Что будет, если в стране останутся одни казахи?

Демографические тенденции, протекающие в нашем обществе, позволяют сделать вывод, что Казахстан движется в сторону моноэтничности, и, в конце концов, может статься так, что в стране останутся только казахи. В этой связи возникает ряд вопросов, на которые мы попросили ответить людей, уже не раз выступавших на страницах нашей газеты в качестве экспертов:

1. Хотелось бы понять, это позитивный процесс или же он несет с собой некоторые угрозы? И какие именно?
2. Некоторые эксперты считают, что политэтничность Казахстана давала нашему обществу ряд преимуществ – наличие конкурентной среды, культурное взаимообогащение, формирование принципов толерантности и политкорректности. Вы согласны с этим? Если нет, то обоснуйте свою точку зрения.
3. В этом вопросе можно найти какую-то золотую середину? Или мы прошли точку бифуркации, и изменить уже ничего нельзя? Стоит ли государству и обществу предпринять какие-то усилия, чтобы удержать наших соотечественников – неказахов от отъезда?

Айдос Сарым, политолог: Моноэтничность – это не хорошо и не плохо

Мне кажется, разговоры о «позитивности», «перспективности», «ужасности» моноэтничности надуманны и вызваны скорее политической конъюнктурой, пропагандой, нежели реалиями. Сама по себе моноэтничность – это не хорошо и не плохо. Это сложное явление, характерное для целого ряда стран. Япония, Исландия – это моноэтничные страны. Хорошо это или плохо? Ни то, ни другое. Это социологическая, демографическая, культурная, историческая и политическая данность, с которой нужно и можно работать.

   Казахстан, если внимательно разбираться, уже никогда не будет моноэтничным государством. До сегодняшнего дня у нас наблюдалось преобладание казахского и славянских этносов. Был даже период, когда казахи стали этническим меньшинством на своей родине. Эта бинарность работала достаточно продолжительный исторический срок. Социально-демографические, культурно-политические и экономические процессы, которые начались в конце 1970х – начале 1980х, привели к снижению доли славянских этносов, причем массовые миграции начались задолго до распада Советского Союза. Поэтому грешить и валить все на независимость не нужно. На место казахско-славянского доминирования в составе населения теперь приходит казахско-тюркское, тюрко-мусульманское доминирование. Пройдет не так уж много времени, и на второе место по численности населения выйдут узбеки.

     Численность же русских, украинцев, белорусов, немцев будет уменьшаться, соответственно будет снижаться их удельный вес. Это вовсе не трагедия национального масштаба, хотя и трагедия на уровне отдельных личностей и семей. Появится новая данность, новая реальность, с которой надо будет научиться жить, существовать, уметь работать. Это создаст новые вызовы, новую проблематику, потребует новых инструментов, механизмов социальной и политической инженерии.

2. На самом деле, у нас нет исследований – социометрических, экономических или иных, которые позволяли бы однозначно и серьезно говорить о безусловном эффекте и пользе полиэтничности. Все, если разобраться, имеет свою цену. К примеру, Япония и Корея – моноэтничные государства. Они что, хуже всех живут, последний кусок суши доедают и ушли в пещеры? В этом вопросе политических и идеологических составляющих значительно больше, и поэтому ученые, эксперты даже боятся содержательно обсуждать реальную повестку, в силу чего есть очень много недоговоренностей, умолчаний, изъятий. Опять же, разве кто-то может утверждать, что до прихода русских в Казахстан казахи были нетолерантными и неполиткорректными? Разве казахи ели мясо путешественников, как аборигены Новой Гвинеи и иных экзотических местностей? Так что многое в этих вопросах зависит от угла зрения и заданности экспертов. Как в классическом случае с динозавром, есть только две опции: можно его встретить, а можно и не встретить.

3. Что касается конкретно Казахстана, то его полиэтничность не была естественным, природным процессом. Если бы не политика Российской империи, что царской, что советской, которая активно занималась колонизацией Степи, насильственным переселением большого количества людей, мотивировала – экономически и идеологически – миграционные процессы, то ситуация могла быть совершенно иной. Сегодня, как мы видим, история отыгрывает назад. И как только перестала существовать империя, пропали ее идеологические, политические и иные конструкции, –  все посыпалось. Вот когда закончатся процессы окончательного распада империи и завершится длительный процесс деколонизации, когда все граждане страны сделают свой сознательный политический и гражданский выбор, – вот тогда мы сможем более или менее серьезно говорить о заново сложившейся полиэтничности Казахстана, рассуждать о ее конфигурации и перспективах.

     Как видим, теория «плавильного котла» в нашей стране не сработала, нового «советского» человека на выходе мы не получили. Не получим мы и абстрактного «казахстанского» человека. Те, кто спешит хоронить факторы этничности, национального государства, рискуют еще много раз смертельно простудиться или несколько раз умереть от физического истощения. Понятно, что многие сегодняшние политические конструкции носят паллиативный характер, и отчасти это закономерно. Но в итоге в Казахстане возможна только казахская политическая нация с сильным гражданским обществом и институтами. Казахи были и будут главным стержнем, осью нашей государственности, вокруг которой смогут жить и процветать все остальные этносы, которые примут новые реалии и общие правила игры.

         Повторюсь: никого и ничего искусственно удержать, задержать не получится. Мы не можем насильственно кого-то привязать к стране, запретить выезд или еще чтото. Многие исторические процессы еще не завершились, надо дать им благополучно, мирно завершиться. Политика государства, деятельность госорганов, общественных институтов должна быть направлена именно на это. Необходима ad hoc политика, которая будет каждый день трезво, честно оценивать происходящее и одновременно очень прагматично оформлять новую действительность, которая называется «казахское национальное государство». На этом этапе развития страны государство должно быть одновременно нотариусом и строителем новой реальности. Если говорить врачебными терминами, то нам в качестве госменеджеров нужны сегодня акушеры и педиатры нового, а не реаниматологи прошлого.

Джанибек Сулеев, веб-издатель: Точка невозврата уже пройдена

Должен сказать, что редакция Central Asia Monitor всегда поднимает интересные, животрепещущие, актуальные проблемы. То же самое могу сказать и в данном случае. Единственное, что я бы уточнил, – поставленные вами в этот раз вопросы неразделимы. По сути, второй вопрос – это и есть, собственно, ответ на первый, а второй, соответственно, – это ответ на третий. И теперь остается только развернуть некоторые грани.

Для начала давайте попытаемся понять: есть ли в нашем обществе идея продвижения моноэтничности Казахстана? В принципе, с некоторой натяжкой можно сказать, что есть. Идея увеличения казахской доли в общей численности населения страны присутствует и на государственном уровне. В частности, были предприняты такие шаги, как программа переселения зарубежных казахов на родину предков. При этом ставка на экстенсивный фактор в плане достижения моноэтничности Казахстана многими преподносилась как основной инструмент, который снимет все остальные вопросы. Например, языковой – тогда, мол, и латиница пресловутая легко будет внедрена.

     Но тревожит, что почти нет голосов, призывающих к более глубокой проработке этого направления. Ведь мы не застрахованы от того, что такой экстенсивный путь может привести к не менее сложным проблемам нациестроительства, а в итоге и государственного строительства.

     Западная политология учит нас: «Нация есть государство». Следовательно, можно задаться вопросом: что же у нас просматривается именно в таком ракурсе?

      Уже заметно, что первоначальная эйфория, связанная с первыми крупными десантами оралманов, сошла на нет. Во-первых, сегодняшний Казахстан стремительно теряет привлекательные черты, обусловленные советским потенциалом и высокими ценами на сырье. Потенциал приватизирован и развеян, цены на углеводороды упали, а иных преимуществ как бы и не было.

     А то, как оралманы адаптируются на родине предков и какие при этом испытывают трудности – это отдельная и не менее острая тема. Также вспомните о незатухающем подспудном споре на тему, смогли ли оралманы заменить уехавших (если честно и беспристрастно рассуждать о квалификации выбывших и прибывших)? Это во-вторых.

     Реплика в пространство: останься в Казахстане сотня-другая тысяч этнических немцев, проживавших в сельской местности, – это было бы благо для экономики суверенного государства или нет?

     Неумолимо (так, по крайней мере, считают некоторые эксперты) приближающаяся моноэтничность как бы априори предполагает, что именно в Казахстане, как минимум, будет концентрация лучших талантов и умов казахской нации, собранных со всех концов планеты. Однако тренды свидетельствуют о другом, отнюдь не позитивном и не оптимистичном. Если, скажем, лет 15 назад увеличение доли титульной нации происходило на фоне эмиграции европейского населения, то теперь наблюдается рост отъезда собственно казахов и особенно молодежи. У нас сравнительно много молодых людей учится на Западе, по программе «Болашак», и туда отправляют якобы самых лучших. Но в то же время растет количество желающих учиться в соседней России. И, как теперь выясняется, эта тенденция особенно сильно проявилась с прошлого года, когда абитуриенты, прежде всего из областей, граничащих с Россией, буквально рванулись туда, фактически оголив казахстанские вузы. А после того, как в этом году президент РФ Владимир Путин открыто объявил, что толковая молодежь с окраин бывшего Союза крайне необходима России, вышеупомянутый подспудный спор приобретает особую актуальность.

     Таким образом, вольно или невольно мы подходим к одному из главных маркеров, по которому можно судить о конкурентоспособности государства (читай, нации). Речь идет о качестве так называемого человеческого капитала. Какое оно у нас сегодня, если оценивать объективно, и каким оно может стать при моноэтничности?

     Чтобы хоть как-то разобраться в этом вопросе, необходимо вспомнить ситуацию, которая сложилась еще в советском Казахстане. Сегодня, когда передовые страны вошли в постиндустриальную эпоху, мерилом прогрессивности государства уже не является фактор наличия или отсутствия рабочего класса, а еще точнее, класса квалифицированных индустриальных работников. Но с другой стороны, все более или менее сильные и весомые в экономическом плане государства на соответствующем этапе имели этот самый класс. И Казахстан, будучи в составе СССР, тоже имел реальный отряд рабочего класса.

      Однако при этом вряд ли можно категорически утверждать, что он присутствовал и в казахском дискурсе. Поскольку в Казахстане основной костяк индустриальных рабочих составляли представители славянских наций, тогда как казахи в основном жили в сельской местности.

     К примеру, возьмем Алма-Ату, столицу КазССР. Ведь она была не только административным и культурным центром, но также крупным, даже по советским меркам, индустриальным городом. Иными словами, Алма-Ата не была похожа на Канберру или Бразилиа, где отсутствовали крупные промышленные предприятия. Будь так, то казахи однозначно превалировали бы в составе столичного населения.

     А в силу причин обратного свойства казахи в своей же столице не составляли и 25 процентов населения. Отсюда знаменитая шутливая фольклорная формула: «Алма-Ата – это столица казахов, это квартира русских, это столовая уйгуров» (вольный перевод с казахского). Ехидная, но на самом деле очень даже точная характеристика. До сих пор в том же «Фейсбуке» можно встретить рассуждения о том, как бесстыдно угнетала советская власть казахов, не давая им жить в городах, где до сих пор все русские обеспечены квартирами. Спроси обывателя, почему так происходило, и мало кто даст адекватный ответ. Самое большее – объяснят это происками неказахов.

     Между тем ответ прост: преобладание неказахского населения в АлмаАте (да и во многих других больших городах) объяснялось тем, что казахи за годы советской власти так и не успели сформировать свой полноценный национальный рабочий класс. Тогда как в составе управленцев, то бишь в советской и партийной номенклатуре, а также в рядах творческой и научной интеллигенции присутствие казахов было очень даже ощутимым (подчеркиваю: тут мы говорим, прежде всего, о столице). И представители этих групп получали квартиры. Причем начальство (наши же бастыки) уже внутри этих слоев делало так, что жилплощади не доставались простым работникам министерств, ведомств, редакций, оркестров и т.д. А тот же Г.Колбин, чтобы умаслить казахов после событий 1986 года, ой как заметно продвинул очереди на квартиры для той же низовой казахской интеллигенции, когда была объявлена программа «Жильё-91».

     Выходит, когда бахвалились тем, что казахи из феодализма, перескочив через капитализм, вошли в социализм – это была не совсем правда. Потому как в социализме, какой бы он ни был, по крайней мере, в российском варианте, присутствовал элемент капиталистического – в форме наличия какого-никакого пролетариата. А вот мы, казахи, миновав капитализм и получив все блага от социализма, то есть, приобщившись через жесткую модернизацию почти что к европейской индустриальной революции, начисто «пролетели» с её важной составляющей. И хотя уже на четвертом десятилетии советской власти были и шахтеры, и железнодорожники, и нефтяники, и строители, и металлурги, потомки номадов проскочили индустриальный период, так и не обзаведясь настоящей армией индустриальных рабочих.

     И исход русских из Алматы обусловлен не тем, что власть стала казахской, точнее, не только этим обстоятельством, а тем, что с наступлением суверенитета начался процесс деиндустриализации Казахстана, во многом носивший объективный характер (прежде всего, вследствие развала общесоюзного народнохозяйственного комплекса). Первую и самую мощную волну миграции русскоязычного населения составили работники именно индустриальных отраслей. А теперь представим себе на минутку: если бы все промышленные объекты функционировали в прежнем режиме, то какую бы «физиономию» имела южная столица?..

      И то, что многие сегодня наивно представляют то ли как некую победу, то ли как восстановление исторической справедливости, подразумевая под этим резко возросшую численность казахского городского населения, на самом деле имеет вполне прозаическое объяснение. Не говоря уже о том, что тот же Алматы испытывает огромные проблемы от неконтролируемого наплыва перманентно прибывающих внутренних мигрантов. Тем более что в городе нет стольких рабочих мест и нет никакой возможности трудоустроить такое количество населения. Плюс ко всему общая культура и уровень профессиональной подготовки прибывающего люда тоже являются отдельно взятой серьезной проблемой.

      Люди с аграрным мышлением и соответствующими инстинктами хлынули в города – вот что происходит на протяжении всех этих лет. Именно поэтому у нас очень быстро происходит процесс архаизации сознания (невинные, на первый взгляд, пресловутые салт-дастуры казахского народа, вышедшие из тьмы веков). И все потому, что в Алматы на заре суверенитета не было даже стотысячного отряда казахского рабочего класса. Причем трудившегося не на АДК и даже не на АХБК, а на заводе тяжелого машиностроения или на станкостроительном производстве. То есть того самого рабочего класса, который является костяком по-настоящему городского населения в любом индустриально развитом городе.

      Согласитесь, это были бы люди с несколько иной культурой и с другим восприятием мира, и идеи (мейнстрим) новой постиндустриальной эпохи они приняли бы, условно говоря, профессиональнее и естественнее, чем их сельские соотечественники с консервативным аграрным мышлением. Не говоря уже о том, что эти сто тысяч казахов не уехали бы в Россию и в другие дали. Но таких попросту не было и нет. Это большой минус, и он, безусловно, сказался на развитии и города, и нации, и государства в целом.

      Возьмите список ста ведущих системных администраторов Алматы и посчитайте, сколько там представителей титульной нации.

      В Казахстане полным ходом идут процессы руализации (трайбализации), а в социальном плане – и «жанаозенизации». Все это вкупе можно назвать проявлением эффекта в чем-то объективной, а в чем-то и субъективной (искусственной) коренизации демографической структуры общества. Думаю, многие еще помнят, что сказал один из акимов Алматы по этому поводу накануне печальных событий в «Шаныраке»…

      Теперь немного о последнем вашем тезисе – пройдена ли некая точка бифуркации, и как можно было бы сохранить остатки неказахского, я бы подчеркнул, потенциально квалифицированного городского населения?

      Думаю, этот критический порог мы уже перешли. Лично я не вижу, за счет чего Казахстан будущего сможет сохранить неказахское население, которое по поведенческим и прочим моментам будет самомутировать местами в сторону «моноэтничности». Что касается усилий государства в плане того, чтобы как-то переломить ситуацию, то, возможно следует обратить внимание на сельское население и затеять что-то переломно-грандиозное именно в этом сегменте.

       Но надежды на это слабы, потому как трудно не уловить взаимосвязь между усилением «казахскости» и параллельным процессом нарастания непотизма. А последнее не представляется прогрессивным явлением с точки зрения жестких общегосударственных установок. Следовательно, Казахстан по типу своего управления будет все более компрадорским, а моноэтничность для такого, с позволения сказать, пути развития, является довольно органичным условием. Увы..

Автор: Кенже Татиля