Кадры с трещиной

       Знаете, я вот тут, в самом низу, живу и мне кажется, что умники, которые сверьху, не постигают всей глыби бытия. Правда, снизу тоже, не так, чтоб далеко, видно, но здесь есть то, чего у вас, верхних, никогда не будет: результаты ваших трудов.
       Всё сюда оседает и стекается. Не только биология, но и политика, наука, да - всё, одним словом. Конешно, это залежи и полезные ископаемые. Само-собой, микроорганизьмы перерабатывают и выделяют. А как же? Выходит первичное природное удобрение. На ём всё растёт, ровно на дрожжах. Не у нас - тут всё настолько удобрено, таким, простите, слоем, что ничто живое не пробивается. А, кабы кто зачерпнул жижки-то, да попользовал, так - нет. Таких рук не видать. Многия воду мутят, палочкой в кучки тыкают, а кромя запаху - ничего. Обидно.
       Есть во дворце посудомойка. То, что надо: руки-лопаты, могучие плечи, крепкий круп и бёдра. Главное - молодая. Не так, чтоб очень, но вкус мужчины ей знаком и желанен. Правда, охотников до её телес немного. Прямо скажу - ни одного не видел. Жаль мне стало такого добра, так я ей, от времени, уделяю свою вниманию - пятнадцать минут аккурат будет. Самое то - не безотказность ея в любое время, но исполнение текущей работы вне зависимости силы моей страсти. Таких не больно сыщется ныне.
       Упёршись ступнями в её бёдра, оседлав на манер царя зверей, вдруг слышу от ейный томный выдох:
- Ваше дурьство, ужель человек произошёл без обезьяны?
Я поначалу оторопел. Ещё не приходилось мне филосовствовать и фаллосовствовать разом. Несколько замедлившись, я ответил:
- Толком никто не видел, а гоминиды немногословны.
- Так сколько же учёных занято такой важной вопросой, - приободряя меня поглаживанием мошонки промычала она.
- Заняты, да. Что им, сердешным, остаётся? Попы не дремлют.
- Всё-то вас в политику заворачивает, - наподдала хорошая, - а я из образовательного интересу.
- Чего?
- Волнуюсь: если у нас общий предок с обезьянами, то и с другими также? То есть, у всех кошачьих общаяя кошка, у всех динозавров общая ящерка, у всех медведей общий улей, то бишь медведь? И птицы... Так мы придём к тому, што в начале, какая-то амёба, вдруг разделилась на рыбу, медузу, лягушку и прочая.  Должно же быть что-то общее для всех, в конце концов?
Тут я глубоко присел на круп кухонной кобылки:
- Экъ тебя разобрало-то. Я с трудом, уже, тебя радую. Не может мужчина сразу и головой думать и женщину хорошить.
- А вы не вынимайте, пока. Пусть вы, сначала, ответите.
- Раз такое серъёзное дело, то изволь. Знаешь ты кто есть андроповлоги?
- Слыхала, вроде.
- Вот, они изучают людей издревле. Всё, что нароют, к себе тащут и обсуждают, а выводы складируют по книжкам, - произнёс я, устраиваясь поудобней. - Но они не для чтения, а для научения.
- Это как?
- Да так, что возьмёшь ты, к примеру, такую книгу в руки, и ничего не поймёшь: слова чужие, картинки схематичны, графики, таблицы... вообчем, читать - нечего.
- Куда же эти книжки?
- На растопку,.. в сортир тоже можно. Толстые. Надолго хватит.
- Ужель учёные, все свои знания сливают в сортир?
- А как же. Туда все и всё сливают.
- Но вам-то известно что?
- А как же. Всё известно. Хочет кто научиться чему - берёт эту жуткую книжку в руки и постигает написанное.
- Так не понятно же ничего.
- Для того, так и пишут. Во-первых, слабые отваливаются, во-вторых, препод без работы не останется.
- Кто, кто?
- Да есть такие. Непонятно объясняют непонятливым непонятое.
- Вы меня оскорбляете?
- Нет, просто задумался вслух.
- Золотарь ваш, когда отогревал праножность...
- Этот какого рожна тут трётся?
- Он следит, чтоб у меня всё было вдоль, как положено, и проходимость изяществом не оскудела. Всё об вас думает, хлопочет.
- Тогда - пусть.
- Вот, он и говорит, мол, все люди - насекомые. Те же голова, грудка, брюшко и лапки. Только крыльев нет.
- Дурак золотарь. Разве похож человек на... медузу?
- Медуза не насекомое.
- Она вообще безмозглая.
- А вот и нет. Мозг у неё внешним нервным кольцом образован.
- То есть у нас из центра к периферии, а у ней от краёв к серёдке?
- Примерно. Кстати, двигательные мышцы точно, как у людей.
- И мышцы есть? Может и скелет?
- Скелет для неё - океан.
- Как?
- Она воду использует не только как рабочее тело, но и как опору.
- Плевать на медузу, давай к насекомым.
- Возьмём, хорошо вам известных, завсегдатаев дворца.
- Моих подданных?
- Нет. Тараканов.
- Вот как такая мерзость тебе на ум пришла, когда я тут с тобой...
- У них тоже и мозг, и мышцы. Но главное - лапки.
- Какие лапки?
- Ихние. Там, среди крючочков, которыми насекомые цепляются за неровности. есть подушечки. Причём, на каждой ноге по две: передняя и задняя. Внутри них секрет, который может быть клейким, загустевать, может быть жидким или твёрдым. В зависимости от элетромагнитного поля, которое создаёт таракан.
- Чего?
- Когда насекомое ходит, оно ножками толкает поверхность от себя или притягивает лапку обратно. Когда первое, то вещество, став жидким, просачивается сквозь подушечку внутрь и твердеет. А когда второе - жидким проходит наружу, но не смачивает подушечку, а остаётся в порах её, и загустевая, несколько утягивается, создавая вакуум, но не оставляя следов.
- Заткнись уже! Что понесла, как перепуганная лошадь?
- Так я их кажный день вижу на кухне. Мне ли не знать?
- Я не об этом. К чему мне такие подробности?
- К тому, что если золотарь прав, а он умней вас, то получается Земля - планета-болото. И мы -  насекомые.
- Бред.
- Ещё он говорил, что есть лишь четыре вида животных: костяные, внешнекостные, внутреннекостные, и бескостные.
- Кто такие?
- Внутрикостные, например, люди. Внешнекостные - черепахи. Костяные - минералы. Бескостные - грибы.
- От него перегару не было?
- Такого не было, чтоб без перегару. Это их природный запах.
- Зачем же ты дурака-то слушаешь?
- Странно вы говорите. Можно подумать, здесь ещё кто водится.
- Правда. А, про крылы он имеет мысль? Куда оне делись-то?
- Говорит в зачаточном, неразвитом состоянии. Там, где лопатки. Само крыло - лишь разновидность кожи натянутой на кости рук.
- А лапки, лапки - то! Их же целых шесть штук!
- Это, ничего, говорит. Бывает по разному. Кому две, четыре, шесть, а то, и до сорока доходит.
- Ты, в другой раз, его покорми хорошо, а то он тебе и не такое наплетёт.
- Пробовала уже. Тогда он обленится и полную проверку заменит внешним осмотром. А мне не хотелось бы, потом, вас расстраивать.
- Вот и не расстраивай меня такими разговорами, - сказал я, возобновляя ритмичные покачивания, - а то, ноги затекают.
- Кстати, насчёт затеканий: как яйцо выбирает себе единственное семя из нескольких тысяч? Оно обладает разумом? А семя тогда? А слияние хромосом - это ихнее соитие? Тогда что у них семья? А кто для них рождённое дитя - Вселенная? А самые роды, - воскликнула она зайдясь оргазмом и издав гудок атомохода в тумане.
Я так и оставил её: лёжа на моечном столе. с оголённой кормой и блаженной улыбкой. Закрытые, от удовольствия, глаза не влияли на качество и количество перемываемой посуды.
       Таких не больно сыщется ныне. Выбирайте слуг придирчиво. Как гласит, уже народная, пословица: кадры - решают всё.