Тьма под боком

Революцию в России делали, делали и наконец доделали, русские люди, по крещению принадлежавшие к Православной Церкви. Многие теоретики и практики учились в семинариях. Это не только Сталин, но и Микоян, и Добролюбов. Чернышевский был сыном уважаемого и почтенного протоиерея. Историки значительно расширят при желании этот «синодик». То есть мы попросту проспали, «прохлопали» внутреннего врага и главный источник угрозы для Церкви и государственности.

И нельзя сказать, что Русская Церковь спала. Какое там! XIX век – время великой миссионерской активности. Миссия на Алтае, миссия на Дальнем Востоке, миссия в Средней Азии были весьма успешны. Равноапостольные Николай Японский и Иннокентий Московский или архимандрит Макарий (Глухарев) – это попросту трудолюбивые пчелки и какие-то неутомимые Атланты на ниве проповеди. Но главный враг как-то ускользнул из поля зрения. И пока мордва, черемисы, татары, вотяки и алеуты просвещались словом Крестным, Ивановы и Сидоровы с крестиками на шее все дальше и дальше отходили сердцем от Евангелия в сторону «бытоулучшительства», как говорил святой Серафим, вплоть до созревания в душе радикального бесчувствия к истинам Нового Завета. Между прочим, тот же архимандрит Макарий, полжизни отдавший миссии среди алтайских народов, в Орловской губернии при конце жизни нашел то же невежество в вере среди русских. Даже городской голова не знал Символа веры! Да и Иоанн Кронштадтский, хотевший поначалу ехать в Японию для миссионерства, как скоро присмотрелся к жизни в Кронштадте, нашел такую «египетскую тьму», какой и в Японии вряд ли сыщешь. В итоге остался трудиться дома.

В этом всем, то есть в этой «тьме под боком», есть какой-то неподдельный ужас сродни тому, как если бы у трудящегося активно на далеком поле дом сгорел вместе с малыми детками и ничего уже не поправишь.

Я хорошо помню, как православная общественность на Украине, в самой активной своей части, затрачивала массу усилий на борьбу с номерами идентификации, с «электронным концлагерем», справедливо опознававшимся как будущий цифровой ад Антихриста. Крестные ходы, сборы подписей происходили регулярно. Было богословское осмысление проблемы и масса обоснованных страхов. Печатали книжки. Но в это же время шла семимильными шагами работа по нацификации молодежи. Готовился неоязыческий ренессанс, полный пересмотр всей истории после Владимира, и никто толком не узнавал в этом процессе ближайшую опасность. Даже сам процесс был не замечен. Потом грянул Майдан 2014 года, страна поползла по швам, и на Церковь обрушились совершенно неожиданные новые удары, готовившиеся в тишине и нами совершенно не прочувствованные. То есть проблема та же. Ты более-менее успешно воюешь с мелким бесом, а легионный князь тем временем готовит генеральное наступление, которое тебе кажется невозможным и фантастическим.

Стратегический просчет

Генералы, говорят, вечно готовятся к прошлой войне. Опыт прежних сражений заставляет смотреть на войны будущего под углом зрения истории. Первая мировая, например, была окопной, изнуряющей войной, по окончании которой Европа покрылась сеткой долговременных укреплений. На случай повторения ситуации прошлого возникли линии Зигфрида, Мажино, Маннергейма, чтобы больше не месить грязь и не гибнуть под дождями и пулями. Возникли и наши укрепрайоны, призванные стать непреодолимыми препятствиями для армий врага в будущем. Но новая война, Вторая мировая, стала войной моторов, войной новой убийственной и стремительной техники с ее глубокими прорывами вглубь противника, при которых зарытые в землю батареи и залитые бетоном оборонительные города никого толком не сдерживали, а уже спустя малое время оказывались в глубоком тылу у далеко ушедшего противника. Как-то так идет и духовная война.

Воевали мы, скажем, веками с католическим прозелитизмом. И надолго теперь «происки папистов», как фантомная боль, заставляют объяснять духовные наши неудачи «латинской хитростью». Или вот сектантство. Привозное, в виде «штундизма», или родное, в виде бесчисленных ответвлений старообрядчества, заставляло столетиями лучших наших проповедников писать, говорить, спорить и отстаивать истину апостольского христианства перед лицом разнообразных отступлений от истины. Но главный-то враг, повторяю, был не там.

Молокане не хранили постов, беспоповцы отвергали Таинства, бегуны не брали паспорта. Скопцы увечили себя в попытках «убелиться». Хлысты пугали вакхическим экстазом во время тайных радений. Паписты твердили свое о «Христовом наместнике». Кто-то отказывался от военной службы. Доморощенные мистики желали прорваться в невидимый мир при помощи тайных практик. Чего только не было!

Одни сектанты действовали среди образованных и праздных. Другие – среди простого люда, ставшего далеким и непонятным со времен Петра. И со всем этим можно и должно было бороться (больше силой слова, нежели полицейским запретом). Но все же у всех религиозных баламутов и оригиналов, как и у всех исторических врагов, было ясное понятие о реальности духовного мира. Было у них признание заповедей, было понятие о религиозном подвиге и была духовная цель, какой бы странной она по временам ни являлась. Имя Христа Спасителя никого не раздражало. А у подлинного и главного врага был радикальный отрыв от всей духовной проблематики. Была личная ненависть к «Боженьке», как у Ленина. Решительно всё, начиная великой ектеньей и заканчивая протодиаконским басом или лампадкой в красном углу, планировалось выскоблить под ноль. Было яростное стремление «задушить последнего царя кишками последнего попа», а потом залезть на небо по какой-то новой Вавилонской башне и расправиться с Царем Небесным. И этот враг, как показала история, был самым опасным и самым действенным в своих замыслах.

Совет из… будущего

Когда в Книге Иова страдающий праведник недоумевает о свалившихся на него в одночасье скорбях, когда его друзья произносят рафинированно-правильные, но неуместные и холодные слова о Боге, хочется ворваться в эту странную компанию богословов с криком: «Стойте! Прекратите! Я знаю, что происходит. Иов невиновен. Его испытывает Всевышний на пользу всему роду человеческому. Иов – образ Христа, ибо он – невинно страдающий праведник». Ведь я смотрю на эту книгу не изнутри, как Иов и его друзья, а сверху вниз, как читатель, и мне многое понятно.

Так же хочется поступить и при чтении книги истории. Хотя, ясное дело, это невозможно и неуместно. Но хочется же…

Хочется сказать какому-то великому (действительно великому) архиерею XIX века, который за жизнь обратил в господствующую (горько добавлю: «пока еще») Православную Церковь несколько тысяч душ старообрядцев: «Владыко святой! Оставьте их до времени. У вас под боком есть враг посерьезней. Нынешние старообрядцы большой беды стране не несут. Зато у вас среди дворянства пруд пруди вольтерьянцев и масонов, иллюминатов и мистиков. Это подлинная чума. Они народ развращают. Они замыслы против короны куют. Их меньше, но они опасней. Мне, спустя двести лет, лучше видно».

Или так: «Ваше высокопреосвященство! Бросьте возиться с англиканами и лютеранами. Идите лучше в реальные училища. Там среди учеников каждый второй – безбожник и социалист. Они только формально в церковь ходят или священникам платят, чтобы отметку сделали о Причащении в Пост. А сами давно не веруют. Идите в университеты. Оттуда выходят самые ядовитые безбожники. Их нужно просвещать, с ними спорить, им благовествовать. Это они через сто лет страну из-за своих фантазий кровью зальют!»

Он, конечно, скажет (важно и медленно): «Много ты знаешь. Молод еще старшим советовать. Церковь наша многолюдна, государство могущественно. Дело прочно стоит. И студенты тоже Богу молятся. А погибающих сектантов нужно привести к спасительной благодати. Что я и делаю».

А я ему: «Да мне просто издалека виднее. Я говорю о том, чего вы не видите. Я снаружи смотрю. Нужно, конечно, и раскольников спасать. Но идите прежде к интеллигентам, идите к чиновникам, идите к министрам. Оттуда, как из гнезда, змеи во все стороны ползут. Молодежь над катехизисом смеется. Поэты о земном рае грезят. Народ бедный и невежественный, и власть ему как чужая. Попы по селам нуждой придавлены и проповеди нет. Верность Престолу у многих только на языке, а на деле главная мечта – как бы короткий век всласть пожить».

Но это – крик вопиющего в пустыне. Или бред Левши перед Крымской войной: «Скажите Государю Императору, что англичанин кирпичом ружья не чистит». Куда там! Всё останется как есть, и в Крымскую войну мы кровью умоемся. Потому что не дело это – всякому немытому тульскому оружейнику царям советы давать.

Главное дело

А если наложить этот трафарет на сегодняшний день, то что получится? Уверенно не скажу. Errare humanum est – человеку свойственно ошибаться (лат.). Только в виде предположения скажу.

Ближний и самый опасный враг редко кем распознается. Как, собственно, и личные грехи. Чужие-то мы ох как видим.

И вот главный враг у тебя под боком, а ты его на горизонте выглядываешь. И против дальнего врага у тебя есть и ракета, и пушка, и смазанные пулеметы. А перед ближним врагом и ножом его – незащищенный бок.

У нас молодежь в абсолютных цифрах с молитвой и верой слабо-слабо связана. Нам даже невдомек зачастую, кто для них лидеры мнений и инженеры душ. Но «батлы» реперов собирают миллионные аудитории, а лучшие богословы – пару тысяч. Через 20 лет нас что ждет?

У нас и с семьей великая беда. От статистики разводов можно с валидолом до смерти подружиться. А еще аборты, измены и прочее, прочее.

Грамотные уже давно все, и слово Божие в легком доступе, но читают его несколько процентов людей. Остальные невежественны, как до времен Крещения князя Владимира. А язычник в «Мерседесе» настолько опаснее язычника на лошадке, насколько «Мерседес» лошадки быстрее.

9/10 врагов у нас под носом, и только 1/10 где-то за океаном. Не хочу все перечислять. Больно это, да и депрессивно как-то. Только хочу сказать, что главный вид миссии, наиболее востребованный ныне (а может, и всегда), – это миссия внутренняя. Когда ты не китайцев, скажем, воцерковлять собрался, а самых что ни на есть русских по языку и воспитанию. Это самое важное. Ты, например, жителей Хабаровского края православными попробуй сделать, если Бог поможет, а уже китайцев эти самые хабаровчане сами воцерковят в процессе соседского житья и приграничной торговли. Калининградцев научи Христа любить, а там рукой подать до Прибалтики и Польши. Там твои труды неожиданными успехами аукнутся. Воспитай поколение верующих офицеров, и не надо будет каждого солдата вразумлять в отдельности – твою работу офицеры мало-помалу сделают.

Но если проморгаешь и прохлопаешь этого самого русского соседа, привычного среднестатистического гражданина, то он завтра (как уже в нашей истории бывало) может стать самым лютым врагом и тебя самого, и Христа твоего. Да многие уже и так враги Креста Христова, хоть крестили их в детстве, и кожа у них белая, и фамилия на -ов заканчивается.

При том, как легко сегодня движутся туда и сюда люди, капиталы, товары и информация, внешняя миссия получила облегчение в разы. А внутренняя миссия никакого облегчения не получила. И вряд ли получит. Она как была, так и остается самым главным и самым тяжелым делом.

И если «свой» до конца своим не стал, то он в тысячу раз опаснее чужого. Эту простую мысль Сам Господь вырезал на скрижалях нашей истории. Не для того, конечно, чтобы мы ходили мимо нее, как мимо мемориальной доски неизвестному деятелю культуры, а для того, чтобы мы вчитались в написанное.