Дмитрий Разумовский -командир группы Вымпел , погибший при освобождение детей в Беслане.

Разумовский Дмитрий Александрович - начальник отделения Управления "В" ("Вымпел") Центра специального назначения Федеральной службы безопасности Российской Федерации, подполковник.

Родился 16 марта 1968 года в Ульяновске. Русский. После окончания средней школы № 1 города Ульяновска пытался поступить в военное училище, но не прошел по конкурсу. Год работал лаборантом в Ульяновском высшем военном командном училище связи.

С 1986 года - в Вооруженных Силах СССР. Окончил Московское высшее командное пограничное училище в 1990 году. По его окончании распределён для дальнейшего прохождения службы в Среднеазиатский пограничный округ, заместитель начальника погранзаставы. С 1991 года участвовал в боевых действиях на таджико-афганской границе. Был заместителем командира, а позднее командиром десантно-штурмовой маневренной группы Московского погранотряда. Участник множества боевых операций. Под его командованием группа нанесла большие потери бандформированиям и группам наркоторговцев - в одной из засад была захвачена партия в сотни килограммов героина. За голову офицера бандиты обещали десятки тысяч долларов. В одном из боев получил сильную контузию. Вынужден был уволиться из войск в 1994 году после публикации в ряде центральных газет своего письма о фактах коррупции среди командования и бессмысленной гибели по вине вышестоящих начальников российских пограничников и военных в Таджикистане.

Служил в спецназе Воздушно-десантных войск. В октябре 1996 года как боевой офицер и мастер спорта по рукопашному бою был приглашен на службу в органы государственной безопасности Российской Федерации. Служил в составе легендарного Управления "В", более известного как группа "Вымпел".

Участвовал в боевых действиях в период первой и второй чеченских войн, в отражении вторжения чеченских боевиков в Дагестан в 1999 году. Во главе группы провел несколько успешных рейдов по тылам чеченских боевиков, уничтожая их базы, склады, полевых командиров. В октябре 2002 года участвовал в штурме захваченного террористами здания театрального центра на Дубровке в Москве ("Норд-Ост").

Вместе с группой "Вымпел" немедленно прибыл в город Беслан Республики Северная Осетия - Алания, в котором 1 сентября 2004 года группа в составе 32-х террористов захватила свыше тысячи детей и взрослых в здании школы № 1.

Когда на третий день этой варварской акции в школе произошли взрывы, вызвавшие пожар и обрушение части стен, через которые стали разбегаться заложники, во главе штурмовой группы получил приказ на спонтанный штурм здания. Ещё на подступах к зданию школы под вражеским огнём Разумовский выявил и уничтожил двух террористов, расстреливавших в спину убегавших заложников.

Затем ворвался в здание школы. Пробиваясь с боем по помещениям, обнаружил огневую точку террористов и первым ворвался в помещение, где она находилась. Отвлек внимание бандитов на себя и погиб смертью храбрых в этом бою.Своими действиями обеспечил уничтожение всех бывших в помещении бандитов следовавшими за ним бойцами своей группы.

 

За мужество и героизм, проявленные при выполнении специального задания Указом Президента Российской Федерации от 6 сентября 2004 года подполковнику Разумовскому Дмитрию Александровичу посмертно присвоено звание Героя Российской Федерации.

Награжден орденами "За личное мужество", "За военные заслуги", многими медалями, в том числе "За отвагу", медалями ордена "За заслуги перед Отечеством" 1-й и 2-й степени с мечами.

Похоронен на Николо-Архангельском кладбище города-героя Москвы.

В Ульяновске Герою сооружен памятник, на здании гимназии № 1 установлена мемориальная доска.

«Умереть в бою — это счастье»

Дмитрий Разумовский — один из десяти погибших в Беслане спецназовцев отряда «Вымпел». Командир отделения, подполковник, кавалер шести боевых наград. За подвиг при освобождении заложников — в основном детей и женщин, захваченных группой нелюдей в бесланской школе №1, — ему посмертно присвоено звание Героя России.

Дмитрий Разумовский — удивительный человек. Когда слушаешь людей, близко знавших его, — жену (так трудно назвать Эрику вдовой), отца и мать, сослуживцев и одноклассников, — возникает впечатление необыкновенной цельности, сплава высших человеческих ценностей: патриотизма, любви к семье, верности в дружбе. Переписывать их слова не стоит: лучше привести рассказы о Дмитрии как есть.

«Он погиб почти сразу. Две пули пробили грудь и, видимо, задели артерию. Если бы просто лёгкое, даже навылет, — с этим живут… Перед смертью Дмитрий успел сказать: «Пробило… Вытаскивайте…» И показал на школу».

Максим, боец отделения «Вымпела», которым командовал Дмитрий:

— Алгоритм подобных операций разрабатывается заранее, а на месте только уточняется с учётом конкретных особенностей. Точно такого же здания, на котором можно было бы отработать детали, не было — пришлось найти похожее. Определили, из какого кирпича построена школа, какие стёкла в спортзале, и начали готовиться к операции. За этим занятием нас и застал приказ штурмовать — это когда бандиты начали стрелять в спину убегающим женщинам и детям… Идти на штурм пришлось прямо из автобуса.

С нашей стороны здания нас было 9 человек. Мы сконцентрировались перед атакой за каким-то сарайчиком. Территория была пристреляна боевиками очень плотно — я потом посмотрел угол этого сарайчика: он так и осыпался, весь прошитый пулями.

Нам предстояло пробежать около 60 метров по открытой местности. Ближе за бронетранспортёром было не подойти: террористы заминировали не только входы и здание школы, но и подходы к ней. Сектора распределены: я отвечал за «свои» два окна и контролировал товарищей слева и справа, а они меня. Рядом со мной шёл Дмитрий — ему поступали команды из штаба. Он погиб в атаке…

Эрика, жена Дмитрия:

— У нас было несколько видеокассет, которые он смотрел снова и снова. Один из фильмов — тот самый: «Государственная граница». Тогда мальчишки воспитывались на таких фильмах… А в Таджикистан он сам захотел — хорошо закончил училище, и у него было право выбора.

Игорь Анищенко, сослуживец Дмитрия по Московскому погранотряду (Таджикистан):

— Дмитрий пришёл к нам в отряд в 1991 году. Он прошёл яркой полосой в жизни каждого из нас. Этот человек был костёр, факел какой-то, постоянно горел за справедливость. Он был рождён солдатом — и умер им. Служил заместителем начальника заставы, начальником, руководил десантно-штурмовой маневренной группой (ДШМГ).

Он у нас был инструктор по рукопашному бою. Требовательный — с солдат «не слезал». Постоянно то в спортгородке с ними, то на татами… В мирной обстановке такого командира терпят, а в боевой — обожают. Такого командира в армейской среде называют «Батя».

Обстановка была тяжёлая: если в самом начале 90-х были единичные нарушения госграницы, отдельные случаи контрабанды и переправки наркотиков, то в 1993-м уже речь шла о вооружённом вторжении. Началась гражданская война. Стали обычными грабежи, изнасилования, кражи женщин с целью перепродажи… Появились лагеря беженцев. Мы докладывали в штаб число разрывов мин и снарядов в районе заставы: сегодня 120, вчера 60…

Алексей Оленев, сослуживец Дмитрия по Московскому погранотряду:

— Участок границы на наш отряд приходился — около 200 километров. Его прикрывают 16 застав. И ДШМГ — каждой бочке затычка. Где прорыв границы, где начались боевые действия — группа в 15–20 человек погрузилась на вертолёты и туда.

Валентина Александровна, мать Дмитрия:

— Мы его постоянно спрашивали — зачем вы там стоите? Вы не понимаете, отвечал он: стоит нам уйти — и вся эта наркота оттуда в Россию двинется. Так потом и случилось… Воевали они тяжко. Дима рассказывал: как идут на задание — обязательно в засаду попадут. Он и предательства не исключал — только не знал, где. И написал статью в «Комсомолку»: «Кремль запрещает мне мстить за погибших товарищей, но я не выполняю приказ» — такой фразы у него не было, это так статью в редакции назвали. Но по сути это было верно.

Эрика:

— Он написал статью, когда мы были в отпуске, в Ульяновске. Узнал из теленовостей, что погибли его ребята из погранотряда, — это было 18 августа 1994 года, 6 или 7 человек. И он свою боль вылил в статье.

 

Александр Алексеевич, отец Дмитрия, инженер-строитель:

— Когда Дима смотрел эту передачу, я был в соседней комнате. И вдруг услышал дикий рёв — рёв раненого зверя. «Что случилось?» — «Я должен вернуться туда, мои товарищи погибли, я сейчас же уезжаю».

У него, говорил он, были три святые вещи: родители, семья и дружба. Он когда вернулся из Таджикистана, привёз с собой парашют от сигнальной ракеты. На нём его сослуживцы написали: «Командир, спасибо тебе, что сохранил для наших матерей их сыновей».

После выхода этой статьи ему пришлось уволиться — начались гонения, хотели даже устроить ему офицерский суд чести. Но его сослуживцы — начальники погранзастав Московского погранотряда пригрозили: если попытаетесь отдать Диму под суд чести — откроем границу.

 

Эрика:

— Он в Таджикистане начал писать книгу — в основном автобиографическую. Рукопись сохранилась.

Из рукописи книги Дмитрия:

«Лейтенант Кузнецов ехал к своему первому месту службы. Он был счастлив, поскольку ему удалось получить распределение в десантно-штурмовую маневренную группу — ДШ, как сокращённо называли её пограничники… Подразделение было боевое, и это особенно радовало Дмитрия. Ведь какой молодой офицер не мечтает оказаться в месте, где свистят пули, воют мины и он проявляет чудеса отваги и доблести. Романтика кипела в нём, как железо в плавильной печи».

Андрей Звягинцев, сослуживец Дмитрия по Московскому погранотряду:

— Когда Дмитрий уволился из погранвойск, пошёл в спецназ Воздушно-десантных войск. Потом и из ВДВ уволился. Ни один спецназ ему не подходил — только «Альфа» или «Вымпел» могли удовлетворить его высокие требования к самому себе. И он им подошёл — по деловым, профессиональным, моральным качествам. Несколько звёзд в одной точке сошлись…

Игорь Когун, бывший сослуживец Дмитрия по «Вымпелу»:

— Дима уже в Таджикистане стал знаменитым. За его голову басмачи обещали награду $300 тысяч.

Алексей Оленев:

— Многие его не понимали. Возраст и выслуга позволяли ему уйти на пенсию. Уже семья была, ребёнок родился. Но как он, профессионал, мог уйти? Столько ещё чёрной работы, столько безобразия… Каждый лейтенант приходит в войска с каким-то юношеским запалом. У одного этот запал проходит через год, у другого — через два, три. У него этот запал так и не прошёл.

Валентина Александровна:

— У него тогда уже были жена и сын. Он и познакомился с Эрикой как — не смог проститься со своим погибшим близким другом, командиром 12-й заставы Мишей Майбородой. Дима тогда, в июле 1993 года, в госпитале лежал. И как только вышел — поехал в Алма-Ату, откуда Миша был родом.

Эрика:

— Там мы и познакомились — я жила рядом с Мишей. И через 4 дня решили пожениться… Расписались мы в Алма-Ате, а потом — чтобы никому из родных не было обидно — обвенчались в Ульяновске. Это была моя идея. Дима крещёный, но неверующий — даже креститься не умел, — но он не возражал. 23 октября расписались, 29-го обвенчались, а 1 ноября уехали в Таджикистан.

Он все решения так принимал — быстро и окончательно. И я с ним всегда соглашалась. Я знала, что он всегда прав. Может, иногда был излишне категоричен, потом менял точку зрения, но — сам. Переубедить его не мог никто.

Вечером накануне боя он сказал другу: ты знаешь, я, наверное, погибну. Обычно, когда им с ребятами предстояла боевая задача, если у кого-то возникало нехорошее предчувствие, смятение, он их не брал с собой. А сам он не мог не пойти.

Он ушёл в отпуск 16 августа, собирался ехать к родителям в Ульяновск. Сначала хотел 30-го, потом говорит: «Вот Миша пойдёт в школу, а я поеду…» А утром его вызвали на работу. Он уехал, я включила телевизор и всё узнала.

Валентина Александровна:

— Нам он тоже ничего не сказал. Он вообще очень о нас заботился. Если что по телевизору передадут о каком-то происшествии в Чечне или другой горячей точке, он тут же звонит: «Мам, пап, не беспокойтесь, у меня всё нормально». Только когда передали из Беслана, что офицер спецназа спас двух девочек, у меня сердце ёкнуло, и я побежала звонить: «Эрика, где он?» — «Я не знаю». И тогда я поняла, что он там. Она говорит — он звонил, всё в порядке, «мы на усилении», говорит…

Александр Алексеевич:

— Мы ждали его приезда. Я съездил на участок, яблок набрал. А в полночь к нам домой пришёл начальник областного управления ФСБ и сказал, что Дмитрий погиб.

Валентина Александровна:

— Мы всегда тревожились за него. Отец по-мужски больше помалкивал, а я Диме свою тревогу высказывала. Он мне отвечал: «Мама, ну что особенного? Ведь умереть в бою — это счастье. Если бы меня спросили — я бы так и хотел умереть. И не надо обо мне плакать, если так случится. Ведь вы плачете о самих себе — вам оставаться. А жизнь не кончается, она просто переходит в другое качество». Он в этом смысле следовал восточной философии. А так был совершенно атеист.

Эрика:

— Он мне сказал: на тему религии мы с тобой не разговариваем. У него вера была своя, как он говорил: семья, друзья и родители. Правда, в последнее время он стал менее категоричен…

Ольга Булатова, одноклассница Дмитрия:

— Мы учились вместе с 7 класса. В школе Дима был не слишком общительным, а когда поступил в погранучилище, мы начали переписываться и встречаться во время его приездов в Ульяновск. Нас связывала чистая и верная дружба.

Мы часто говорили о судьбе. Ещё в первые годы службы он упомянул об одном сделанном ему предсказании: всё в его жизни будет зависеть от его рук — судьба не вмешивается в его жизнь. «Мне так хорошо от этого стало, — говорил он, — всё, что я имею, зависит от меня».

Но потом его представление о судьбе менялось. Возвращаясь из «горячих точек», он рассказывал, что порой случайности, не зависящие от его воли, спасали ему жизнь. Однажды он с бойцами оказался в обороне в маленьком доме — готовились к отражению штурма и стояли у двери. И вдруг пробежала крыса, и один из бойцов вскрикнул. От этого все отшатнулись от двери, и именно в этот момент её вышибло взрывом. Если бы они оставались на месте, наверняка бы погибли.

А во время нашей последней встречи он сказал, что понимает — всё в его жизни зависит от судьбы: «15 лет меня и моих бойцов сберегает судьба — у одного было поверхностное ранение, у другого зуб откололся — и всё». Я ему говорю — наверное, потому, что за тебя мама молится. Нет, говорит, молятся за всех — за наших врагов в том числе, может, ещё неистовей, чем за нас, — но выживают не все: «Нет, это судьба. Сколько она ещё будет меня беречь?..»

На нашей последней встрече он мне говорил: «Ты знаешь, я для себя принял простую истину: итогом жизни должна быть смерть. Я не боюсь смерти — и она от меня отступает».

Эрика:

— После той статьи и увольнения у него наступило разочарование. Он очень много друзей потерял там. Но об «Альфе» мечтал по-прежнему. Но туда брали только с московской пропиской. И ему посоветовали: послужи сначала в Ульяновске (в спецназе ВДВ). А в 1996-м его позвали в «Вымпел» — его знали по Таджикистану — и он с удовольствием пошёл.

Максим:

— Вы шли в бой в составе смешанного подразделения — вас же из отпуска выдернули. Может, если бы вы «работали» в привычном составе, что-то сложилось бы по-другому?— Не думаю. У нас у всех высокая слаженность, в том числе и с «Альфой». «Альфа» работала на первом этаже, а мы, «Вымпел», на втором. Потом в здании многое перемешалось, но всё равно мы работали «своими» подразделениями, стараясь не мешать друг другу. Мы ведь практически каждого знаем, все боевые товарищи. Это на соревнованиях у нас конкуренция: надо «сделать» «ашек», а они нас пытаются «сделать». А во время операции мы действуем хотя и разными командами, но как одной. Тактика одинаковая, выучка — тоже…

Игорь Когун:

— Познакомились мы с ним восемь лет назад. Мы уже служили вместе, но в разных отделах. Я на стоянке врезался в его машину. На сервисе насчитали тысяч 12 рублей. Мы в то время получали 1200–1500 рублей, точно не помню. Ну, говорю, вина моя, выплачу. А он мне — я со своих денег не беру.

Потом он к нам пришёл командиром отделения. А год назад, когда я уже решил увольняться, он мне сильно помог с работой. Человек такой, что умудрялся оказываться именно в том месте и в тот момент, когда нужна была от него помощь. А свои проблемы решал сам, стараясь как можно меньше беспокоить других. Хотя проблем у него хватало.

Его отношение к жизни, смерти, долгу было как в «Последнем самурае». Друг — значит, друг, враг — так до конца. Никаких компромиссов.

 

Эрика:

— Командировки у него были постоянные. Куда — не говорил, просто: «Я уезжаю, приеду тогда-то». На тренировку или на боевое задание — я и не спрашивала, но всё прекрасно чувствовала. В году полгода его точно дома не было. Тренировки у него были в разных местах: и в горах, и водолазные учения. Он постоянно работал, даже в отпуске. Вот уже несколько лет они ездили тренироваться в Приэльбрусье. В июне я поехала с ним туда на учения — разрешили взять жён, потому что мы очень мало бываем вместе. За 11 лет во второй раз мы с ним куда-то поехали вдвоём. Начальство пошло навстречу, «чтобы меньше разводов было, поезжайте вместе». Разводы ведь случаются — «я устала ждать, волноваться, либо заканчивай свою деятельность, либо развожусь». Некоторые заканчивали служить, некоторые разводились.

— А у вас такая мысль возникала?

— Никогда. Это он сгоряча пару раз писал рапорт на увольнение. Приходит, рассказывает. Я про себя: слава богу. А он у меня спрашивает: ну что, отдавать его руководству? Я говорю — не скажу, ты сам должен принять такое решение. Отдашь рапорт — буду очень рада. Не отдашь — не скажу ничего против. Он удивлялся: ну когда же ты начнёшь требовать, чтобы я ушёл?! Но я понимала, что это его работа, его жизнь — он без этого жить не сможет. Я ещё когда замуж выходила, знала, что это за человек и что меня ожидает. И ни минуты не колебалась. Вот если бы ещё в командировки с ним можно было ездить…

Валентина Александровна:

Это я пыталась через неё на него повлиять, чтобы он уходил. А она мне — мама, не буду я этого говорить. Мы гордиться должны им. Ими — такими ребятами. Знаете, как её называют ребята? «Свой мужик».

Александр Алексеевич:

У них дружба не как у гражданских. Поскольку всегда в бою — это спаивает людей настолько крепко, что гражданским этого не понять.

 

Эрика:

Друзья у него были хорошие — квартиру в Москве помогли снять, деньгами помогали… Потом кто-то уехал, предложил пожить в освободившейся квартире. Так до сих пор и живём — у его друзей. Но больной темой это никогда не было — без угла остаться мы не боялись.

Ольга Булатова:

К врагам он был жестким абсолютно. Думаю, он запрещал себе искать к ним сочувствие. В годы учёбы в погранучилище он как-то увидел на улице парня с повязкой со свастикой на рукаве и избил его. «Мои деды воевали с фашистами, — говорил потом Дима, — мы столько людей потеряли на войне, а этот — да понимает ли он, что нацепил?»

Игорь Когун:

Домой он редко приезжал раньше 10–11 часов вечера. Вставал в 5 утра. Полтора часа обязательных растяжек, нагрузки. Потом ехал на работу — а там уже тренировки и занятия по специальности. На занятиях у него было ужасно тяжело. Это большая редкость, когда командир требует от подчинённых то, что сам умеет делать в совершенстве. Иной показывает подъём переворотом «на пальцах», а Дмитрий — сам. Нормативы у нас жёсткие. Мало иметь хорошую физическую форму, надо ещё и морально быть готовым.

Расскажу об одном эпизоде. Мы высадились зимой 2000 года в Итум-Калинском районе Чечни вместе с десантным штурмовым полком. Высота 3 тысячи, снег, холод, ветер. Группировкой командовал один генерал — потом по нашей докладной его убрали. Он договорился с полевыми командирами: я, мол, вас не трону и вы меня не троньте. Мы об этом не знали, да если бы и знали — не послушались бы.

 

Вышли мы к дороге. По ней каждую ночь двигались колонны боевиков: боеприпасы перевозили. Из ПТУРов эту дорогу было не достать, из миномётов — из-за крутых склонов прицеливаться было трудно. Ну и решили мы её заминировать. Пошли втроём — Дмитрий, я и ещё один наш товарищ. Спустились легко — перепад высот там был около 1000 м. Вышли на дорогу, и с соседней сопки нас заметили «душки». Навели миномёт и начали нас обстреливать. У меня это было первое боестолкновение. Я сперва даже не понял: сначала разрыв метрах в ста сзади, потом впереди — метрах в 50. Дмитрий сразу это просёк — ещё по Таджикистану: нас, говорит, взяли в «вилку», бежать надо. И вот мы по этой дороге километра полтора бежали с минами — большие мины взяли, противопехотные, по 12 кг плюс боекомплект полный 25 кг. Наши не могли нас прикрыть: вершина мешала. Ну подминировали дорогу, ушли, кое-как поднялись. Устали так, что ноги судорогой сводило. И ночью там колонна подорвалась — две машины головные — на наших минах. Дальше они побоялись ехать. А утром «вертушки» прилетели, расстреляли остальных. Там уничтожили около 24 боевиков. Когда через две недели смогли подойти, то нашли разбросанные взрывом пять ПЗРК «Игла». За эту операцию он получил орден «За заслуги перед Отечеством» второй степени.

На следующее утро пошли на засаду. Там Димка спас меня. Засаду сделали удачную, подожгли 4 машины. Но не заметили, что на сопку напротив вышли «духи» и начали по нам стрелять. А мы были в белых маскхалатах, потому что спускались сверху, со снега, и когда начало светать — нас было видно как мух на стекле. Мы начали их скидывать. Я раздеваюсь и слышу: вжик-вжик. Дима меня толкнул и говорит: что ж ты делаешь, идиот, на коленях раздеваешься, ты хоть ляг да рви его на себе. А жалко — когда ещё привезут новые… И когда мы пробивались, он преобразился — стал похож на зверя. Бег, зигзаги, кувырки… Красиво. Я бежал за ним, злился на него и в то же время любовался. Он был человек войны — я бы не хотел с ним встретиться ни на ринге, ни в бою.

Я перед ним в неоплатном долгу. Чего ни коснусь — ко всему он приложил руку. Он был справедливым. Взять хотя бы награды. У нас ведь как: офицеру полагается выше награда, чем прапорщику, даже если тот и больше сделал. В первой чеченской кампании повелось — выехал в командировку, значит, сверли дырку. И во второй пытались так же. А он отстаивал другой подход. «Я, — говорит, — пишу представление к награде на тебя, на тебя и на тебя. А вот на тебя не пишу. Хочешь спросить почему?» И если у человека хватало наглости спросить…

— То он с ним больше не работал?

— Работал. Но если Дима кому-то не доверял, то он их с собой не брал.

Источник: «15-й РЕГИОН», 21.09.2004.


Еще я узнал, что Дмитрию Разумовскому поставили памятник. Это хорошо, что не забывают ребят