О поморах - не викингах

Вчерашний пост про викингов затронул наших поморов. Выкладываю исторический обзор из краеведческой книги про Терский берег. Политики нет, написано в научно-популярном жанре, но изложены факты, собранные и перепроверенные по архивам, отечественным и зарубежным научным публикациям, краеведческим музеям и в личных наблюдениях. Если кому интересно - плиз, часть 1 (много букав, могут остаться проблемы с форматированием):

2.1. Исторический очерк
Когда на Терскую землю пришли первые люди? Точного ответа нет. Наверно, продвигались вслед отступавшему после днему леднику на новые, хоть и суровые, но богатые охотничьи и рыбные угодья. Считается, что люди пришли на север Кольского полуострова (пов Рыбачий) в V-VI тысячелетии до нашей эры через Скандинавию, а около 55.5 тыс. лет назад через Карелию достигли вершины Кандалакшского залива и постепенно расселились по Терскому берегу и далее вглубь материка.
Жили они небольшими родовыми общинами, охотились на крупных представителей наземной и морской фауны. Постепенно одомашнили оленей. Свидетельствами тех времен служат их стоянки, расположенные, как правило, на берегах крупных рек и озер. Впервые следы первобытных поселений в устье Варзуги были случайно обнаружены местным рыбаком Михаилом Пономаревым в 1920-х гг. В последующие годы археологические экспедиции под руководством А.В. Шмидта (1928 г.) и Н.Н. Гуриной (1970-е гг.) обнаружили множество стоянок времен неолита, например, у Гагачьева озера (Горелые Горы), на реке Умба, вблизи села Кузомень, в устье р. Кицы и др. Раскопки
показали достаточно высокий уровень мастерства в изготовлении орудий труда, охоты и рыбалки из камня, дерева и других материалов. С тех же времен остались свидетельства их культуры и религии: загадочные лабиринты («вавилоны»), о предназначении которых не стихают споры, и наскальные рисунки, весьма схожие со знаменитыми изображениями в низовьях
реки Выг (Карелия). Из потомков этих первопроходцев сформировались саамы коренные жители Северной Скандинавии.
Однако суровый климат и природа Севера законсервировали быт и замедлили развитие их социально-экономического строя вплоть до средних веков, а многие черты и устои наблюдались даже в двадцатых-тридцатых годах XX в. Так, саамы продолжали жить в вежах и тупах – в простейших землянках без каких либо удобств. Национальные одежда, предметы обихода и орудия промысла не изменялись многие столетия. Этап проникновения и колонизация Кольского края русскими – поморами (от Поморья –собирательного имени Белого моря и окружающих территорий) начался, по-видимому, на рубеже X-XI вв. Один из немногих дореволюционных исследователей Севера В.И.Моноцков ссылается на известную книгу Эрика Берньера, изданную в Стокгольме в 1740 г., и приводит данные о договоре Ярослава Мудрого с норвежским королем Олафом Трикесоном, закрепленном женитьбой Ярослава на дочери Олафа, согласно которому русские владения в XI в. простирались до залива Люгенфьорд (на территории современной Норвегии). О русском присутствии на Терском берегу в этот период свидетельствуют находки работников цеха противолавинной защиты ОАО «Апатит» в Кузоменских песках. Найденные ими два бронзовые нагрудные украшения в виде миниатюрных фигурок лошадей в точности соответствуют стилю и манере изготовления предметов, встреченных при раскопках культурных слоев древнего Новгорода XI-XII вв. Первопроходцами, вероятно, были охотники на пушнину и морского зверя из числа новгородской вольницы. Богатые угодья не долго пустовали и по побережью Тер или Тре, давшему древнее название всему Кольскому полуострову (Терский наволок), стали возникать временные и постоянные промысловые станы и селенья.
По предположениям разных исследователей (И.Ф.Ушакова, А.А.Минкина и др.), топонимы Тер, Тре, Тир объясняются либо «высокий берег» (пофински терма, тэрма), либо «житель» (по ненецки тер), либо «лесной берег» (от однокоренных тре, три шведского, датского, англосакского). Уже в 1216 году появляются первые летописные упоминания, что с этого края новгородцы собирали дань. А в 1264 г. Господин Великий Новгород, приглашая на правление Тверского Великого князя Ярослава Ярославича, в договорной с ним грамоте среди своих владений упомянул волость Тре.
Долгое время поморы и лопь (саамы) подвергались набегам «мурманов» – норвежцев, викингов. Но и в долгу не оставались новгородцы (включая колонистов), двиняне и корелы на лодьях ушкуях, от названия которых произошел один из синонимов слова разбойник – ушкуйник, совершали длительные ответные походы по владениям северной и даже средней Норвегии. Например, во время похода 1323 г. новгородцы разгромили и сожгли укрепление Бьаркей – ставку правителя Норвегии. Договор того же года между новгородским князем Юрием Даниловичем и норвежским королем Магнусом, закрепляющий, видимо, результаты этого набега, предусматривал русские владения до Варангерского залива. Однако взаимная междоусобица и территориальные споры продолжались вплоть до середины XVI века. До этих пор саамы и корелы Финмаркена (старое название области Финмарк) и Терского наволока платили дань как новгородцам, так и мурманам, а также страдали от частых разбойных набегов скандинавов, что нашло отражение в народном эпосе (в том числе в легенде об эвдиалите – окаменевшей лопарской крови, пролитой в борьбе против шведов и мурман). Взаимоотношения коренного населения с русскими колонистами строились на основе добрососедских отношений и взаимопомощи, междоусобиц отмечено не было. Более того, с самого начала колонизации Лапландского полуострова (одно из старинных названий Кольского края, просуществовавшее вплоть до конца XIX в.) были изданы сначала новгородские, а потом и царские охранные грамоты, строго запрещающие «чинить своеволия» и спаивать лопарей. Мирно, без каких-либо раздоров и ссор все прибрежные районы стали поморскими владениями. Начиная с XV века, Терский берег активно обживался, превращаясь в богатую и быстро развивающуюся область – оплот Русского государства в освоении арктических морей. Первое постоянное поселение русских колонистов – «корельский погост в Арзуге (Варзуге)» упоминается уже в летописях с 1419 г., а Умба с 1466 г. На всем побережье были выставлены промысловые избы – тони и соляные варницы, часть которых в дальней шем разрослись и превратились в деревни Порья Губа, Кашкаранцы, Оленица, Чапома, Пялица, Чаваньга, Тетрина и др., а часть осталась только в географических названиях, например, Точильный ручей.
В период XIII-XVIII вв. на Кольском севере, как у русских, так и у саамов существовала интересная форма общественного производства, его учета и налогообложения. В основе этой системы лежат понятия «лук» и «луковладение», закрепившие в названии старинный способ и промысловый подход к сбору по датей с саамов. Подать начислялась не с сохи или плуга, как на Руси, а с охотника, владеющего промысловым орудием луком. Поморы переняли и видоизменили эту систему: луками стали называть все хозяйственные промыслы и угодья («ловни», тони и заборы, выпасы – «тереба» и «пожни», охотничьи угодья – «ловища» и др.). Необходимо отметить, что в основу системы пользования и распределения луками были заложены, пожалуй, самые демократичные и передовые на то время принципы. Луки составляли собственность общины (деревни). Права владения
луками, а соответственно и долями прибыли распределялись изначально между членами общины или подушно, или по количеству дворов. Наиболее ценные и доходные луки оставались во владении всей деревни, а доходы с них шли на покрытие мирских расходов. Владельцы же луков могли на свой страх и риск осуществлять с ними все виды торговых и экономических операций: продажу, залог, сдачу в аренду, дарение, в том числе и любым посторонним лицам. Разумеется, через некоторое время распределение долей стало дифференцированным: кто-то владел одним, а то и половиной лука, а кто-то сумел сконцентрировать по 15 и более. То есть задолго до возникновения капитализма поморы практиковали организацию хозяйственной деятельности, напоминавшую по некоторым чертам современные акционерные отношения.
Луковладение и система экономических отношений через «лук» дали жизнь одному старому былинному эпитету. Лукоморье – одно из названий Кольского Поморья времен новгородской вольницы. Кстати, Белое море тогда носило название Море Окиан, а позже именовалось и Студеным, и Соловецким, и Северным.
Несмотря на отсутствие в Поморье крепостного права в классическом понимании (торговля людьми, барский произвол и т.п.) и относительную вольность его жителей, притеснений и гнета поморы испытали достаточно. Вот только перечень на логов, которые они должны были платить: «десятина» – десятая часть добычи (в натуральном виде), дань и/или оброк с доходов лука, подворная подать – с каждого двора и тамга – пошли на с продажи продукции (последние три вида в денежном исчислении). Кроме того, вслед первопроходцам на новые земли пришли монастыри (в первую очередь, Соловецкий, а также Николо-Карельский, Кирилло-Белозерский, Троице-Сергиев и Антониево-Сиийский) и всеми правдами и неправдами стали прибирать управление доходными промыслами в свои руки. В результате многим поморам пришлось работать на отобранных владеньях за половину и менее от выручки.
Во времена опричнины по навету двинских промышленников Бачуриных о неуплате варзужанами долга в 450 рублей Иван Грозный послал в 1568 г. карательный отряд во главе с Басаргой Леонтьевым наводить в Поморье «правёж» – взыскание долгов путем публичных истязаний. Разорив всю Варзугу, отряд «прошелся» и по другим волостям Приморья: Умбе, Порьей Губе, Кандалакше, Ковде и Керети. Оправиться после этих погромов Терский берег смог не сразу, долгое время села и тони стояли полупустыми. Ситуацией воспользовались монастыри и еще более укрепили свои позиции, скупив промыслы и общинные владения за бесценок. Отголоском тех времен и страхов до сих пор служит детская страшилка. «Басарга заберет!» – так пугают поморы непослушных детей.
Богатые природные ресурсы Севера не раз являлись объектом посягательств со стороны чиновников – казнокрадов, различных авантюристов и стяжателей, в то же время государева приписка не только не спасала поморов, а часто оборачивалась для них дополнительными тяготами, испытаниями и побора
ми. Это хорошо видно на примере серебряных рудников острова Медвежий и Лапландских медных заводов. Первые упоминания о серебре Белого моря появились к середине XVII в., после того, как умбские крестьяне начали расплачиваться с Кирилло-Белозерским монастырем серебряными самородками. Первая попытка установить местонахождение руды закончилась ничем. Угрозы «капитана рудных дел» Василия Лодыгина, отряженного в 1720 г. Петром I для поиска серебра, не оказали на жителей Умбы должного воздействия; места они не указали. Лишь в 1731 г. купцы из г. Архангельска Федор Чирцов, Федор Прядунов и Егор Собинский, обнаружив месторождение, основали компанию с целью разработки залежи. Из первых добытых самородков они изготовили и преподнесли в 1733 г. императрице Анне Иоанновне массивный самовар, получив в благодарность 3000 руб. и права на разработку.
Но уже в 1734 г. месторождение перешло в государственное ведение и, как следствие, на разработки приписали (обязали работать) крестьян Поморья, в том числе из Порьей Губы, Умбы и Варзуги. По воспоминаниям и жалобам крестьян условия работы были настоящей каторгой. Управляющий работами Конрат Детравес докладывал «Во оной яме … от жгания лучины дым и после паления порохом пороховой дух долго не выходит, и от оного духу и от сырости камня при работе людем быть зело тягостно …».
В 1737 г. в виде особой монаршей милости Анна Иоанновна отдала серебряные копи барону Шембергу немцу из окружения Бирона (фаворита императрицы). Через три года после этого рудник пришел в упадок и был заброшен. По скромным и, вероятно, заниженным подсчетам за все время разработок было извлечено около 50 пудов (пуд = 16 кг) серебра, в том числе несколько уникальных самородков весом более пуда каждый.

Еще менее удачна история Лапландских заводов. Те же архангелогородские купцы: Федор Чирцов, Федор Прядунов и Егор Собинский, предприняли очередную попытку освоения недр Русской Лапландии. В 1735 г. основанная купцами компания приступила к строительству завода по добыче медных руд
в пустынном месте около Трех Островов, в четырех верстах от реки Русеницы. В 1736 г. небезызвестный немец Курт Александр фон Шемберг занял пост генерал-бергдиректора (министра горного дела) России. Летом следующего года он лично осмотрел месторождение, после чего подал прошение на имя императрицы об отстранении от дела архангелогородских купцов и строительстве завода за казенный счет. А в 1739 г. при содействии Бирона он получил ссуду в 50000 рублей и «Привилегию», согласно которой получал в частное владение завод, месторождение, землю и лес на 50 верст во все стороны, а также мог по своему усмотрению и выбору приписывать крестьян. В 1744 г. Лапландские заводы перестали существовать, принеся казне (с учетом ссуды Шемберга) большие убытки. За время существования предприятия из добытой руды было выплавлено 126 пудов 15.5 фунта красной меди при себестоимости, превышающей почти на 2 порядка себестоимость Демидовской уральской меди.

В отношении других видов промыслов имеется также немало примеров корыстолюбия государственных чиновников. В начале XVIII в. обратили на себя внимание весьма доходные морские рыбные промыслы. Петр Великий удовлетворил прошение группы дворян во главе с князем Меньшиковым и в 1704 г. передал в их руки монополию на скупку рыбы и зверя «для большаго
промыслов размножения и вспоможения торговли». Только через 18 лет разорений и поборов рыбаков реформатор обратил внимание на удручающее положение в отрасли: вся выручка от вылова трески снизилась с нескольких сот тысяч рублей до 37 тысяч. Монополия была отнята у дворян и передана купцу «гостиной сотни» Матвею Еврейнову, а в дальнейшем с незначительными перерывами неоднократно переходила то к государству, то в различные частные руки, в числе которых в период 1739 -1742 гг. мы опять обнаруживаем барона Шемберга. Окончательно отменили монополию на морские промыслы в 1813 г.

Есть, правда, множество и обратных примеров реальной государственной поддержки развития экономики и инфраструктуры Севера. Тот же Петр I неоднократно и даже под угрозой репрессивных санкций пытался внедрить прогрессивные технологии вылова и переработки рыбы, более безопасные корабли, новейшую оснастку и такелаж. Со второй половины XIX в. царское правительство начало планомерную программу по колонизации (вторая волна) и промышленному освоению Кольского полуострова. Основные силы прикладывались к созданию транспортной инфраструктуры, заселению побережья, добыче и переработке морских и континентальных биоресурсов: рыбы, леса, и т.д. Так, согласно «Положению», утвержденному в 1868 г. Александром II, переселенцы могли рассчитывать на значительную по тем временам субсидию (до 200 руб.) и многочисленные льготы. Параллельно решалась проблема транспорта и сообщения путем создания и поддержки морских пароходств, регулярно осуществляющих рейсы. «Товарищество Архангельско-Мурманского срочного пароходства», подрядившееся на обеспечение морского сообщения на Севере, получало государственную дотацию в размере 55000 рублей в год в 20-летний период до 1895 г. и более 227 тыс. рублей ежегодно на протяжении последующих 20 лет. Навигация проходила с июня по середину сентября со средним сроком посещения пунктов Мурманского побережья раз в 16 дней и Терского берега – раз в 11 дней. С момента ввода в строй в конце XIX в. лесопилки «Товарищество Беляева» началось промышленное развитие побережья. Таковы основные черты истории освоения и развития Терского Края. Более детальные сведения можно почерпнуть в современных трудах И.Ф. Ушакова, и Б.И. Кошечкина, а также в прекрасных этнографических и исторических обзорах XIX века С.В Максимова, В.И. Моноцкова и Н.Я.Данилевского.