Это вольный пересказ причин сегодняшней русофобии, распространившейся на окраинах бывшего СССР, которые мой знакомый (назовем его Психиатр) не считает для себя возможным озвучить публично в силу ряда личных обстоятельств. Хотя и не запрещает мне делиться своей теорией об этих причинах с окружающими.

Делюсь.

В отношениях маленького ребенка с родителями, особенно в первые годы его жизни, одной из важнейших задач является возможность добиться своего в ситуациях тотального превосходства оппонента. Родитель больше, сильнее и обладает всей полнотой власти по сравнению с малышом, которому хочется играть, есть всякие вредные вкусности, получать поблажки в распорядке дня и порядке в целом и т. п. Для достижения этой цели психика ребенка (не он, а его психический аппарат) развивает две дополняющих стратегии.

Первая -  копировать поведенческие, эмоциональные, мимические, вкусовые и иные особенности родителя, вызывая переживание психического единства с ним. В этих рамках, инициируемое психикой ребенка слияние, заставляет взрослого непроизвольно сопереживать  отдельным параметрам, выпадающим из единства, с целью восстановить приятное единение. Родитель обязательно сочувствует такому родному человечку и оказывается способным зайти в своих уступках достаточно далеко. Но необходимым условием при этом должна  быть потребность в слиянии у взрослого. А она проявляется только время от времени, в периоды относительного комфорта и относительного доступа к ресурсам телесной и психической жизненности (выходные, отпуск и в целом периоды свободы от обязательств).

Вторая – активизируется и действует в условиях, когда взрослый оказывается в обстоятельствах подчинения внешним силам, превосходящим его собственные возможности (стеснен во времени, средствах и способах действия по отношению к ребенку и т.п.). Психика ребенка тогда начинает копировать и воспроизводить того или тех, кто является для родителя наиболее страшным.

Отсюда типичное воспроизведение поведенческих и иных черт бабушек и дедушек, которых (по ощущениям ребенка) не могли ослушаться его родители. Отсюда же и то чрезмерное раздражение, которое вызывает внезапно закапризничавший ребенок. Психика родителей борется не с реальным маленьким и глупым человечком, а с иллюзией атаки фантомом собственного родителя. У ребенка при этом проявляется в отношении взрослых все черты той уверенности, превосходства и правоты, которые переживали их бабушки и дедушки в отношении малышей, которыми ранее были их родители.  Этот же механизм  работает в психике любого человека, если угрожающий объект сам кого-то боится.  

Поэтому так легко усваиваются плохие примеры. Ребенок, в защитных целях подражающий родителям, в их отсутствие терпит фиаско в противостоянии со сверстником, ведущим себя иначе, отлично от него. Впоследствии этот ребенок начинает воспроизводить такую же манеру поведения во взаимодействии собственными родителями, когда стремится отстоять перед ними свои интересы. Вариантов много, но общее одно – чем сильнее фиаско, тем неодолимей и детальней непроизвольное копирование параметров функционирования той причины (например, поведения сверстника), которая его породила.

Отсюда следует, что люди, сами пережившие в раннем детстве оккупацию, а особенно их дети и внуки, неизбежно будут сталкиваться в своем психическом функционировании с проявлениями уподобления тем, кого боялись и ненавидели их  родители или бабушки и дедушки. В ином случае, если удастся найти в себе силы сопротивляться такому уподоблению фантому захватчика, они будут ненавидеть «захватнические черты» всей душой.  

При этом получится психический парадокс: в общественной жизни такие люди будут ярыми антифашистами, но в отношении каких каких-нибудь народов периодически будут демонстрировать расовое или национальное превосходство. Самое главное, что черты «захватчиков»-фашистов будут проявляться у них в отношении собственных близких. Понятное дело, что у следующего поколения маятник качнется в противоположную сторону, и такое поведение старших в семье спровоцирует ответную русофобию и «захватнические» настроения. Сила чувств в этом случае может достигать полного уподобления тем оккупантам, которые в течение нескольких лет безраздельно властвовали над жизнью предков. Особенно если речь идет о потомках тех, кто не сопротивлялся оккупантам, а просто ждал, чем всё закончится.

Такова судьба всех захваченных народов: смирение перед лицом захватчиков гарантированно приводит к тому, что народ перестает быть собой. И также неизбежно этот народ становится через несколько поколений наиболее фанатичным представителем тех, кто его покорил. В случае же сохранения у народа внутренней воли к сопротивлению, наоборот, через несколько поколений идентификация с пожертвовавшими собой в борьбе приводит к восстановлению прежней государственности, причем зачастую в куда более грандиозных масштабах.

Словом, в случае покорности внуки будут мечтать: «Москаляку на гиляку, а потом всех ограбим и поработим», а в случае сопротивления: «Этот вечный огонь, нам завещанный одним, мы в груди храним».

Естественно, что потомки людей, до безумия боявшихся гитлеровцев во время войны, станут русофобами и поклонниками Запада. Даже если не были в оккупации. Как и наоборот, внуки тех, кто на глазах детей в меру сил противостоял врагу и верил в победу, смогут не заразиться русофобией (или другой формой нацизма). И не смогут относиться к нацистам равнодушно.