За что не любят "ботаников"

Февраль 2003

Когда мы с моим другом Риком были в старших классах, мы сделали карту популярности столов в школьной столовой Это было просто, потому что дети ели только с теми, кто был примерно также популярен, как и они сами. Мы дали им оценки от 5 до 1. За столами "на пятёрку" сидели футболисты, чирлидеры и иже с ними. За столом с "колом" сидели дети с неярко выраженным синдромом Дауна, которых мы на языке того времени называли "дебилы".

Наш стол был "на двоечку", самая низкая оценка, которую можно было получить без видимых признаков уродства. Нельзя сказать, что мы поставили себе "двойку", потому что мы были честны с собой и беспристрастны. Просто утверждать иное было бы слишком явной ложью. В нашей школе каждый знал, насколько популярны все остальные, в том числе и мы.

В старших классах мои акции постепенно росли в цене. Наконец-то началось половое созревание; я стал приличным футболистом; я основал скандально известную подпольную газету. Таким образом, я видел все грани популярности.

Я знаю многих, кто был "ботаником" в школе. Они все рассказывают одно и то же: существует сильная корреляция между наличием мозгов и статусом ботаника. Также существует обратная корреляция между статусом ботаника и популярностью, и эта корреляция ещё сильнее. Похоже на то, что наличие мозгов делает тебя непопулярным.

Почему же так происходит? Для того, кто сейчас ходит в школу, этот вопрос может показаться странным. Само наличие этого факта настолько неоспоримо, что сложно даже в мыслях представить себе другую ситуацию, представить себе, что может быть как-то по-другому. Ещё как может. Хороший ум не делает тебя изгоем в начальной школе. Во взрослом мире мозги тоже не приносят вреда. И, насколько я могу судить, в большинстве других стран эта проблема не стоит так остро. Однако, в типичной американской средней школе, наличие мозгов создаёт тебе много трудностей. Почему же так происходит?

Ключ к разгадке в том, чтобы задать вопрос немного по-другому. Почему умные дети не становятся популярными? Если они такие умные, почему же им так сложно понять принцип работы популярности и обмануть систему? Они же успешно это делают на контрольных тестах.

Бытует мнение, что это невозможно, что умные дети не пользуются популярностью, потому что другие дети им завидуют: что бы они не делали, популярными им не стать. Хотелось бы... Если другие дети в старших классах завидовали мне, у них отлично получалось это скрывать. В любом случае, если бы мозгам действительно завидовали, то девушки на это среагировали бы. Девушкам нравятся парни, которым завидуют другие парни.

В школах, которые я посещал, наличие мозгов не имело большого значения. Дети не восхищаются умом и не презирают его. При прочих равных, они бы хотели быть умнее среднего, но ум котируется значительно ниже чем, скажем, внешний вид, харизма или спортивные таланты.

Таким образом, если ум не влияет на популярность напрямую, почему же умные дети никак не станут популярными? Я думаю, что ответ в том, что они на самом деле вовсе не хотят быть популярными.

Если бы мне тогда кто-нибудь это сказал, я бы долго смеялся. Быть изгоем в школе делает твою жизнь ужасной, настолько ужасной, что некоторые дети совершают самоубийство. И сказать мне-старшекласснику, что я не хочу быть популярным — всё равно что сказать умирающему от жажды в пустыне, что он не хочет стакан воды. Разумеется, я хотел быть популярным.

Но на самом деле нет. Не настолько. Было ещё кое-что, чего мне хотелось бы: быть умным. Не просто хорошо учиться, хотя и это что-нибудь, да значило. Нет, я хотел делать красивые ракеты, или писать хорошие книги, или понимать, как программировать компьютеры. В общем, сделать что-то выдающееся.

Тогда, в то время, я никогда не пытался разделить свои желания и взвесить их, сравнить друг с другом. Если бы я сделал это, я бы увидел, что быть умным для меня важнее. Если бы мне предложили стать самым популярным парнем в школе, но только ценой среднего интеллекта (себя не похвалишь, никто не похвалит), то я бы отказался.

И большинство "ботаников" тоже отказались бы, как бы они ни страдали от отсутствия популярности. Для них одна только мысль о среднем интеллекте невыносима. Но большинство детей согласились бы на эту сделку. Для половины из них это было бы выигрышем со всех сторон. Но даже для верхних двадцати процентов (предположим, как и в те времена, что интеллект — это скалярная величина), кто бы отказался отдать тридцать пунктов в тестах за то, чтобы тебя все любили и восхищались тобой?

Я думаю, что в этом и заключается корень проблемы. "Ботаники" служат двум хозяевам. Определённо, они хотят быть популярными, но быть умными они хотят ещё больше. Но популярность — это не то, чего можно достичь в свободное время, особенно если ты находишься в жесточайшей конкурентной среде американской средней школы.

Леон Баттиста Альберти, которого можно назвать архетипом Человека Возрождения, писал: "никакое искусство, каким бы ничтожным оно не было, не требует меньшего, нежели полной преданности, если ты хочешь преуспеть в нём". Спецназовцы и ординаторы в нейрохирургии — ленивые бездельники по сравнению с американскими школьниками. Они иногда берут отпуск; кое-кто даже находит время на хобби. Американский подросток работает над своей популярностью постоянно, 365 дней в году с перерывами на сон.

Я не говорю, что они делают это сознательно. Среди них действительно попадаются маленькие Макиавелли, но я имею в виду, что подростки постоянно несут вахту конформизма.

К примеру, подростки уделяют очень много внимания одежде. Они не одеваются, чтобы быть популярными. Они одеваются, чтобы хорошо выглядеть. Но для кого? Для других детей. Мнение других детей становится их мерилом правды, не только в одежде, но во всём, что они делают, вплоть до того, как они ходят. То есть всё, что они пытаются сделать "правильно" — это попытка быть популярнее, сознательная или нет.

"Ботаники" не понимают этого. Они не понимают, каких усилий требует популярность. В целом, люди вне какой-либо требующей полной отдачи области не понимают, насколько успех зависит от постоянного (хотя зачастую и бессознательного) вложения труда. Например, большинство людей думают, что способность рисовать даётся с рождения, что она — как высокий рост. Большинство людей, которые "умеют рисовать" на самом деле любят рисовать и потратили на рисование бесчисленное количество часов; именно поэтому они так хорошо рисуют. Так же и с популярностью: это не что-то, что у тебя либо есть, либо нет. Это то, что ты делаешь сам.

Основная причина, по которой "ботаники" не популярны, в том, что они думают о других вещах. Их внимание приковано к книгам или миру вокруг, а не к моде и вечеринкам. Они похожи на человека, который пытается играть в футбол со стаканом воды на голове и не расплескать воду. Другие игроки, которые могут целиком сосредоточиться на игре, побеждают их без особых усилий и удивляются, отчего же они такие неумехи.

Даже если бы "ботаники" проявляли такой же интерес к популярности, как и другие дети, это всё равно означало бы для них намного больше работы. Популярные дети научились тому, как быть популярными и тому, как хотеть быть популярными точно так же, как "ботаники" научились быть умными и хотеть быть умными: от своих родителей. В то время как "ботаники" были натренированы давать верные ответы, популярные дети были натренированы на послушание.

До этого момента я описывал отношения между умом и "ботаником", используя эти два понятия как будто они взаимозаменяемы. На самом деле они являются таковыми только в контексте. "Ботаник" — это тот, что недостаточно силён в социализации. Но "достаточно" или "недостаточно" зависит от того, где ты находишься. Стандарты крутизны в типичной американской школе настолько высоки, что вовсе не требуется быть как-то по-особенному неуклюжим в социальном плане, достаточно быть неуклюжим по сравнению с другими.

Мало кто из умных детей может пожертвовать достаточным для достижения популярности количеством внимания. Они обычно становятся "ботаниками", если они, конечно, не хороши собой, не сложены атлетически от природы или не состоят в родстве с популярными детьми. И это — причина, почему жизнь умных людей наиболее трудна между, скажем, одиннадцатью и семнадцатью годами. Жизнь в этом возрасте занята популярностью как никогда прежде или после.

До этого возраста, на жизни детей влияют прежде всего родители, а не другие дети. В начальной школе детям не всё равно что думают другие дети, но это не играет такой решающей роли, как потом.

В возрасте примерно одиннадцати лет дети начинают относиться к семье как к стабильной, но скучной работе. Они создают новый мир для себя и среди себе подобных, и ранг в этом мире, а не в семье, имеет для них основное значение. Более того, трудности в семье могут добавить им очков в том мире, который для них важен.

Проблема в том, что мир, который дети создают для себя, на первый взгляд очень жесток. Если вы предоставите группу одиннадцатилетних самим себе, вы получите "Повелителя мух" (роман Уильяма Голдинга о группе детей на необитаемом острове, прим. перев.). Как и большинство американских детей, я прочитал эту книгу в школе. Наверное, это было не случайно. Возможно, кто-то хотел показать нам, что мы дикари и что мы создали для себя жестокий и глупый мир. На мой взгляд, это был слишком тонкий намёк. Книга была очень правдоподобна, но я не понял дополнительный смысл. Как бы мне хотелось, чтобы нам сказали прямо, что мы были дикарями, и что наш мир был глупый.

"Ботаникам" легче переносить отсутствие популярности, если их при этом всего лишь игнорируют. К сожалению, быть изгоем в школе означает активную травлю.

Почему же так происходит? Опять же, для того, кто сейчас ходит в школу, этот вопрос может показаться странным. А как же может быть иначе? Ещё как может. Взрослые обычно не травят "ботаников" Почему же подростки это делают?

Частично потому что подростки ещё наполовину дети, а многие дети в сущности жестоки. Кое-кто издевается над "ботаниками" по той же причине, по которой они отрывают ноги паукам. До того, как разовьётся совесть, издевательства могут быть весёлым занятием.

Другая причина преследовать "ботаников" в том, чтобы почувствовать себя лучше. Если ты в воде, то единственный способ всплыть наверх — продавить воду вниз. Так и в социальной иерархии — те, кто не уверены в своём статусе, будут стараться подчеркнуть его плохим обращением с теми, кого они видят ниже себя самого. Я как-то читал, что это причина, по которой сильнее всего чёрных в США ненавидят бедные белые.

Но я думаю, что основная причина того, что дети травят "ботаников" заключается в том, что так работает механизм популярности. Популярность лишь отчасти состоит из личной привлекательности. По большей части дело в альянсах. Чтобы стать популярными, нужно постоянно делать вещи, которые сблизят тебя и других популярных людей. А мало что сближает людей так, как общий враг.

Подобно политику, который хочет отвлечь избирателей от внутренних проблем, мы тоже можем создать врага, даже если его не существует. Благодаря травле "ботаника" дети, которые считают себя выше него, укрепляют узы с себе подобными. Атака на "аутсайдера" делает их всех "инсайдерами". Именно поэтому самая жуткая травля — групповая. Спроси любого "ботаника", что хуже: травля со стороны группы детей или со стороны одного-единственного задиры, каким бы садистом тот ни был.

Тут нет ничего личного, если это, конечно, утешит "ботаников". Дети, которые собираются для того, чтобы поиздеваться над тобой делают то же самое, что и группа людей, собирающихся на охоту. Они на самом деле не ненавидят тебя. Им просто нужно за кем-то поохотиться.

А поскольку "ботаники" находятся в самом низу иерархии, они — лёгкая добыча для всей школы. Если мне не изменяет память, самые популярные дети не издеваются над "ботаниками", им не нужно опускаться до подобных занятий. Большинство издевательств идёт от детей на ступень ниже, от "нервного среднего класса".

Проблема в том, что их слишком много. Распределение популярности — это не пирамида, оно снижается к низу, как груша. Наименее популярная группа достаточно маленькая. (я думаю, что мы были единственным столом "на двоечку" во всей столовой.) То есть людей, которые не прочь подразнить "ботаника", больше, чем самих "ботаников".

Дистанцирование от непопулярных детей добавляет тебе очков, общение с ними — убавляет. Одна моя знакомая рассказала мне, что в школе ей нравились "ботаники", но она боялась с ними говорить, потому что над ней могли начать смеяться другие девочки. Быть изгоем — болезнь, передающаяся через общение; Дети, которые слишком добры для того, чтобы издеваться над "ботаниками", всё равно будут подвергать их остракизму в порядке самозащиты.

Поэтому никого не должно удивлять, что умные дети, как правило, несчастны в средних и старших классах. Их прочие интересы не оставляют им достаточно ресурсов, которые можно было бы потратить на завоевание популярности, а поскольку популярность — это игра с нулевой суммой, то они в итоге становятся лёгкой добычей для всей школы. И что самое странное, весь этот кошмар происходит безо всякого злого умысла, просто потому что сама ситуация приняла такие формы.

Для меня самым худшим этапом были старшие классы, когда понятие культуры у детей ещё не сформировалось окончательно, а специализация, которая в итоге отделит умных детей от остальных, ещё не началась. Почти все, с кем я говорил на эту тему сходятся в одном: надир находится где-то между одиннадцатью и четырнадцатью годами.

В нашей школе это был восьмой класс, мне тогда было 12-13 лет. В том году одна из наших учителей случайно подслушала разговор девочек на остановке автобуса и была настолько шокирована услышанным, что на следующий день она посвятила целый урок тому, что не нужно быть жестоким по отношению к другим.

Это не принесло какого-либо видимого результата. Меня больше всего поразило тогда, что она вообще удивилась. Вы хотите сказать, что она не знала, о чём и как они обычно разговаривают? Вы хотите сказать, что это не норма?

Было очень важно понять, что нет, взрослые не знают, что именно дети делают с другими детьми. В общем и целом, конечно, они знают, что дети могут быть жестокими, точно также как в общем и целом мы знаем, что людей в бедных странах часто пытают. Но, как и все мы, взрослые не любят думать о таких угнетающих вещах, и поэтому они не видят конкретных злодеяний, пока сами не начнут их искать.

Учителей в средних школах можно сравнить с надзирателями в тюрьмах. Их главная задача в том, чтобы заключённые оставались внутри. Они также должны кормить заключённых и следить, чтобы те не поубивали друг друга. Помимо этого, они не хотят иметь с зеками никаких дел, поэтому те большую часть времени предоставлены сами себе и могут создавать для себя социальные структуры, какие им заблагорассудятся. Всё, что я читал по этой теме, говорит о том, что в тюрьмах возникает извращённое, дикое и тоталитарное общество. Быть на дне такого общества — удовольствие сомнительное.

В целом, такая же картина наблюдалась во всех школах, в которые я ходил. Самое главное — оставаться на территории школы. Пока ты там, руководство школы и учителя кормили тебя, предотвращали открытое насилие и даже пытались чему-то научить. Но помимо этого они не хотели иметь с детьми никаких дел. Как и надзиратели, учителя предоставляли нас себе самим. И, как и заключённые, мы создавали для себя варварскую культуру.

Почему же реальный мир более гостеприимный по отношению к "ботаникам"? Может показаться, что ответ в том, что он населён взрослыми, которые слишком развиты для того, чтобы дразнить друг друга. Но я не думаю, что это так. Взрослые в тюрьмах определённо издеваются друг над другом. И светские львицы тоже; в определённых районах Манхэттена жизнь женщин очень похожа на продолжение средней школы, те же самые мелкие козни и интриги.

Я считаю. что самое главное в реальном мире, не то что его населяют взрослые, а то, что он очень большой. И то, что ты делаешь этом мире, имеет ощутимые последствия. Вот чего не хватает в школах, тюрьмах и высшем обществе. В этих мирах их обитатели как бы находятся внутри маленьких пузырьков. Что бы они ни делали, последствия будут максимум локальными. Естественно, что такие общества впадают в ничтожество. Для их формы отсутствует содержание.

Если у твоих действий есть реальные последствия, то недостаточно просто угождать другим. Всё важнее становится способность дать правильный ответ. И в этом у "ботаников" есть преимущество. Разумеется, на ум тут же приходит Билл Гейтс. Хоть у него и есть заметные пробелы в социальных навыках, но он даёт правильные ответы, как минимум правильные в плане прибыли.

Другое отличие реального мира в том, что он намного больше. Если людей достаточно много, то даже самое маленькое меньшинство может достичь критической массы, если его представители будут держаться себе подобных. В реальном мире "ботаники" собираются в определённых местах и создают свои общества, в которых ум — самое важное. Бывает, течение даже разворачивается вспять: иногда, особенно в университетах на факультетах математики и естественных наук, "ботаники" подчёркивают свою социальную неуклюжесть, чтобы казаться умнее. Джон Нэш настолько восхищался Норбертом Винером, что перенял его привычку дотрагиваться до стены при ходьбе по коридору.

В 13 лет у меня не было опыта общения с миром, кроме того, что я видел вокруг себя. Я думал, что мы живём в извращённом маленьком мире. Этот мир был жестоким и скучным одновременно, и я не уверен, что из этого было хуже.

В этом мире я чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому я считал, что со мной что-то не так. Я не понимал, что "ботаники" не вписываются в этот мир, потому что мы на самом деле на шаг впереди него. Мы уже тогда думали о важных вещах, вместо того, чтобы играть в трудную, но бесполезную игру, как это делали другие.

В этом плане мы были немного похожи на взрослого человека, которого судьба закинула обратно в среднюю школу. Он бы не знал, как правильно одеваться, какую музыку следует слушать, какой сленг использовать. Он бы казался другим детям чужаком. Отличие в том, что взрослому было бы всё равно что о нём думают другие дети. Он бы знал, что это не имеет никакого значения. У нас такой уверенности в себе не было.

Многие думают, что для умных детей на в этом возрасте полезно общаться с "нормальными" детьми. Возможно. Но, как минимум иногда, причина, по которой "ботаники" не ведут себя как все, заключается в том, что все остальные действительно ненормальные. Однажды в школе я сидел на шоу перед игрой и смотрел на то, как чирлидеры кинули зрителям чучело игрока другой команды, чтобы те разорвали его на мелкие кусочки. Было ощущение, что я исследователь, наблюдающий странный ритуал в диком племени.

Если бы я мог вернуться и дать совет тринадцатилетнему себе, я бы в первую очередь посоветовал ему поднять голову и оглядеться. Я тогда ещё не понимал, что весь мир, в котором мы жили, был подделкой. Не только школа, весь наш городок. Почему люди переезжают в пригород? Чтобы завести детей! Чего же удивляться, что всё вокруг казалось скучным и стерильным. Это был гигантский инкубатор, искусственный город, созданный специально для разведения детей.

Там где вырос я, было нечего делать и некуда сходить. Это не случайно. Пригороды созданы для того, чтобы отгородиться от окружающего мира, поскольку там есть вещи, которые могут быть опасными для детей.

А школы в этом поддельном мире — загоны для скота. Официально заявленная цель школы в том, чтобы научить детей. На самом деле их основное предназначение — запереть детей в одном месте на большую часть дня, чтобы взрослые могли спокойно заняться делом. Я ничего не имею против: в нашем специализированном индустриальном обществе бегающие повсюду дети были бы катастрофой.

Моя проблема не в том, что детей держат в тюрьмах, а в том, что, во-первых, им об этом никто не рассказывает, и, во-вторых, что эти тюрьмы управляются самими заключёнными. Детей отправляют на шесть лет учить бессмысленные факты в мир, управляемый гигантами, которые бегают за коричневым продолговатым мячом. И все делают вид, будто это — самое естественное, что можно себе представить. А кто начинает артачиться и не хочет принимать эту сюрреалистическую смесь, того называют неудачником.

Жизнь в этом мире наизнанку для детей очень тяжёлая. Не только для "ботаников". Как и в любой войне, даже победитель несёт потери.

Взрослые не могут не видеть, как страдают дети. Так почему же они ничего не предпринимают? Потому что они сваливают вину на пубертатный период. Взрослые говорят себе: "наши дети несчастны потому, что в их крови гремучая смесь гормонов, которая всё портит". С системой всё в порядке; просто в этом возрасте дети всегда страдают.

Эта идея настолько укоренилась в нас, что даже сами дети в неё верят (к слову, вряд ли это им помогает). Если верить, что ноги болят от природы, то не станешь задумываться, не жмут ли ботинки.

Я с подозрением отношусь к теории, что тринадцатилетние дети испорчены сами по себе. Если это психологический феномен, то он должен проявляться везде. Разве монгольские кочевники в тринадцать лет становились нигилистами? Я прочитал много книг по истории, но ни разу не встречал упоминаний этого, казалось бы, непреложного факта ранее двадцатого века. Подростки-подмастерья в эпоху Возрождения кажутся мне жизнерадостными и охочими до знаний. Они могли подшутить друг над другом или подраться (Микеланджело в ссоре сломали нос), но они не были ненормальными.

Насколько я могу судить, идея гормональной ненормальности подростков — ровесник пригородов. Я не думаю, что это простое совпадение. Я считаю, что подростков сводит с ума та жизнь, которую они вынуждены вести. Подростки-подмастерья в эпоху возрождения впрягались как ездовые собаки. Сегодняшние подростки в лучшем случае — нервные болонки. Их ненормальность — следствие ненормального безделья, которое повсюду.

Когда я ходил в школу, среди умных детей часто поднималась тема самоубийств. Никто из моих знакомых не убил себя, но некоторые планировали сделать это, а кое-кто мог и попытаться. В большинстве случаев это было всего-лишь позёрством. Как и все подростки, мы любили драму, а самоубийство казалось очень драматичным поступком. Но отчасти причина была в том, что наша жизнь в то время была действительно ужасной.

Травля была только частью проблемы. Вероятно, даже хуже травли был тот факт, что нам невозможно было заняться ничем полезным. Люди любят работать; в большинстве стран мира твоя работа — это твоя личность. А всё что мы делали было или казалось нам бесполезным.

В лучшем случае это была подготовка к настоящей работе, которую мы может быть получим. Когда-нибудь, в отдалённом будущем. Настолько отдалённом, что мы даже не знали, к чему конкретно мы готовимся. Чаще всего нам нужно было прыгать через обручи, заучивать лишённые смысла слова, необходимые для того, чтобы пройти тест. (Три основные причины Гражданской Войны были... Тест: Назовите три основные причины гражданской войны.)

И от этого нельзя было отказаться. Взрослые решили между собой, что это — единственно возможный путь к университету. Единственный способ избежать этой пустой жизни — принять её.

У подростков когда-то была более активная роль в обществе. В доиндустриальные времена они могли быть подмастерьями в магазине, разнорабочими на ферме, или даже юнгой на корабле. Им не давали создавать параллельное общество. Они были младшими членами взрослого общества.

Подростки в те времена, судя по всему, испытывали к взрослым больше уважения, потому что они видели в них мастеров, опыт которых они хотели перенять. Сегодня дети имеют слабое представление о том, что именно родители делают в своих бюро. Они не видят (зачастую справедливо) связи между домашним заданием и взрослой работой.

Подростки когда-то уважали взрослых, а взрослые могли рассчитывать на подростков. Через пару лет работы, подмастерье мог стать очень хорошим помощником мастеру. Но даже новичок мог подмести мастерскую или сходить передать сообщение.

Сегодня у взрослых нет нужды в подростках. В бюро они бы только мешали. Поэтому взрослые отдают их в школу по дороге на работу. Точно так же как они отдают собаку на псарню на выходные, если хотят куда-нибудь съездить.

Что же произошло? Не так-то просто ответить. Причина этой проблемы та же самая, что и у многих болезней современного общества: специализация. Поскольку профессии требуют всё большей специализации, нам нужно учиться всё дольше. Дети в доиндустриальную эпоху начитали работать самое позднее в 14 лет; дети в сёлах, где жило большинство людей, начинали намного раньше. Современные дети, которые получают высшее образование, начинают работать в 21 или 22 года. А если сначала хочешь защитить кандидатскую или докторскую, то твоя учёба запросто затянется до 30 лет.

Сейчас подростки совершенно бесполезны, разве что как источник дешёвой рабочей силы, например, для индустрии еды быстрого приготовления, которая использует данный факт на полную катушку. В любой другой профессии они принесут чистый убыток. Но они ещё слишком малы, чтобы оставлять их без присмотра. Кто-то должен за ними присматривать, и самый эффективный способ этого достичь — собрать их всех в одном месте. Тогда нужно будет совсем немного взрослых, чтобы за ними присматривать.

Если на этом остановиться, то получится описание тюрьмы, пусть даже и на пол-дня. Проблема в том, что много школ именно на этом и останавливаются. Официальная цель школы в том, чтобы обучить детей. Но никто не давит на школы, чтобы они делали это хорошо. Поэтому большинство школ так плохо справляются с обучением, что дети не могут относиться к ним серьёзно, причём не только умные дети. Большую часть времени мы все, ученики и учителя, просто прыгали через обручи.

В старших классах на занятиях про французскому нам требовалось прочесть "Отверженные" Виктора Гюго. Я не думаю, что кто-то из нас знал французский на достаточном уровне, чтобы прочесть эту книгу в оригинале. Я, как и все мои одноклассники, прочитал по диагонали учебное пособие. Когда нам раздали тест по этой книге, я заметил, что вопросы выглядят странно. В них было много длинных слов, которые наш учитель вряд ли стал использовать бы. Откуда же взялись эти вопросы? Из того же учебного пособия. Учитель тоже использовал его вместо самой книги. Мы все притворялись.

Конечно, в школах есть и отличные учителя. Мы с одноклассниками до сих пор вспоминаем нашу учёбу в четвёртом классе, всё благодаря энергии и воображению нашего учителя по фамилии Михалко. Но такие учителя, как он, плыли против течения. Они не могли починить систему.

Практически в любой группе людей вы сможете различить иерархию. Когда взрослые люди собираются в группу, они обычно делают это для достижения какой-либо общей цели. И те, у кого это лучше всего получается, в итоге оказываются во главе. Проблема с большинством школ в том, что у них нет цели. Но иерархия всё равно должна существовать. И дети создают её из ничего.

В английском языке есть выражение, которым описывают классификацию чего-либо без чётких критериев оценки. Мы говорим в таких случаях, что ситуация ухудшилась до соревнования "кто популярней". И это именно то, что происходит в большинстве американских школ. Положение в школьном обществе не зависит от какого-либо реального критерия, разве что от способности поднять своё положение в этом обществе. Всё как при дворе Людовика XIV. Поскольку внешнего противника не существует, дети становятся врагами друг другу.

Если оценка идёт извне или по какому-нибудь осязаемому результату, то быть внизу иерархии не так обидно. Новичка в футбольной команде не бесит мастерство опытного игрока; он надеется когда-нибудь стать таким же опытным и благодарен судьбе за возможность поучиться у мастера своего дела. Опытный игрок, в свою очередь, может чувствовать, что его положение обязывает его помогать советом менее опытным игрокам. И что самое важное, их статус в команде зависит от того, как хорошо они играют против других команд, а не от того, насколько они могут унизить друг друга.

Дворцовые интриги выглядят по-другому. Такое общество обесценивает любого, кто в него входит. В нём нет места ни для восхищения снизу, ни для "положение обязывает" сверху. Убей или будь убит.

Именно такое общество создаётся в американских средних школах. Так получается, потому что у этих школ нет цели, за исключением того, чтобы каждый рабочий день собирать детей в одном месте на определённое количество часов. Тогда я ещё не понимал, если быть честным, я осознал лишь недавно, что у двойного ужаса школьной жизни — у жестокости и у скуки есть общая причина.

Посредственность американских школ не просто делает детей несчастными шесть лет подряд. Последствия этой серости гораздо хуже. Она провоцирует непокорность и отваживает детей от того, что им вообще-то следовало бы учить.

Думаю, как и многие "ботаники", я смог заставить себя прочесть что-то из школьной программы только годы спустя. И я потерял больше, чем просто книги. Я перестал доверять словам вроде "личность" или "порядочность", потому что взрослые настолько обесценили для меня эти слова. В их интерпретации, они могли означать лишь "повиновение". Порядочные дети были либо тупыми племенными быками, либо недалёкими сплетниками. Если это означало личность и порядочность, то мне не хотелось быть такими как они.

Но словом, значение которого я понял совершенно превратно, было слово "такт". Взрослые употребляли его в значении "закрой рот". Я даже считал, что оно происходит от английского слова "молчаливый" (tacit или taciturn) и означает именно это. Я поклялся себе, что никогда не буду тактичным; им меня так просто не заткнуть. На самом деле, это слово происходит от слова "тактильный", что означает "легко дотрагиваться".

Тактичный — это антоним слову "грубый". Я узнал это лишь в университете.

"Ботаники" — не единственные неудачники в крысиных бегах за популярностью. Их не любят, потому что они рассеянные. Но есть и другие дети, которые сознательно отказываются участвовать во всём этом, потому что им это противно.

Подростки, даже бунтари, не любят быть одни. Поэтому, даже когда дети выходят из системы, они делают это вместе. В нашей школе тихий бунт был по поводу наркотиков, особенно марихуаны. Дети из этого племени носили чёрные майки с концертов и назывались "фриками".

"Фрики" и "ботаники" были союзниками и зачастую эти роли совмещались. "Фрики" были, как правило, умнее других детей, но для их племени было важно не учиться (или делать вид, что ты не учишься). Я был скорее "ботаником", но у меня было много друзей-"фриков".

Они принимали наркотики, по крайней мере вначале, из-за социальных связей, которые создаёт их использование. Это было хорошим совместным времяпровождением, а поскольку употребление наркотиков было незаконным, то и бунтарством.

Я не хочу сказать, что все проблемы с наркотиками из-за плохих школ. У наркотиков сильная инерция. Без сомнения, многие "фрики" начали употреблять наркотики, чтобы уйти от других проблем — например, от проблем в семье. Но, как минимум в моей школе, большинство детей начинали принимать наркотики из чувства бунтарства. Четырнадцатилетние подростки не начинают курить травку потому что они где-то слышали, что она поможет им забыть о проблемах. Они начинают её курить, потому что они хотят перейти в другое племя.

Плохое руководство порождает бунт; эта идея не нова. И тем не менее, власти всё ещё ведут себя так, как будто сами наркотики являются источником проблем.

Настоящая проблема — пустота школьной жизни. Мы не увидим никаких работающих решений, пока взрослые этого сами не осознают. И первые, кто в состоянии это понять — те, кто в школе был "ботаником". Вы действительно хотите, чтобы ваши дети были такими же несчастными в школе, как и вы сами? Мне бы этого не хотелось. Что ж, сможем ли мы вообще что-нибудь поделать? Почти наверняка сможем. В нынешней системе нет ничего неизбежного. Она возникла по умолчанию.

Но взрослые, как правило, заняты. Прийти на школьное представление — это одно. Связаться с бюрократией системы образования — совсем другое. Мало у кого останется достаточно сил, чтобы попытаться что-то изменить. Я полагаю, самое сложное — понять, что ты на это способен.

"Ботаникам", которые ходят в школу сегодня, я всё же не советую сильно наедяться на взрослых. Может быть, когда-нибудь прилетит вооружённый до зубов отряд из взрослых на вертолётах и спасёт вас, но это вряд ли произойдёт на этой неделе. Перемена к лучшему здесь и сейчас должна произойти в головах самих "ботаников".

Даже простое понимание ситуации, в которой они находятся, сделает их жизнь немного легче. "Ботаники" — не неудачники. Они просто играют в другую игру. В игру, правила которой больше похожи на то, как работает настоящий мир. Взрослые это знают. Сложно найти успешных взрослых, которые не говорят, что в детстве они были "ботаниками".

Самим "ботаникам" следует понять, что школа — это не жизнь. Школа — это странная, искусственная конструкция, наполовину стерильная, наполовину звериная. Она кажется такой же всеобъемлющей, как и жизнь, но всё равно она — не настоящая. Она всего лишь на время, и если хорошо посмотреть вокруг, то можно увидеть мир за её пределами, даже если ты сейчас внутри системы.

Если ваша жизнь кажется ужасной, то это не потому что гормоны превращают вас в монстров (хоть в это и верят ваши родители). И не потому что она и в самом деле ужасна (хоть в это и верите вы сами). Она кажется ужасной потому, что взрослые, не найдя вам никакого выгодного применения, предпочли запереть вас друг с другом без дела в четырёх стенах. Ужасно жить в таком обществе. И если вы ищете причину, по которой подростки так несчастны, то вам нет необходимости искать дальше.

В этой статье я сказал много жестоких вещей, но на самом деле посыл статьи весьма оптимистичный — многие проблемы, которые мы принимаем как данность, на самом деле не так уж нерешаемы. Подростки — вовсе не несчастные монстры, потому что такова их природа. Одно лишь это может вселить надежду как в детей, так и во взрослых.