!); «он уже не помнил, что дед наш был мужик, а отец — солдат» (отец то был офицер ВС России, который оставил братьям потомственное дворянство и именьишко!).

«Но дело не в нем, а во мне самом. Я хочу вам рассказать, какая перемена произошла во мне в эти немногие часы, пока я был в его усадьбе.» …  Это был не купленный, а свой собственный крыжовник, собранный в первый раз с тех пор, как были посажены кусты. Николай Иваныч засмеялся и минуту глядел на крыжовник, молча, со слезами, — он не мог говорить от волнения, потом положил в рот одну ягоду, поглядел на меня с торжеством ребенка, который наконец получил свою любимую игрушку, и сказал:

— Как вкусно!

И он с жадностью ел и всё повторял:

— Ах, как вкусно! Ты попробуй!

Было жестко и кисло, но, как сказал Пушкин, «тьмы истин нам дороже нас возвышающий обман». Я видел счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно, который достиг цели в жизни, получил то, что хотел, который был доволен своею судьбой, самим собой. К моим мыслям о человеческом счастье всегда почему-то примешивалось что-то грустное, теперь же, при виде счастливого человека, мною овладело тяжелое чувство, близкое к отчаянию.»

- «Иван Иванычи» вынуждены признать очевидный факт, что «Николай Иванычи» обретают счастье и наслаждаются им (И он с жадностью ел и всё повторял: Ах, как вкусно! Ты попробуй!), но это признание настолько неприемлемо, ««жёстко и кисло» для «Иван Иванычей», что их ущемлённое самомнение и зависть, маскирующаяся под грусть, перерастает в тяжёлую психическую болезнь. Диагноз можно было бы поставить по урезанной в устах Иван Иваныча цитате из стихотворения А.С. Пушкина «Герой»:

Когда посредственности хладной,

Завистливой, к соблазну жадной,

Он угождает праздно! — Нет!

Тьмы низких истин мне дороже

Нас возвышающий обман...

Оставь герою сердце! Что же

Он будет без него? Тиран...

Об чём это? – О героизме Наполеона, вдохновлённом, по мнению Пушкина, его презрением к смерти. Уверен, что Пушкин имел в виду не низкую, а Высокую идею Духа, за которую Герой не боится отдать собственную жизнь. «Иванычи» же свой дух свободы – стремление к самостоятельности и к вседозволенности (пережиток детства) возвеличивают до идеи «Всеобщей свободы». Но её нет – Свобода только у Бога и, вообще, Свобода, Дух, Бог – это, в сущности, одно и то же.

По-моему, у «Иван Иванычей» симптомы кверулянтной паранойи, выражающаяся в борьбе за свои мнимые права и ущемлённые интересы. В этой «борьбе», правда, они не готовы не то, чтобы умереть, но даже пожертвовать своим комфортом в жизни. (Чехов мог не знать об этом заболевании, но, как врач, интуитивно чувствовал потенциальных поциэнтов вокруг себя и проявлял к ним профессиональный интерес).

«Особенно тяжело было ночью. Мне постлали постель в комнате рядом с спальней брата, и мне было слышно, как он не спал и как вставал и подходил к тарелке с крыжовником и брал по ягодке. Я соображал: как, в сущности, много довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила! Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье... Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч живущих в городе ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился. Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников, но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Всё тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания... И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз. Надо, чтобы за дверью каждого довольн ого, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда — болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, — и все обстоит благополучно.»

- Почему, по мнению «Иван Иванычей» никто не протестует, не возмущается и не кричит, когда кругом «наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье...»? – От народа скрывают правду, догадываются они!  Так надо счастливым, - потому, что «счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча»! Что делать, задается вопросом Чернышевский «Иван Иваныч»? – Надо, чтобы каждому довольному и счастливому кто-то (с молоточком) постоянно напоминал, что есть несчастные и, что его жизнь не вечна, а рано или поздно с ним стрясётся беда и никто не узнает, где могилка его.  Разве это не бред параноика?! Вместо устранения объективных причин бедности и невежества предлагается, чтобы счастливые, опасаясь стука в дверь (ночного?) от кого-то (НКВД?), отказались от своего счастья в пользу несчастных или поделились с ними. Бред сродни садизму: обрести счастье, лишая его счастливых.

«В ту ночь мне стало понятно, как я тоже был доволен и счастлив, — продолжал Иван Иваныч, вставая. — Я тоже за обедом и на охоте поучал, как жить, как веровать, как управлять народом. Я тоже говорил, что ученье свет, что образование необходимо, но для простых людей пока довольно одной грамоты. Свобода есть благо, говорил я, без нее нельзя, как без воздуха, но надо подождать. Да, я говорил так, а теперь спрашиваю: во имя чего ждать? — спросил Иван Иваныч, сердито глядя на Буркина. — Во имя чего ждать, я вас спрашиваю? Во имя каких соображений? Мне говорят, что не всё сразу, всякая идея осуществляется в жизни постепенно, в свое время. Но кто это говорит? Где доказательства, что это справедливо? Вы ссылаетесь на естественный порядок вещей, на законность явлений, но есть ли порядок и законность в том, что я, живой, мыслящий человек, стою надо рвом и жду, когда он зарастет сам или затянет его илом, в то время как, быть может, я мог бы перескочить через него или построить через него мост? И опять-таки, во имя чего ждать? Ждать, когда нет сил жить, а между тем жить нужно и хочется жить!»

- «Иван Иванычи» не готовы «терпеть» бедность, невежество и отсутствие свободы, полагая, что они, быть может, и без особого труда, смогли бы преодолеть жизненные препятствия (перескочить ров или построить мост), но им уже невмочь жить, а нужно (кому?) и хочется прожить счастливо.  – Им невмочь хочется, ни мало и ни много, - подвига! Вернее, же всего, им хочется славы, всеобщего признания и благодарности, то есть, безграничной власти! Их угнетает тишина и спокойствие! – Вернее же всего, они завидуют мирной и согласной жизни большинства и их раздражает нелюбовь к ним сограждан, которые не замечают их существование или недостаточно (с их точки зрения) благодарны им. А есть за что? И, сколько их – благодарных должно быть, по мнению «Иван Иванычей»? Все бедные, невежественные и несвободные должны быть им благодарны? Что «Иванычи» для них сделали прямо сейчас, чтобы те стали материально обеспечение, умнее, культурнее? – Они им сочувствуют и скорбят душой об их судьбе! В ответ те, вместо благодарности, посылают их на хер! - Наверное, потому, что недостаточно свободны, догадываются «Иван Иванычи»…

«…и с тех пор для меня стало невыносимо бывать в городе. Меня угнетают тишина и спокойствие, я боюсь смотреть на окна, так как для меня теперь нет более тяжелого зрелища, как счастливое семейство, сидящее вокруг стола и пьющее чай. Я уже стар и не гожусь для борьбы, я неспособен даже ненавидеть. Я только скорблю душевно, раздражаюсь, досадую, по ночам у меня горит голова от наплыва мыслей, и я не могу спать... Ах, если б я был молод!»

- Старый пердун расписался в собственном ничтожестве и никчёмности, так ничего не перескочив, и не построив в своей жизни, а только обозлясь на весь мир (для меня стало невыносимо бывать в городе…).

«Он вдруг подошел к Алехину и стал пожимать ему то одну руку, то другую.

— Павел Константиныч, — проговорил он умоляющим голосом, — не успокаивайтесь, не давайте усыплять себя! Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро! Счастья нет и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом. Делайте добро!

И всё это Иван Иваныч проговорил с жалкой, просящею улыбкой, как будто просил лично для себя.»

- Не нашедшие счастья в собственной жизни «Иваны Иванычи» утверждают, что счастья вовсе нет и жить надо совсем для другого, более разумного и великого. Для чего – они не объясняют, но внушают окружающим, что стремятся к доброй цели и призывают пожалеть их.

А может быть, Иван Иваныч думал, что с людьми надо обходиться также по-доброму, как к лошадями на конзаводе, где он работал ветеринаром? Может ли лошадь быть счастливой? Может он сравнивал людей с лошадьми… Тем более, что лошади нам гораздо ближе, чем обезьяны.

Конь, лошадь – домашнее животное (член человеческой семьи) и, в тоже время, -  транспортное средство, боевое орудие, источник мяса, молока и промышленного сырья (шкура, волос) рабочая сила, спортивный снаряд или фигура в шахматной игре и др.

Конь белый, конь рыжий, конь вороной, конь бледный — всадники Апокалипсиса.

Белая лошадь – образ героического Человека – спасителя.

Белый конь из-под принца – шикарное транспортное средство завидного жениха (карета, корабль или яхта, автомобиль).

Единорог, конь с рогом на лбу – образ Учителя, духовного наставника.

Пегас, крылатый конь – образ творческого Человека.

Кентавр, не то лошадь, не то человек – образ мудрого Человека.

Конь в пальто – неважно, неизвестно или непонятно кто (дед Пихто, Пушкин, почтальон Печкин или кто-нибудь другой.)

Конь сферический, в вакууме - нечто умозрительное, переупрощённое, далёкое от реальности (например, «миллионы мух не могут ошибаться», «народ и партия едины», «советский человек будет жить при коммунизме», «всеобщие Свобода, Равенство и Братство» и т. п.).

Сивка-Бурка – образ Человека- отважного героя-богатыря.

Конёк-Горбунок – образ Человека - верного друга и помощника.

Троянский конь – образ человека или группы изменников, предателей.

Сивый мерин (прозвище) – старый человек, брюзга или маразматик.

Буцефал – соратник Александра Македонского.

Конь вещего Олега – верный боевой товарищ и друг князя.

Росинант – близкий друг Дон Кихота и сотоварищ Санчо Панса.

Ксюша Собчак – ксюшадь, троянский конь кровавой гэбни в среде либеральной оппозиции.

Александр Невзоров - лошадиный депутат и учитель атеизма. Снял фильм «L.E.P или Лошадиное манежное чтение», где доказывал, что лошади могут читать и писать, причём на латыни.

«Рассказ Ивана Иваныча не удовлетворил ни Буркина, ни Алехина. Когда из золотых рам глядели генералы и дамы, которые в сумерках казались живыми, слушать рассказ про беднягу-чиновника, который ел крыжовник, было скучно. Хотелось почему-то говорить и слушать про изящных людей, про женщин. И то, что они сидели в гостиной, где всё — и люстра в чехле, и кресла, и ковры под ногами говорили, что здесь когда-то ходили, сидели, пили чай вот эти самые люди, которые глядели теперь из рам, и то, что здесь теперь бесшумно ходила красивая Пелагея, — это было лучше всяких рассказов.»

 - Ощущения реальной жизни всё же ближе и понятнее утопических фантазий Иван Иваныча.

«Алехину сильно хотелось спать; он встал по хозяйству рано, в третьем часу утра, и теперь у него слипались глаза, но он боялся, как бы гости не стали без него рассказывать что-нибудь интересное, и не уходил. Умно ли, справедливо ли было то, что только что говорил Иван Иваныч, он не вникал; гости говорили не о крупе, не о сене, не о дегте, а о чем-то, что не имело прямого отношения к его жизни, и он был рад и хотел, чтобы они продолжали...»

- Алёхин, увлечённый реальными, практическими заботами, ваще ничего не понял, но ожидал услышать от гостей что-нибудь, что затронуло бы его ум и сердце.

«Иван Иваныч молча разделся и лег.

— Господи, прости нас грешных! — проговорил он и укрылся с головой.

От его трубочки, лежавшей на столе, сильно пахло табачным перегаром, и Буркин долго не спал и всё никак не мог понять, откуда этот тяжелый запах.»

- Буркину не запах не давал спать, а мысли, навеянные идеями Иван Иваныча, выраженные в его монологе, и от них «дурно пахло».