Про сельское хозяйство,этакая ретроспектива.

«Россиянам не стоит ожидать, что следующие пять-десять, а может быть, двадцать или даже пятьдесят лет они смогут жить в таких же комфортных условиях».

Алексей КУДРИН

Откровенный разговор на эту тему состоялся с академиком Выродовым, моим старым приятелем. Он лет пятьдесят отдал сельскому хозяйству и является высочайшим профессионалом. Когда академик услышал мой вопрос, не наступит ли, наконец, благодатный период в производстве сельхозпродуктов после Петербургского форума, состоявшегося в июне 2009 года, – ведь мы будем помогать голодающему миллиарду! – Выродов расхохотался и неожиданно высказал ошеломляющую точку зрения.

Золотой век деревни

– Как ни странно, – произнес академик, грузно прохаживаясь по кабинету и заложив руки за спину, – но в историческом плане «золотое время» с точки зрения питания уже было. В середине XV века, когда еще не существовало крепостного права. Русь тогда первая ввела новую систему земледелия – трехпольную! Это был крупный прогрессивный шаг по строгому чередованию сельхозкультур на каждом поле. В результате годовое производство продуктов на одного человека превосходило все страны мира – полторы тысячи килограммов!.. – В голосе академика прозвучали самоуверенные нотки.

– Называю цифры по памяти, – продолжал он. – Хлеба предки выращивали на душу по шестьсот килограммов. Столько же, сколько мы с вами получаем в исключительно благоприятные годы. Скота нагуливали по сто четыре кило в убойном весе – в два с лишним раза больше, чем в наше время. Рыбы отлавливали по сто сорок килограммов – вместо двадцати пяти нынешних. Даже соли добывали по двенадцать кило! Швеция и другие страны Западной Европы влачили в те годы полуголодное существование. Они освоили трехполку лет на сто позже России. И достигли аналогичного потребления лишь в конце XVI в. Вот что значит вольный российский крестьянин! Он был как птица в полете…

Конец независимости

Академик сделал паузу. С тихой задумчивостью произнес:

– За период правления первого русского царя Ивана Грозного Московское государство было до предела измучено и истощено. Кровавая борьба во времена опричнины, Ливонской войны, освобождение Казани, Астрахани привели сельский люд к нищете, голоду и массовому разорению. При Борисе Годунове в 1600–1602 годах случились холодные сырые осени. Хлеб не созрел. Только в Москве от голода вымерло более ста тысяч человек. На улицах городов долго некому было убирать разлагающиеся трупы.

Выродов мрачно глянул на меня и сокрушенно заключил:

– В середине XVII века царь – «тишайший» Алексей Михайлович Романов – перестал карать восставшую чернь огнем и мечом, успокаивал ее тем, что обещал привлечь помещиков к ответу. А сам организовал перепись населения, подготовил все для юридического закрепления работающих на земле. Он по существу ввел крепостное право. Оно необходимо было царю для того, чтобы окончательно привязать народ к угодьям государства и помещиков. Ведь приходилось рассчитываться за услуги бояр и князей не деньгами, коих в казне не было, а крестьянами и холопами вместе с землей. И «золотое время» кануло в вечность… вместо свободного полета.

– А как же при Петре I? – бодро спросил я. – Он же был самым великим реформатором!

– Все цари заботились об улучшении жизни крестьян, – с горечью произнес Выродов, – не был исключением и Петр. Создавая мануфактуры, оружейные и горные заводы, армию и флот, ведя непрерывные войны за новую империю, Петр I не забывал и о деревне. В 1719 г. он учредил Вотчинную коллегию: министерство сельского хозяйства!

– Да, мне как-то пришлось читать об этом, – вставил я.

– Коллегия уже тогда подчинялась Сенату и обладала властными полномочиями на всей территории России. Не так, как сейчас – в виде консультанта. Все петровские новации требовали не только уйму денег, но и солдат, строителей, заводских людей. Проблемы эти решались за счет мобилизации крестьян и дополнительного обложения их семей податями. Петр I способствовал внедрению отдельных технологических приспособлений, а также уничтожению мелких деревень и хуторов. Он подражал Западу, сселял земледельцев в крупные села, на основе которых усиливалось развитие общин.

– А Екатерина II?

– Наша царица? Она оказалась великой труженицей, работала с 6 утра до 10 часов вечера. Но была напугана крестьянскими бунтами, укрепляла права дворян и заботилась о просвещении. А реформирование крепостничества отложила из-за восстания Емельяна Пугачева. Однако рассвет в деревне все-таки наступил. Но не при ней…

Он тяжело опустился в кресло.

Восход солнца

– Образованный и Благословенный Александр I, взойдя на престол, был полон добрых намерений, – напомнил я. – Он готов был облегчить участь крестьян. Тем более что закономерный процесс первоначального накопления капитала сдерживался тем, что основной прибавочный продукт тратился дворянством на личные нужды, балы, утехи. При Александре во весь голос заговорили об отмене крепостничества, которого к тому времени уже не было на Западе. Поэтому там и сельское хозяйство, и наука не стояли на месте.

– Александру I было не до земледелия! – сухо отмел Выродов. – Ознакомившись с проектом ликвидации закрепощения, царь спрятал его в сейф. А при Николае I Россия потеряла статус великой державы, при нем мы понесли несколько страшных военных поражений. Чтобы продолжать войны, крестьянские семьи окончательно задавили налогами и рекрутами. Основным тормозом социально-экономического развития в стране в то время уже являлось крепостное право. Ежегодно происходили десятки бунтов. Лишь после коронации Александра II страна встала на путь созидания. Крестьянство тогда составляло девять десятых процентов населения России!

Выродов напомнил о Манифесте царя и «Положении», обнародованных в феврале 1861 г., отменивших крепостное право. Двадцать три миллиона мужиков получили в те годы десятки миллионов гектаров земли. А помещикам выдали ссуду на сорок девять лет, чтобы погасить за крестьян долги.

– Вдумайтесь в эти цифры! – воскликнул Выродов. – Царь дал земледельцу вольную. Лишь убийство поистине великого Александра II замедлило процесс раскрепощения. Но не остановило его!

Я вспомнил из истории, что к концу XIX в. в сельском хозяйстве произошли крупные изменения: повысилась урожайность всех культур, увеличилось поголовье скота. Страна производила двадцать два процента мирового объема зерна. Экспорт хлеба возрос в пять раз. Однако урожайность его была втрое ниже, чем в Голландии, Бельгии и Англии, где утвердилось свободное фермерство, а наука развивалась семимильными шагами.

Выродов следил за ходом моих мыслей и с гневом подхватил:

– Хотя рабство в российской деревне было ликвидировано, крестьянин так и не стал полновластным хозяином земли. Вы знаете, что сделал тогда министр финансов Сергей Витте? Это ведь ему принадлежит концепция введения политики низких цен на зерно, чтобы удержать зарплату рабочих на невысоком уровне. То есть деревня была впервые превращена в донора промышленности. Однако вскоре жизнь доказала, что цивилизация при таких условиях не может нормально развиваться. Засухи 1891, а затем 1901 года привели к жестокому голоду, множеству смертей, волнениям в Центральном Черноземье, Поволжье. Да и других местах.

– В эти годы горели помещичьи усадьбы! – согласился я.

– В 1906 году председателем Совмина Российской империи стал Петр Столыпин. До этого он несколько лет отслужил гродненским губернатором, а затем – саратовским. Он от земли знал дело, а не от стола. Основная идея его аграрной политики сводилась к созданию в деревне единоличного крепкого собственника, то есть он хотел расчистить дорогу капитализму. За короткое время из сельских общин выделилось около 2 миллионов семей, имеющих больше пятой части сельскохозяйственных угодий.

– Да, с 1913 года начался особенно крутой подъем, – снова поддержал я. – На треть увеличилось производство хлеба. Возросло поголовье скота и лошадей. Деревня давала шестьдесят два процента национального дохода.

– Но грянула Первая мировая! – запальчиво перебил академик. – И оставила хозяйства без основных работников. Потому что армия была сформирована из крестьян. Затем, как пожар в сухом лесу, прокатились по России международная интервенция и Гражданская война. В 1921-м многие районы охватила испепеляющая засуха. Моя матушка, которая в девятилетнем возрасте оказалась в Уфе, вспоминала: «По улице двигались арбы, запряженные волами. По четыре здоровых башкира с каждой стороны повозки собирали на тротуарах еще копошащихся, но уже умирающих от голода людей и складывали в арбу. Люди шевелились, призывали на помощь, стонали. Арбы, наполненные ими, разгружались в овраг, а через несколько дней эту свалку закапывали».

– Однако крестьянство все-таки устояло, – обескуражено добавил я. – На его долю тогда приходилось около 80 процентов всего населения страны.

Выборочное уничтожение

– Да! – подтвердил Выродов. – Устояло! Хотя после Первой мировой и Гражданской осиротели миллионы семей. Более семидесяти процентов крестьян объединились в различные производственные формы – ТОЗы, потребительские кооперативы и так далее. Работали на принципах самоуправления. Без административных реформ управленческого аппарата. Развивалась кооперация и в городах. В последние годы жизни Ленин пришел к выводу, что нельзя следовать догматам Маркса и Энгельса. Он заявил: «Кооперация – это и есть социализм!»

Я слушал Выродова с возрастающим интересом.

– Годовой прирост валового продукта за пятилетие нэпа достиг тринадцати-пятнадцати процентов! – восторженно говорил он. – Вы представляете?! Впервые народ России стал вылезать из нищеты. Ведь ему не мешали. Матушка моя как-то вспоминала: «В эти годы все магазины и рынки буквально ломились от изобилия дешевых товаров».

Еще в Гражданскую войну, выдвинув лозунг: «Земля – крестьянам!», большевики вовлекли их в борьбу с белогвардейцами. После победы Советской власти землю хлеборобу так и не дали. Ее объявили общенародным достоянием. Как известно, в 1928 г. на пленуме ЦК ВКП (б) Иосиф Сталин озвучил мысли Бухарина: «Капитализм рос либо за счет колоний, либо в силу эксплуатации рабочего класса. Колоний у нас нет, займов нам не дают, стало быть, наша база – дань с крестьянина. Если надо взять дань и сопротивление будет возрастать, нужна твердая власть». Так вновь вернулись к идее Витте.

Началась коллективизация в основных районах страны. Установили авральные сроки перехода к новым производственным отношениям в деревне. Но, встретив сопротивление зажиточных крестьян, правительство приступило к «вытеснению капиталистических элементов» из села. Около двух миллионов земледельцев было репрессировано, а все имущество их конфисковано. Поголовье крупного рогатого скота тогда сократилось за несколько лет на 3 млн голов. Резко уменьшилась численность основной тягловой силы – лошадей.

– Об этом я, конечно, читал. И не один раз.

Выродов откинулся на спинку кресла. Полное лицо его пылало. Он не мог спокойно вспоминать кровавые истории. Словно прошел через них сам.

– Сталин не совершил «великий перелом» в намеченные сроки – сельское хозяйство оказалось неслыханно крепким орешком. Да, одной из наиболее характерных особенностей деревни является ее консервативный характер. Это подтверждается многовековой историей, начиная с эпохи неолита. Переход человечества от собирательства и охоты к земледелию неизмеримо повлиял на всю материальную и общественную культуру общества, но основные технологические принципы возделывания в течение столетий оставались неизменными. Сильные засухи в 30-е годы способствовали возникновению голода, охватившего многие районы Украины, Поволжья и Северного Кавказа. Люди бросали обетованные места, бежали в города в поисках спасения от смерти. Несколько миллионов человек умерло.

Выродов был, как на исповеди. Выплескивал из себя все, что болью переполняло его душу, о чем думал многие годы.

– Средства, как известно, силой изымались из деревни на осуществление индустриализации страны. Прежде всего на тяжелое машиностроение. Возводились тракторные и автомобильные гиганты, электростанции, заводы по выпуску более совершенных машин для пахоты, сева и косовицы хлебов. Эта техника не распылялась, а концентрировалась в ударные отряды. В предвоенные годы в стране уже работало семь тысяч так называемых машинно-тракторных станций. Лишь к началу Второй мировой войны страна ликвидировала спад производства, вызванный коллективизацией. Но оплата труда в колхозах действовала, как для черни, по остаточному принципу – выдавали людям то, что сохранялось после расчета с государством. Нищета, вопиющая бедность царили в деревне. Народ выжил только за счет личных приусадебных хозяйств: держал в них коров, свиней, кур…

Душа академика стенала. Сколько бессонных ночей провел он в раздумьях об обездоленной судьбе земледельца!

Выродов вдруг с гордостью произнес:

– Началась Великая Отечественная. Крестьянин в который уже раз в самое ужасное для России время продемонстрировал не только невероятную способность к выживанию, но и невиданную преданность Отчизне. Ведь армия состояла в основном из сельских мужиков!

Через год после окончания войны, в 46-м, многие хлебные районы снова охватила засуха. Весной 47-го она привела страну к голоду. И только тут все вдруг сообразили: спасение-то в восстановлении колхозов, в исправлении ошибок, допущенных ранее.

Наконец отменили карточную систему. Была проведена денежная реформа. Но перекачка капитала из деревни в город все-таки продолжалась. Крестьянин по-прежнему находился в положении крепостного – его лишили права даже на паспорт. Недоедание – типичная картина в те годы для многих селений. Особенно русских в центре России. Деревня превратилась в резервацию – покинуть ее добровольно стало трудно. Практика «первоначального социалистического накопления» путем обирания сельского населения получила второе дыхание.

В 50-е годы, с уходом из жизни Сталина, всем показалось, что впервые за последние столетия наступает эра истинного уважения к пахарю.

Рассвет забрезжил

На полном, немного одутловатом лице Выродова появилось удовлетворение. Он заговорил тихо и великодушно:

– Ставший во главе страны Никита Сергеевич Хрущев не противопоставлял земледельца рабочему классу. Он без лицемерия, честно заявил о причинах жестокого упадка в сельском хозяйстве. И начал возрождать село, частично установив справедливый паритет цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию.

При Хрущеве крестьянин получил паспорт. Господи! Какое же это было великое счастье для тех, кто имел кучу детей. Ведь они становились полноправными гражданами своей страны! Однако известно: у Никиты Сергеевича были и серьезные просчеты. Его окружение, состоявшее из махровых сталинистов, не доверяло хлеборобу. Оно пыталось восстановить старые порядки, поэтому многое по-прежнему диктовалось сверху. Хотя Хрущев и обещал все изменить. В стране начались лихорадочные реорганизации. Как теперь принято говорить – реформирования органов управления. Было два обкома партии в одной области. Создали совнархозы вместо министерств. Разгромили травополье, не успев организовать туковую индустрию. Внедрили кукурузу на северных землях, не дождавшись выведения холодостойких гибридов. Подвергли гонениям аграрную науку. Было и другое.

– Да, было, – подтвердил я беспокойно. – Но этот человек правильно определил, что среди приоритетных государственных отраслей на иерархической лестнице сельское хозяйство должно стоять первым!

Выродов утвердительно кивнул, дополнил:

– На реорганизационную неразбериху снова наложились засушливые годы. Например, зерна Россия в 1963 году намолотила 62 млн тонн, вместо 83 млн в предыдущем. В городах и районных поселках очереди за хлебом занимали в три-четыре утра. С 1964-го страна стала регулярно завозить хлеб из-за границы.

Начало золотого периода

– О Брежневе много говорить не будем, – оживившись, произнес Выродов. – Леонид Ильич, что бы сейчас о нем ни рассказывали, с первых дней почти полностью отрегулировал ценовой паритет, начал последовательно газифицировать деревню, строить поселки и асфальтированные дороги, животноводческие фермы и школы. Высокими темпами развивать машиностроение и науку. Он дал пенсии колхозникам. Пенсии! При нем вложения в деревню достигли внушительных размеров и почти ежегодно возрастали. Но не все Брежневу удалось. Хотя сделал он для села больше своих предшественников. Весьма! К сожалению, его старость привела к передержке кадров – вместо пяти лет руководители областей сидели в своих креслах по десять – пятнадцать, что вызвало спад в экономике. Но все-таки мощный крестьянский генотип, гонимый и уничтожаемый многие века, в этот период сохранился и окреп.

Выродов встал, нервно прошелся по кабинету.

– Жестокие засухи, обрушившиеся на страну в 1972, 1975, 1979, 1981 годах, не привели к голоду. В ХХ столетии сильные засухи 14 раз поражали европейскую часть России и 8 – регионы Западной Сибири. Но во второй половине века Россия выстояла. Нерешенных проблем в деревне оставалось много. Однако через десятилетия все поймут – это был поистине золотой период в жизни сельского хозяйства.

Приход в 1979 г. в ЦК Горбачева был воспринят крестьянами с большим энтузиазмом. Все общество с нетерпением ожидало реформ.

Парализующие удары

Надо отметить, что сбор хлеба в стране увеличивался медленно, потому что его излишки силой изымали из колхозов в госресурсы, причем по невысокой цене. И хозяйства не были заинтересованы во вложении средств в зерновое производства.

Россия собирала по 95–110 млн тонн хлеба, а необходимо было, с учетом потребности животноводческой отрасли и обеспечения страны собственным мясом, не менее 140–150 млн тонн. Поэтому по-прежнему ежегодно прикупалось 20–30 млн тонн кормового зерна за рубежом.

Горбачев вовремя не решился на регулирование экономических отношений. Он хватается за старый российский прием – реформирование аппарата управления. Ликвидируются специализированные объединения при Минсельхозе, делается ставка на районное звено. Через два года новая тотальная реорганизация: создается Государственный агропромышленный комитет, а семь министерств и одно ведомство, занимавшиеся сельским хозяйством, упраздняются. При этом государство продолжает выделять из расходной части бюджета на развитие аграрного комплекса 27–29 процентов финансовых средств ежегодно. Как и при Брежневе.

– Агропромышленный сектор обеспечивал сырьем шестьдесят отраслей страны, давая треть товаров, выпускаемых в целом по России! – с чувством превосходства добавил Выродов. – Одно-временно Госагропром выступал как заказчик продукции по восьмидесяти отраслям! Но через три года под флагом дальнейшего улучшения дел в сельском хозяйстве, а также в «целях коренной перестройки механизма управления народным хозяйством, совершенствования его организационной структуры» выходит указ о ликвидации Госагропрома. Опять создается Министерство сельского хозяйства. Словом, в горбачевский период делом заниматься было некогда.

Зарождение кашалотов

Выродов подошел к окну, с минуту молча смотрел, как на улице ветер обметает сухие листья с деревьев. Жестко произнес:

– В 1991 году Президентом России стал Ельцин. Пришедшие с ним к власти псевдолибералы тоже торопливо взялись за реформы. В экономике, как известно, была поставлена задача немедленно перейти к рынку, устранить государство от основного производства, передать промышленность и землю в частные руки. Под лозунгом «Частная собственность – самая эффективная собственность в мире!» начались поспешные преобразования.

Современный российский чиновник во власти считает, что стоит реформировать органы управления, как дела сами пойдут успешно, почти в автоматическом режиме.

В ноябре, на первом заседании правительства, новые министры поклялись Ельцину, что не будут заниматься предпринимательством, наживой, а отдадут все силы на улучшение жизни народа.

В конце декабря объявляется земельная реформа – жестокая, силовая акция, направленная на принудительное разрушение колхозов, причем в авральный двухмесячный срок.

Через несколько дней, 2 января 1992 г., указом Президента России в стране вводится либерализация цен, а летом начинается приватизация государственной собственности. Общество ожидало от людей, получивших фабрики и заводы, первичного накопления капитала для развития экономики страны. Но деньги вначале массово поступали на счета иностранных банков. Время шло, а вторичного накопления тоже не состоялось – капитал ушел в основном в офшорные зоны, заботливо открытые псевдолибералами. Не состоялось и третичного накопления – деньги олигархи уже тратили на покупку за рубежом вилл, особняков, отелей. Затем массово начнут переселять за рубеж своих чад. Модными стали соревнования в приобретении самых дорогих яхт, самолетов, вертолетов, картинных галерей, антиквариата, островов в теплых морях. Жизненные стандарты «новых русских» превысили международные нормы, принятые для богатых и очень богатых людей.

– Кто же стал явным донором экономики страны? – спросил себя Выродов. – Жребий снова упал на крестьянина. С олигарха взять что-либо трудно: у него внутри страны пустые счета. И тридцать лет не обновлявшееся производство. Взять можно только с сельского мужика. Да, он бедный. Но зато мужиков много. Они забитые, безгласные. Словом, деревня должна была отдать последние гроши. Ведь сельское хозяйство России псевдолибералы считают самодостаточной отраслью. Поэтому государственное финансирование его сокращалось так стремительно, что скатилось до одного процента в год. Вот как оно выглядит по развитым странам.

В последние годы энергетическое обеспечение стало главным фактором, определяющим темпы экономического развития, в том числе и в деревне. Однако приватизация добычи нефти, производства дизельного топлива, бензина, минеральных удобрений, а позже – электроэнергии породила в стране новую удушающую атмосферу – монополизм. Если за килограмм зерна при социализме крестьянин мог купить 5 литров дизельного топлива, то вскоре за 5 кг зерна можно было приобрести лишь один литр. То же самое произошло с ценой на технику, минеральные удобрения, электричество. Например, в крупном земледельческом хозяйстве ООО «РС-Венев» Тульской области за последние три года цена на азотно-фосфорные удобрения повысилась на 43%, киловатт-час электричества возрос на 61%, а затраты на посевные работы увеличились на треть. А так как цена реализации зерна упала, то 10%-ная дотация на дизельное топливо не спасает – стоимость солярки находится в отношении к зерну в том же эквиваленте. При урожайности пшеницы 43 ц/га хозяйство уверенно идет к банкротству. Всесокрушающая сила свободного рынка в своем зените.

Ельцин не учел одного: большинство из его скороспелых министров не имели опыта по руководству не только отраслями народного хозяйства, но вообще крупными коллективами. Тщательно скрываемый комплекс неполноценности этих «руководителей», чувство собственной ущербности в сочетании с наполеоновскими захлестывающими амбициями не покидали их.

– Новый чиновник, – продолжал с презрением Выродов, – с ужасом осознав, что он на этой должности ничего не знает и не умеет делать, с неотразимой ясностью быстро сообразил: он временщик! Вскоре он вновь может оказаться лаборантом или научным сотрудником, опять с копеечным заработком. Поэтому, вкусив все блага власти, многие из этих госслужащих пришли к выводу: жизненно необходимо срочно, любыми путями оторвать от государственного пирога такой кусок материальных благ, который обеспечил бы их благополучие. На всю жизнь.

Выродов злорадно рассмеялся, встал, прошелся по кабинету и резко сел в кресло.

– Ты не заметил, что в аппарат управления ворвался совершенно иной чиновник? – со сдержанной яростью спросил он меня. – Управленец не только некомпетентен в делах, но и поражает своим открытым стремлением к наживе?

– Акулы капитализма? – ехидно заметил я.

– Нет, похлеще. В Мировом океане есть кит – исполин морей, так называемый кашалот. Десятиметровых акул он заглатывает, как мелкую рыбешку. Охотится даже на гигантских скатов. Не кажется ли тебе, что к власти пришел кашалот? Он за решение любого вопроса заглатывает мзду.

Действительно, в стране рождались чиновники-кашалоты, у которых на первом месте стояли не интересы государства, а корыстолюбие, стяжательство и неумеренная жажда наживы. Это были люди ограниченного кругозора и примитивных знаний по сравнению с теми, кто был здесь в прежние годы, пройдя по жесткому конкурсу жизни. А мы хотим быстро выбраться из кризиса?

Через год в правительственном стане организуется проверка министров на честность. И тут выясняется, что подавляющее большинство их уже спрятало для себя за рубежом весомый капитал. Компромат этот Ельцин убрал в сейф, побоявшись обнародовать его. И после этого покатилось, поехало.

В стране возник «ельцинизм» – общественный строй, которому не было и нет аналогов в мире. Он будет управляться кашалотами. Когда во главе государственного аппарата стоят кашалоты, у страны нет будущего. Поэтому реформы следуют одна за другой. Все они похожи на мощный взрыв метана в шахте, забое, стволах и лавах. После взрыва грядут многолетние разборы завалов, восстановление технологических линий.

Инфекционный фон

Я вспомнил, как весной нынешнего года мы были с Выродовым в селекционном центре. На окраине хлебного массива выделялся участок земли, засеянный хлебными культурами. Всходы редкие, изогнутые, недоразвитые, с мелкими колосьями, как коростой, покрытые ржавчиной. Одни уродцы.

– Что это? – удивленно спросил я.

Выродов пояснил, что этот посев, как говорят селекционеры, – «чумная площадка»: клочок земли, искусственно зараженный группой опасных болезней, чтобы выявить устойчивые к ним растения. А затем отобрать из них элиту – самые здоровые и типичные для сорта экземпляры. «Элита» означает во французском языке «лучший, отборный».

Я заметил лишь отдельные нормальные стебли. Все остальные были искалечены болезнями.

Выродов поправил рукой волосы, ниспадающие на ворот пиджака, добавил:

– В российском обществе в период псевдолиберальных реформ возник заразный фон. Окончив школу или вуз, молодой человек хочет немедленно иметь все: высокую зарплату, квартиру, модную автомашину, хороший капитал. И жить как супербогатый. Подобно олигархам! Заражаясь от них и равняясь на них, многие из молодых готовы идти на стяжательство, мошенничество, воровство, коррупцию. На все, лишь бы как можно быстрее заполучить вожделенное. Определенные силы создали в органах государственного управления дьявольский инфекционный фон, который вызывает постоянную мутацию чиновников, тиражируя взяточников и казнокрадов. Пока фон существует, криминал непобедим, а ненависть к честному бизнесу, частной собственности – неистощима. И не спасет нас даже религиозное возрождение.

– Элиты в истинном смысле этого слова во власти нет, – удрученно заключил я. – Есть лишь заразная номенклатура, которая бросает тень на всю страну.

Власть в России окончательно становится товаром. Высокие должности даже в верхних эшелонах отныне все чаще занимают не самые способные и профессионально подготовленные люди, а те, кто мог по-крупному заплатить кашалоту за свое продвижение.

Массовое уничтожение

Выродов взял со стола газету.

– Вот что писала в 2007 году «Российская земля» – газета бывшей Аграрной партии России: «Что такое нынешнее село? Это самая высокая безработица и самые низкие зарплаты, самая высокая смертность и самая низкая рождаемость, это предельно низкий уровень культуры, медицины, образовательных услуг, это самые худшие дороги и связь с внешним миром. Это уже не цивилизованная среда обитания миллионов людей, а прямо-таки резервация».

Или вот: «Аграрный бюджет – позор России! На поддержку сельского хозяйства выделено всего 0,54 процента расходной части бюджета – такого не было даже в Великую Отечественную войну. Этого не хватит на выживание, не то что на подъем!» – Он взглянул на меня, добавил: – Аграрной партии, как ты знаешь, больше нет. Ее в прошлом году проглотила «Единая Россия». Чтобы больше не возникала. Хотя треть населения – селяне, а в аграрном производстве занято десять миллионов человек.

Наступила пауза.

– Чем же закончилась земельная реформа? – спросил себя Выродов. – Создана ли в стране мощная продовольственная база? Появились ли предпосылки для устойчивого развития всего сельского хозяйства? Или ни одна из объявленных целей не достигнута?

Я молчал. Выродов, задыхаясь от обиды, продолжал:

– Колхозный строй уничтожен. Около трехсот тысяч крестьянских (фермерских) и индивидуальных хозяйств производят 7–9 процентов сельхозпродукции. Остальное количество ее дают кооперативы, холдинги – крупные образования с наемной рабочей силой и личные подсобные хозяйства населения. Таким образом, псевдолибералы не сумели создать класс крепких крестьян – хозяев, основу земледелия России. Фермеризация страны не состоялась. Но база производства разрушена так, словно по ней прошла танковая армия Манштейна. Хлеб за рубежом, правда, покупать перестали. Продаем сами. А надо ли?

– Вот таблица, характеризующая реформу:

Коров-кормилиц у крестьян стало меньше, чем 125 лет тому назад. Нет коров – нет и крепкой семьи. «Ельцинизм» выковырял из вековечного гнезда почти всех крестьян.

А вот как выглядит графическое изображение наличия поголовья скота:

– Как видите, «ельцинизм» привел к упадку главнейшую отрасль страны. Частная собственность – ореол надежд и восторгов псевдолибералов – дискриминировала себя. Общеизвестно, что добыча нефти и газа, производство металла и электроэнергии находятся в стране на уровне 30- летней давности. Что касается основы сельскохозяйственного производства, его технической базы, то взгляните на этот рисунок!

Сельское хозяйство России обеспечено главными средствами производства хуже всех развитых стран (техникой, удобрениями, пестицидами).

Несмотря на колоссальный спад в техническом оснащении, 2000-е были для страны исключительно благоприятными по погодным условиям. Особенно 2008 год, что во многом смягчило удары природы по объемам производства продукции.

В нынешнем году, впервые за последнее десятилетие, от засухи погибли зерновые культуры в семи субъектах Федерации. Нет, это была не испепеляющая жара 1962, 1972, 1975 или 1981 года, когда выжгло 25–40 регионов. Это, к счастью, малая засуха. Но уязвимость сельского хозяйства стала настолько сильной, что локальная сушь текущего года отбросила страну по уровню производства главного продукта – зерна – на четыре десятилетия назад, к тем 70-м, когда материально-техническая обеспеченность села была похожей на нынешнюю. Мы собрали в этом году всего 90 млн тонн зерна. Чем кормить скот? Как я уже подчеркивал, для обеспечения нормального развития животноводства намолот зерна должен составлять 140–150 млн тонн! Превратимся поголовно в вегетарианцев?

Уничтожая крупный рогатый скот, свиней, овец и коз, страна стала импортозависимой до такой степени, что почти три миллиона тонн мяса (вместо 270 тыс. тонн в 1990 г.) завозится из 40 стран мира. По существу, со всех континентов. Продавая в последние годы зерно за границу, мы усугубляем положение в стране с мясом, по-прежнему продолжаем снижать поголовье скота. При этом хлеб отдаем иностранцам по дешевке, а мясо берем втридорога. Причем низкого качества. Страна по импорту продовольствия не укладывается в 36 млрд долларов. А на свое сельское хозяйство выделяет менее 6 млрд, то есть сытно кормим иностранного фермера.

Выродов несколько минут молчал. Потом сурово заговорил:

– В надежде, что рынок все отрегулирует сам и лучше ему не мешать, на смену бывшим старшим научным сотрудникам в министерствах и ведомствах пришло новое поколение, не умеющее эффективно работать. Это так называемый «офисный планктон», инфузории, часто выросшие в коридорах власти. Грамотные, культурные, но не знающие, как организовать серьезное дело: руководить коллективом, выполнять производственные задания. Среди них есть инфицированные люди. Многие не имеют высокого авторитета в своей отрасли. Имеют лишь худую славу.

Весь изъян – на крестьян

В этом году, бесхлебном по тем временам, когда был скот, крестьянин не знает, кому продать скудный урожай зерна. Обещанная Министерству сельского хозяйства интервенция хлеба (закупка государством в свой резерв) откладывается – у правительства нет средств. Кредиты крестьянам погашать нечем, топливо приобретать не на что. На удобрения для сева озимых – ни копейки. А предстоит еще вспахать зябь, убрать сахарную свеклу, подсолнечник и картофель, выплатить зарплату. Такого экономического коллапса деревня не знала в последнее десятилетие. Спад начинается небывалый! Он прежде всего бьет по фермерским хозяйствам, окончательно разоряя их.

Выродов снова нервно прошелся по кабинету.

– Уже нет человека в сельском хозяйстве страны, который бы не понимал, что государству пора восстановить частичное управление рыночным производством: организацией закупок продукции и ее сбыта, ценообразованием, научным обеспечением. Министр сельского хозяйства Франции Бруно ЛеМэр заявил летом нынешнего года: «Сельское хозяйство имеет слишком огромное стратегическое значение, чтобы его оставить на усмотрение рыночных сил». Это сказано в стране, где продуктивность развития земледелия лет на двадцать пять опережает нашу. Удивительно: то ли гигантский метеорит врезался в Землю, то ли неслыханное землетрясение произошло, но не так давно великий отечественный стратег и тайный дирижер нашей экономики Гайдар заявил одной из газет: «А кто сказал, что не надо регулировать экономику? Госконтроль – это правило, которое вырабатывалось на протяжении двух последних веков». Как видите, даже Гайдар стал понимать сущность экономики. Но исполнять уже некому. Отучились работать. Весьма!

О диспаритете цен говорим десятилетиями. Но при несоответствии цен на продовольствие и промышленные товары нет ни рыночной, ни нормальной классической экономики. Давно следует эти принципы раз и навсегда определить соответствующим законом. А что касается топлива, то сельскому хозяйству страны требуется около одного процента нефтепродуктов в год от добываемого количества. Неужели правительству выгодней подрывать основу жизни 141 млн человек, чем продавать солярку и бензин деревне по себестоимости?

Академик надолго умолк, о чем-то сосредоточенно думая.

– А как же с выступление нашего президента Медведева на Петербургском форуме? – нарушил я молчание. – Чтобы Россия могла поставлять голодающим африканским детям продовольствие, продавать за рубеж до 50 млн тонн зерна?

Выродов озабоченно произнес:

– Россия имеет природных ресурсов намного больше, чем назвал президент. Пора переходить к конкретной финансовой помощи. Иначе одна серьезная засуха взорвет всю экономику страны, сделают нас побирушками не только по ширпотребу, мясу и молоку, но и по хлебу. Так что Алексей Леонидович Кудрин прав, говоря о том, что комфортных условий завтра не надо ждать. Ведь мы оказались на пороховом погребе.