По Старой Смоленской дороге... до самого Парижа

Наполеон, Лев Толстой и военная статистика

С подачи современных СМИ ноябрь начинает восприниматься как «победный месяц» в Первой мировой войне при том, что сама эта война для молодежи уже провалилась в «незапамятные времена», став в один ряд с войной Семилетней. 
Тем не менее, натужные мероприятия по поводу 100-летия Компьенского перемирия проводятся, руководители стран, которые были когда-то врагами, кучкуются для коллективного фото на память, и все при этом дружно охают и ахают относительно количества жертв, которые усеяли своими костями поля Европы в 1914-1918-м…

При всём показном пацифизме празднование юбилея имеет и вполне злободневный политический подтекст. Во-первых, что французы и англосаксы всё-таки «перемогли» в 1918-м, а во-вторых, сделали-таки это сами, без такой-сякой России, которая в 1917-м того… 
По этому случаю можно на юбилей и Путина пригласить, - именно в качестве президента «страны-неудачницы» и на правах бедного родственника, которому можно в спину буркнуть своё «фэ».
Мировому сообществу, разумеется, сподручнее закатить банкет по поводу победного ноября 1918-го, чем победного мая 1945-го… Благо, что в массовом «историческом сознании» эти даты давно разошлись как «дела давно минувших дней».
Ну что ж… Если речь идёт о «преданьях старины глубокой», то углубимся в прошлое ещё на столетие с небольшим – в ноябрь 1812 года, который для России может считаться победным с основанием не меньшим, чем май 1945-го.
Гибель «Великой армии» Наполеона была для того времени событием ошеломляющим, и поэтому охаять его историки всех мастей норовят ничуть не меньше, чем победу СССР над Германией…
Методика «разжалования» русской победы 1812 года несколько отличается от либерально-солженицынского «трупами завалили» и сводится, если говорить коротко, к внезапному «поглупению» Наполеона в России. Он и Бородинское сражение выиграть вчистую не смог исключительно по причине насморка, и крепостное право почему-то не отменил, и отступать из Москвы надумал по Старой Смоленской дороге. И вообще, вёл себя как дурак, а дурака победить – что за честь… Тем более, что и побед-то над ним никаких не было; все сражения при отступлении Наполеон выиграл, и даже на Березине ухитрился «переиграть» русских генералов, избежав окружения.
На странность этих исторических построений обратил внимание ещё Лев Толстой, ехидно заметивший, что серия побед и успехов Наполеона осенью 1812 года почему-то привела Бонапарта к полному разгрому, а серия неудач русских – к полной победе и, в конечном счёте, к завершению войны в Париже.
Правда, вывод из этого остроумного наблюдения был сделан совершенно «толстовский» – мол, «Великая армия» бежала сама по себе, погибая не столько от оружия, сколько от холода и бескормицы, поэтому и все усилия полководцев ни на что не влияли и «ловить» в сражениях корпуса Нея или Ожеро не было никакого смысла… 
Ой ли?
Начнём с первой «наполеоновской глупости» – решения вернуться на Старую Смоленскую дорогу после битвы при Малоярославце (вроде бы не совсем проигрышной для французов). 
Чем же на самом деле было продиктовано это решение великого императора? Внезапным помутнением рассудка? Да ничуть. Первоначально Наполеон и в самом деле собирался идти обратно к Смоленску по другому маршруту – через Малоярославец - Медынь - Юхнов - Ельню. Но после «победного» сражения за Малоярославец император понял, что, двигаясь по такому пути, ему придется постоянно «толкать» перед собой русскую армию, устраивая непрерывные наступательные сражения. 
Такая перспектива была убийственной. Нехватка лошадей и боеприпасов для артиллерии заведомо обрекала французскую на гибель: не под Медынью, так под Юхновым, не под Юхновым, так под Ельней…
Поэтому решение вернуться на Старую Смоленскую дорогу было для Наполеона совершенно разумным. Во-первых, такой путь был банально короче; во-вторых, проходил по более-менее знакомой местности; в-третьих, давал возможность уходить из России, имея армию Кутузова не перед собой, а позади (ну, или хотя бы «сбоку»).
Спрашивается: стоило ли при таком раскладе мешать Наполеону «делать ноги» и не лучше ли было оставить французов в покое – пусть себе бегут? Лев Толстой в «Войне и мире» убеждает читателя, что именно так и следовало бы поступить… и делает это совершенно напрасно.
Почему? Потому что ещё со времен Карла XII в военной науке было зафиксировано правило: при передвижении армии по неприятельской стране в зимнее время, её ежедневные небоевые потери будут составлять 0,5%. Цифра неприятная, но… была бы она фатальной для французской армии?
Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим на хронологию. От Малоярославца французская армия двинулась к Смоленску 26 октября (по новому стилю) и собралась там полностью 13 ноября. То есть, будучи «оставленной в покое» великая армия за 19 дней должна была бы «естественным путём» потерять около 10% личного состава. Это было бы для Наполеона неприятно, но не смертельно, тем более, что его войско пополнилось бы за счёт гарнизонов, оставленных в Вязьме и Смоленске. Однако в «неправильной» (и совершенно не-толстовской) реальности армия Наполеона по пути от Малоярославца до Смоленска сократилась с 96 тысяч до 37 тысяч человек, то есть не на 10%, а в два с половиной раза.
И происходило это не потому, что «генерал Мороз» досаждал (похолодание до минус 8-9 градусов по Цельсию произошло только 9 ноября, когда большая часть «Великой армии» была уже в Смоленске), а потому, что русские непрерывно били эту армию на марше, отсекая и уничтожая её отдельные части (как, например, 22 октября при Вязьме или 28 октября при Духовщине).
Так что погибло нашествие «двунадесяти языков» не по графу Толстому (то есть не «само по себе»), а именно в результате «ненужных» и «бессмысленных» военных действий.
Вот такая история с географией, метеорологией и военной статистикой. О ней следует иногда вспоминать нашим западным партнёрам, обдумывающим в «победном ноябре» планы создания «европейской армии».
Ноябрь – он, знаете ли, месяц такой… двусмысленный.