Бернар-Анри Леви: Гугл, фейковые новости и кризис истины

Давно я не видел (видимо, не очень-то этого и хотел) опусов моего любимца Бернара-Анри Леви. И вдруг встретил. https://inosmi.ru/social/20190214/244575970.html Прям чуть не прослезился от умиления (чертов возраст!).

компания «Гугл Европа» (Google Europe) пригласила меня в Париж на сессию «мозгового штурма», посвященного проблеме упадка истины (правды), расцвета фейковых новостей и способам борьбы с тем и с другим

(здесь и далее курсив мой, и цитаты несколько скорректированы для смыслового выправления текста). Что же они хотят, какое понимание каких проблем заставляет их искать именно новые методы борьбы с тем, что они называют «общечеловеческой ценностью» Свобода Слова?

В преамбуле статьи, на которой акцентирует внимание Леви, он подводит гносеологическую базу под свои последующие выводы и предложения, прямо заявляя, что это корифеи мышления побудили нас использовать не совсем адекватные инструменты: Кант разрешил разбираться только в текущий явлениях, причём на основе субъективного толкования, а не на основе авторитетных мнений; Ницше считать правдой то мнение, которое даёт вам пользу, а ложью то, которое привносит вред, поэтому, в частности, именно это и позволило появиться поддельным новостям от Путина и Трампа (то есть, признал, что Путин и Трамп приносят пользу?); ну, и деконструктивизм постницшеанцев позволил вообще не применять логику в процессе поиска правильных знаний. «Так это осёл меня преследует, а не вы? – Он! Он!» («Кавказская пленница»).

Кстати, а зачем им вообще нужно было пойти по пути принятия «рекомендаций» Канта, Ницше и постницшеанцев? И так ли уж они этим «рекомендациям» следуют? Тут у меня тоже, как и у Леви, возникает соблазн «исторического экскурса». Но, постараюсь совсем кратко.

В чём прелесть слова (речи)? В том, что они – эрзац действия. Основной вопрос в том, что «лучше» (как обычно – для кого?)? Свобода действий или свобода эрзаца действий. Пожалуй, для всех – и для угнетённых, и для нейтральных, и для угнетателей – лучше свобода эрзаца. Ибо и энергозатрат меньше, и физических последствий, особенно в конфликтных и без(д)умных ситуациях. Поэтому, если и давать человеку свободу, то только сотрясения воздуха, что потом, правда, преобразовалось в печатные издания (не вырубишь топором) и электронные печатные или рече преобразующие издания (не вырубишь тумблером). Прочие же свободы надёжнее ограничивать везде, где это требуется в силу интересов тех или иных субъектов. Обычно – через Закон.

Потом оказалось, что это позволяет целенаправленно управлять действиями, как индивидуальными, так и групповыми (коллективными), и даже массовыми. То есть, Свобода Слова стала вполне себе действенным инструментом усиления требуемых действий в пользу тех или иных субъектов. А также подавления возможных действий в пользу других субъектов.

Следовательно, требовалось дать возможность словам (мыслям, идеям) одних субъектов подавлять, якобы, в процессе их свободной конкуренции, слова (мысли, идеи) других субъектов. Можно это было, конечно, привычно делать методами подавления действий, то есть, через суды (авторитеты), но ведь слово же уже объявлено свободным. Значит через суд его, как просто точку зрения, а не клевету, как словесное действие по травле (психологическому травмированию) конкретного субъекта ограничивать нельзя. Следовательно, через авторитетов-мыслителей тоже. Так попустительствовали Канту.

Те же судебные правила (и прецеденты?), но уже применённые к реальным целям судебных запросов – получить что-то полезное для себя, привели к возможности уже внесудебного (не авторитетного) признания полезного – правдивым. А Ницше лишь объявил об этом феномене. Ну, а потом – понеслось. Дериватив на деривативе, и деривативом погоняет! Это уже постницшеанисты и прочие пост. (Ну, вот, как всегда – не талантливо).

То есть, все озвученные Леви предпосылки вполне в духе и в целеполагании людей действия добиться собственных преимуществ в «конкурентной» борьбе. По-другому, в таких условиях целеполагания, и быть не могло. И всё всех устраивало. Что же случилось, что теперь им потребовались «мозговые штурмы» с участием «отцов (не русского) демократического мышления»? Которые, как оказывается, ещё и привлекают критику демократических принципов свободного слова (мышления), чтобы обозначить пути развития «свободы» слова.

Леви «честно» списывает обнаруженные «прорехи» в стройном и ранее отлаженном Институте Свободы Слова на сверхмассовую свободу слова в Интернете. Как будто она только-только набрала обороты и начала давить Истинную Свободу Слова своей безалаберной массовостью. Прав ли он в этом своём предположении (выводе)? Вряд ли. Ибо то, что реально волнует этих «выдающихся мыслителей современности», так это то, что «слабые крупинки» не их свободного мнения каким-то образом, и, действительно, через Интернет, «заражают» его пользователей (не всех) какими-то альтернативными представлениями о том, что эти участники информационного обмена наблюдают в реальном окружающем мире. И это «заражение» распространяется, как какая-то вирусная или бактериальная инфекция, поражая всё большее и большее число субъектов информационного пространства.

Стандартные методы массового кантианства, ницшеанства, постницшеанства и все прочие их деривативы не способны  хоть как-то повлиять на этот процесс. Точнее, чем интенсивнее на них полагаться, тем скорость процесса выше. Не действуют ни «неограниченные объемы речи и высказываний», ни «вооруженность личным мнением, убеждениями и истиной», ни «равное право на выражение наших взглядов».

Ах, как же красиво пишет:

Мы думали, что мы демократизируем «мужество истины», которое было столь дорого покойному Фуко. Мы думали, что мы предоставляем каждому другу истины технические средства, с помощью которых можно вносить вклад — смело, но скромно — в поиск знаний. Вместо этого мы сформировали поток безумия. Мы положили тело истины на стол и, движимые каннибалистическими импульсами, оказались готовы разорвать ее на части. Каждый из нас сшил лоскутное одеяло абсолютной уверенности и подозрительности из кровоточащих, загнивающих клочков. А вскоре этот спектакль уступил место (без эллинской элегантности) извращенности нового поколения софистов, которые утверждают, что истина — это качающаяся тень, что человек — это мерило всех вещей и что истина каждого в точности равна истине его соседа.

И всё это не действует. Да и их, собственно, беспокоит не этот «хаос мнений», а «прорастание нового информационного порядка». Ибо в нём – истина (ну, пусть просто что-то близкое реальности), это не «качающаяся тень», а простое согласие на основе привычных методов человеческого мышления. А мерило всех вещей (в человеческом понимании) – не человек, а человеческие отношения. Которые определяются не словами, пусть и свободно высказанными, а деяниями по отношению друг к другу.

Ну, а раз созданный и хорошо ранее отлаженный механизм уже не эффективен, то «нужно же хоть что-нибудь делать». И что же?

Первое: создать «зал позора (указующей цензуры)». Интересно, как они сумеют в него внести в реальном времени фейк от «Белых касок»? А раз не сумеют, то не превратится ли этот зал со временем в «рейтинг позора» этих самых «авторитетных изданий»? Особенно для тех, кто захочет свободы восприятия информации вместо свободы слова.

Второе: платить за эффектное информационное противодействие материалам из «зала позора» Или подобным им.. Вероятно, тем самым «авторитетным изданиям».

Третье: закрепить, наконец, на веки вечные «авторитетные истины» в новом (и последнем?) издании «Великой Энциклопедии», за противословие которым, вероятно, последует преследование уже в рамках закона. Похоже «великим умам современности» теперь мало быть «вольною царицей», хочется быть «владычицей морскою», вследствие чего, им уже мало «конца Истории», им подавай «конец Науки», «конец Просвещения», «конец Экономики», «конец Знаний», «конец Всего».

Есть, правда, между этими «концами» эмоциональная разница. «Конец Истории» не призывали, его устало констатировали, как факт того, что не понятно, что же можно ещё делать дальше. Скучно, когда больше не с кем состязаться. Все прочие концы Леви предлагает организовать, как я понимаю, исключительно потому, что подобные ему мыслители не понимают, ни с кем они состязаются, ни «о чём» они состязаются.