История Украины могла бы пойти совсем иначе, если бы на месте Януковича был кто-то другой.

На Украине все могло бы сложиться совсем не так, если бы президентом этой страны был другой человек, не Виктор Федорович Янукович. Как действовали бы в этой ситуации на посту президента Украины Владимир Путин, Барак Обама, Ангела Меркель или Ким Чен Ын? Газета ВЗГЛЯД попыталась сделать реконструкцию этих событий в жанре альтернативной истории.

Обвинения Януковича в трусости и предательстве не только своих собственных интересов, интересов своего клана, военнослужащих, защищавших его, но и в принципе целой страны – единой Украины стали уже общим местом. Приводятся различные схемы аргументации, почему ему надо было быть жестче и как именно в тот или иной момент политического кризиса. И что именно его человеческая слабость и нерешительность привели к столь печальным и трагичным последствиям для 46-миллионной страны.

То есть пресловутая «роль личности в истории» оказалась едва ли не решающей при «битве за Киев». Что-то вроде знаменитой мигрени Наполеона при Ватерлоо.

Янукович, понятное дело, не первый и не последний политический деятель, попавший в западню собственного характера. Психологи и политологи даже вывели ряд общих закономерностей, правда, исходя в основном из того, что сам тип личности персонажей, выбирающихся на самый верх политической жизни, якобы имеет некие общие черты. На практике это не совсем так, поскольку национальные, культурные и социальные особенности слишком варьируются.

Психотип человека не универсален по планете, что бы ни говорили западные сторонники «уравниловки». Да и детали и обстоятельства локальных кризисов оказывают на действующих лиц политического театра слишком серьезное влияние, чтобы концентрироваться при анализе или прогнозе только на особенностях личности. Но в то же время именно «характеристика личности» занимает порой доминирующую часть досье, которое собирают на человека, идущего в политику, специализированные службы. Правда, эти самые службы по старинке фокусируют свое внимание на так называемых вербовочных качествах, то есть, по сути дела, на пороках, присущих изучаемому персонажу. В результате использования такого подхода досье автоматически становится неполным.

В последней четверти прошлого века более эффективным методом посчитали оценку так называемой акцентуации личности – по термину, изначально взятому из психиатрии. Если объяснять его вкратце, то это долговременное доминирование в характере человека одной или нескольких черт. Что-то вроде длительного состояния аффекта, который, согласно учебникам судебной психиатрии, очень трудно диагностируется, но в итоге признается судом как реабилитирующее обстоятельство. Для акцентуации личности чрезвычайно характерно, в частности, появление «сверхидей», которые захватывают человека целиком и для достижения или воплощения в жизнь которых личность легко переступает за рамки общепринятой морали.#{ussr}

Однако и этот подход страдает недостаточностью исходных данных для прогноза поведения человека, поскольку не учитывает базовых черт характера персонажа. Например, для «условного Януковича» акцентуацией, судя по всему, было сохранение собственной безопасности и достатка. Но ради достижения этой «сверхцели» другой человек на его месте применил бы силу в отношении еще слабого и плохо вооруженного Майдана еще в октябре – ноябре, получив «картинку» вооруженного сопротивления, которую можно было бы предъявить постоянно давившему Западу в качестве реабилитации. Но «условный Янукович» с присущим только ему набором психологических черт предпочел терпеть и прятаться до последнего.

Иногда достаточно какого-то одного, слишком «местного» события или действия, чтобы даже жесткий и сильный человек в одночасье сдался. Хрестоматийный пример – бывший король Непала Гьянендра, десятилетиями сопротивлявшийся повстанцам-маоистам, но сдавшийся после того, как его закидали камнями на пороге храма, то есть лишили сакрального статуса аватара Вишну. Очень скоро это закончилось полной ликвидацией монархии в Непале при абсолютно пассивном поведении короля, который ранее вел жестокую гражданскую войну, а еще подростком подозревался в убийствах родственников.

Непродуктивно было прогнозировать поведение тех современных политиков, которые или уже столкнулись с неким подобием Майдана у себя в стране (Мадуро), или стоят на пороге аналогичных событий (Эрдоган). Но это не наши случаи. Посмотрим на тех, кто чисто гипотетически мог бы столкнуться со столь катастрофичным кризисом, но при этом принципиально отличается и от «условного Януковича», и друг от друга.

Практически на всех этапах своей политической карьеры Обама демонстрировал одну исключительно важную черту: он очень умело подбирает себе в помощники и спичрайтеры эксклюзивно талантливых людей (фото: EPA/ИТАР-ТАСС)

Барак Хуссейн Обама

«Майданизация» Соединенных Штатов в федеральном масштабе невозможна в принципе, рассуждать о подобном развитии событий – не просто плодить ненаучную фантастику, это еще и вредно для ума. Представим себе лишь теоретическую возможность переместить этого политического персонажа в резиденцию «Межигорье».

Практически на всех этапах своей политической карьеры Обама демонстрировал одну исключительно важную черту: он очень умело подбирает себе в помощники и спичрайтеры эксклюзивно талантливых людей. Речь идет не о министрах и советниках, а именно о «последнем круге обороны». Умение нестандартно обращаться со словом, особенно ограниченным инструментарием английского языка, он возвел в абсолют. Это свойственно персонажам с наклонностями нарцисса, но с холодным умом, поскольку ему хватает самокритичности все-таки приближать к себе талантливых людей, а не устраивать многочасовые импровизации на манер покойного Уго Чавеса. Вера в силу слова, его агитационной составляющей работает только в аудитории, которая не желает спорить и заведомо настроена дружелюбно. В ситуациях же, требующих применения характера, Барак Обама не склонен брать на себя ответственность. Он с готовностью перекладывает именно ответственность за поступки на окружение, легко ротирует провинившиеся кадры, но практически никогда не выступает как публичный инициатор неких действий, которые впоследствии теоретически могут выглядеть жесткими или даже просто «некрасивыми».

Это вот стремление к публичной «красоте» поступка и есть причина так бросающейся в глаза нерешительности Обамы. Однако природа его нерешительности кроется не в коренных чертах характера, а в приобретенных в весьма специфичной атмосфере навыках. Его «сверхцелью» за годы очень американской карьеры было и, видимо, осталось желание никогда не ошибаться публично, поскольку именно публичная ошибка привела бы к краху этой самой карьеры. А вот сколько неверных решений было им предложено в кругу советников – мы никогда не узнаем. Следовательно, само решение обсуждается критично долго и в разных компаниях прежде, чем озвучивается и назначается ответственный.

В случае с Майданом это точно так же сыграло бы с ним злую шутку. А сам механизм принятия решений для Обамы слишком «вербализирован». Он как бы «видит словами» происходящее, потому ответственность за жесткость и даже возможные жертвы у него не больше, чем у оператора беспилотника (отсюда, кстати, и увлечение этим видом оружия в столь глобальном масштабе). Почти наверняка можно утверждать, что будет заготовлена очень эмоциональная и четко по словам выверенная речь, из которой практически ничего нельзя будет понять, но впечатление останется великолепное. Только вот ответственность будет переложена на военных.

Интеллигентный, по-хорошему «домашний» Обама за всю свою жизнь не имел никого отношения к армии. Он боится огнестрельного оружия и с трудом уживается с рядом «базовых» американских ценностей. Но, как и любой подобный мужчина в любой стране, он с преувеличенным уважением относится к генералитету и сотрудникам разведки. Для главнокомандующего это абсолютно отрицательная черта, поскольку приводит к чрезмерному доверию к сообщениям разведки и советам военных профессионалов. Скорее всего, Обама после недели-двух колебаний, поддавшись на рекомендации генералов и угрожающие «данные» разведки, согласился бы ввести чрезвычайное положение. Вот тогда-то и понадобилась бы заранее написанная речь.

Чрезвычайное положение формально позволило бы использовать воинские части, которых, однако, в боеспособном состоянии найти на Украине несколько проблемно. Еще несколько дней понадобились бы на поиск и доставку боеспособных бригад в Киев, что привело бы к хаосу и расколу в армии, поскольку значительное число кадровых офицеров – выходцы с Западной Украины. Этого Обаме разведка не докладывала, однако деваться уже некуда. Генералитет имеет свойство пугаться своих же поступков, и на этом этапе часть высших офицеров самоустранилась бы от проведения решительной операции.

И как всегда в таких случаях в голливудских фильмах, ответственность придется принять на себя офицерам среднего и младшего звена. Мятеж будет подавлен через месяц, потери будут значительны, некоторые эпизоды будут напоминать провальную, но героическую операцию в Могадишо. Скорее всего, удалось бы даже сохранить целостность страны, но ценой уступок, которые, учитывая политический стиль Обамы, ему в дальнейшем удастся «заболтать» в парламенте.

Однозначно оценить это как провал или как победу просто невозможно. Это – данность, новая реальность, в которой придется жить и для которой будет придуман новый короткий лозунг – слоган. Что-нибудь опять про Hope или Dream, кому как больше нравится.

В случае с молодым Кимом решающим, однако, становится не столько жесткость, сколько иное гипертрофированное чувство: семейной ответственности (фото: EPA/ИТАР-ТАСС)

Ким Чен Ын

Мы мало знаем о новом «Солнце Востока». Судя по открытым данным, его патологическая жестокость не просто тяжелая наследственность, близкая к генетическому отклонению. Это еще и реакция на окружающую среду, в которой у него практически нет шансов выжить, не отрубая головы направо и налево. Это даже не форма социопатии (а социопатия, как известно, не лечится), это скорее форма именно социализации в том виде, в каком она возможна в Северной Корее. Надо отдавать себе отчет в том, что сложившаяся система управления обществом в КНДР – продукт не только извращенного марксизма-ленинизма, но всей древней истории Кореи, особенностей менталитета и даже отчасти религиозных воззрений. Корейскому национальному характеру, например, не свойственно чувство юмора, что серьезно сужает эмоциональную сферу, а это, в свою очередь, уже само по себе создает предпосылки для акцентуации личности.

В случае с молодым Кимом решающим, однако, становится не столько жесткость, сколько иное гипертрофированное чувство: семейной ответственности. Этот чисто восточный феномен легко проиллюстрировать на примере многочисленных студентов из Китая, Юго-Восточной Азии и Индии, заполонивших многочисленные американские и европейские университеты и институты, особенно технические. Более того, эти миллионы прилежных студентов действительно героически учатся на одни пятерки. Подавляющее большинство аналитиков скорбно всплескивают руками, указывая на этот факт. Скоро, мол, центр мировой науки переместится в Азию. Европейская цивилизация умирает. Да ничего подобного. Это «эффект семьи». Эти подростки просто усердно выполняют наказ, который им дали в большинстве своем безграмотные родители. Они не отличаются талантами, склонны к зазубриванию, не социализуются, среди них высок уровень самоубийств и насильственных преступлений против сокурсников и учителей. Они, по сути дела, проживают чужую жизнь, неся ответственность за семью, включая десятки поколений предков.

Молодой Ким несет ответственность не только и не столько за себя как физический объект. Он олицетворяет династию, для того он и был избран своим отцом в противовес безбашенному старшему брату. Отсюда и дополнительная подпитка крайних форм жестокости, с которой он защищает свой трон. Здесь даже бессмысленно рассуждать, что бы было, если бы именно Ким Чен Ыну пришлось бы столкнуться с Майданом. Напалм – лучшее, что почувствовали бы под конец своей короткой жизни первые же демонстранты.

А вот потом, выждав традиционные пару месяцев, которые требует этикет, молодой Ким с чувством выполненного долга публично перевешал бы и видных коррупционеров (как причину), и генералов контрразведки (проморгали), и полгенералитета (мало напалма), и интеллигенцию (просто так). На соседних березках. На опушке. Чтоб дальше видно было. Занавес.

На Меркель как на руководителя самой крупной и устойчивой страны Европы дополнительное воздействие оказывает внешний фактор (фото: EPA/ИТАР-ТАСС)

Ангела Доротея Меркель (урожденная Каснер)

Современное европейское общество настолько формализовано и стандартизировано даже в политической схеме, что проявлению личностных особенностей там не слишком много места. Однако как показали события последних лет, именно личности выборных руководителей стали играть внутри Евросоюза едва ли не решающую роль. Как следствие, усилилась и неформальная конкуренция между странами, которые стали в большей степени ассоциироваться с личностями их руководителей. В Германии с ее федеративным устройством роль личности оказалась как никогда важна, особенно если это, во-первых, женщина, а во-вторых, с гэдээровским прошлым, хоть и наносным.

На Меркель как на руководителя самой крупной и устойчивой страны Европы дополнительное воздействие оказывает внешний фактор. Она вынуждена как может ретушировать роль Германии как лидера Евросоюза, чтобы не дразнить соседей с их исторической памятью. Да и влияние дефашизации на бытовую психологию немцев еще не до конца изучено. Другое дело, что Ангела росла в ГДР, в которой дефашизация проводилась несколько иными методами, чем в ФРГ, и к тому же в крайне религиозной семье, что само по себе трудно совместимо. Отсюда и фирменный стиль германского лидера: улыбчивое стремление понравиться всем и сразу, лавируя между крайними позициями и мнениями, но неожиданно вспыхивая едва ли не на пустом месте. Да, ее вывел из себя факт прослушки ее телефона. Именно ее личного, а не миллионов ее сограждан. Вывел из себя так, что она чуть не разорвала отношения с главным союзником – США. Это была чисто женская вспышка. И если до этого кокетничанье, наряды, глядение в зеркальце воспринимались просто как милые особенности, то «истерика с телефоном» уже не выглядела совсем уж безобидно.

Притворство и стремление продемонстрировать очевидные слабости, чтобы скрыть внутреннюю силу, – основные черты характера Ангелы Меркель. Вряд ли она ставит перед собой глобальные цели вроде новой «миссии Германии». А если и ставит, то явно понимает неочевидность их достижения, поскольку государственная система современной Германии и традиционалистские политические партии этого не допустят на техническом уровне. Она скорее минимизирует угрозы для развития Германии, чем подталкивает страну куда-то к заоблачным далям. Отсюда и внешняя жесткость, сочетающаяся с внутренней мягкотелостью, из-за чего она регулярно проигрывает какие-нибудь очередные земельные выборы и вынуждена внутри своей партии разруливать конфликты между очевидными антагонистами и проявлять чудеса толерантности, несвойственные дочери лютеранского пастора – подвижника и миссионера.

Это вызывает внутреннюю рефлексию, которая и выражается в неочевидной агрессии – типичный психологический эффект. Случись у нее Майдан, она бы задумалась ненадолго. Вспышка гнева была бы нацелена не на протестующих, а на того, кто очевидно не сможет адекватно ответить, – на окружение. Пострадали бы все и разом, особенно без разбора чинов, званий и даже причастности к происходящему. Вряд ли бы это выразилось именно в отставках. Скорее всего, дело бы ограничилось публичными скандалами. Следующим ее шагом стала бы попытка отсечь радикальные точки зрения. Не уверен, что в современном германском генералитете есть стребы, но там все-таки существует некоторая прослойка офицеров с боевым опытом, которые могли бы предложить себя в качестве «кровавой собаки» (как генерал Носке при подавлении Парижской коммуны). Но их бы просто заткнули громким женским криком с указанием их места и намордника. Но вот глубоко положительной стала бы попытка Меркель отсечь радикальные силы Майдана, просто убрать их куда-нибудь подальше. Для этого вполне подошли бы и методы спецслужб, и прямая дискредитация в публичной сфере. Меркель ни за что бы не упустила контроль за СМИ и даже интернетом, поскольку манипуляция мужчинами – ее конек. А кто такие «майданисты», если вдуматься? Всего лишь рассерженные глупые мальчики, с ее точки зрения.

С легализованной частью Майдана она попыталась бы договориться уже напрямую, но не как «условный Янукович» – с помощью посторонних посредников и на полусогнутых лапках, а с позиции силы. Она уже демонстрировала несколько раз решимость применить полицейские силы именно в наступательном плане (в Гамбурге, например), и оппозиция прекрасно понимала бы, что она сможет отдать жесткий приказ, если захочет. Просто она пока не хочет, потому что толерантная и женственная. Два-три дня переговоров, и часть легальной оппозиции, например плюшевый «условный Кличко», у которого на самом деле нет никаких политических убеждений и который почти не ведает, что творит, была бы интегрирована во властную систему. Министром спорта, например. Или даже экологии. Тоже дело. Еще пару дней новый министр спорта и экологии уговаривал бы уже сам (!) своих бывших буйных сторонников положить плитку обратно и больше не мусорить, потому что это портит экологию.

Не то чтобы это была Нобелевская премия мира, но достаточно эффективно. Беда в том, что г-жа канцлер при этом даже не попыталась бы заглянуть в корень проблемы и через пару лет получила бы новый Майдан еще страшнее. Для нее «сверхценно» – не допустить постороннего вмешательства в дела Германии в любом виде, а значит, она ни за что не станет выносить сор из избы, не подозревая, что скоро этого сора в самой избе будет уже столько, что не повернуться. Но это внутреннее развитие для тоже «сверхценно», и она будет лавировать до конца, который, может, и не будет победным, но только на некоторое время.

Главным для Путина всегда был вопрос информации – ее достоверности и достатка (фото: ИТАР-ТАСС)

Владимир Владимирович Путин

Начнем с того, что при нынешнем Путине нечто подобное Майдану в России в принципе нереально. Да, оппозиционное движение действительно стремительно радикализуется и маргинализуется, подпитываясь в том числе и новостями с Украины. Но оно существует в информационном гетто, за пределы которого не выйдет ни при каких обстоятельствах, не имеет настоящей социальной базы, а та база, которая есть, не станет жечь покрышки в промышленных масштабах напротив любимых пафосных ресторанов. 500 персонажей у здания Замоскворецкого суда – аргумент скорее против возможности Майдана, чем за его появление.

Потому используем тот же ход, что и с президентом США: просто поместим В. В. П. в резиденцию «Межигорье».

Необходимость ежедневно и годами проверять по старинке уровень защищенности телефонной линии, уж поверьте, изменяет характер человека сильнее и быстрее, чем любые другие традиционные российские напасти, как то тюрьма, сума и действующая армия. Жизнь в разведывательной среде, а в гипертрофированной советской особенно, формирует специфический стиль поведения, который требует очень большой ежедневной физической отдачи организма, поскольку мозг не «выключается» никогда, даже во сне. Порой люди становятся невыносимы в быту. С ними невозможно просто сходить в ресторан, потому что они разговаривают при этом как бы с вами, но затем могут в деталях пересказать все, что говорилось за соседними столиками, и дать развернутую характеристику каждому из многолюдной компании за третьим столиком слева. Каждую лишнюю бумажку они разрывают на 48 частей, прежде чем положить в мусор, а сам мусорный мешок выносят к мусоропроводу самолично и обязательно глубокой ночью. Они шарахаются от любых случайных знакомств (они же «связи»), а потому хронически одиноки. Они не верят никакой информации, если не знают лично ее источник и, что особенно важно, верят этому источнику. А такое бывает крайне редко.

В результате именно достоверная информация, полученная из надежного источника, становится «сверхценностью» (не путать со «сверхцелью») – единственным критерием и основанием для выработки стратегии и тактики действий. Отсюда и столь нелюбимая оппозицией одна из основных черт поведения В. В. П. – стремление всегда и везде опираться на лично известных ему людей. Более того, опыт последних лет, когда в недрах огромного управленческого механизма стали появляться и пробиваться люди случайные, судя по всему, только укрепил президента в мысли, что лучше все делать либо самому, либо через проверенные кадры. И потому тактика поведения против Майдана вырабатывалась бы в специфическом узком кругу, хотя внешне – под телекамеры – были бы продемонстрированы официальные заседания Совета безопасности. Но это была бы больше демонстрация сплоченности, чем демократии. Кстати, сплоченность (она же верность и преданность) – еще одно качество, выставляемое окружению Путина в вину оппозицией, – тоже черта, вырабатываемая специфическим опытом. Без режима «полного доверия» среди соратников никакая эффективная разведка невозможна. И тем страшнее бывает разочарование в предательстве. Известный психологический эффект: все крупные разведки мира до последнего не могли признать предательство коллеги и цеплялись за любую соломинку, чтобы найти оправдание. Так было с Филби, так было с Гордиевским, так было с Эймсом.

Главным для Путина всегда был вопрос информации – ее достоверности и достатка. Следовательно, именно ее анализ представлял бы основу повестки дня такого рода совещаний. Сам характер совещаний носил бы конструктивный характер, а не балаган «условного Януковича», против которого, как выяснилось, действовали даже сотрудники СБУ, призванные эту самую достоверную информацию поставлять. А эффективная тактика поведения всегда вырабатывается исключительно на основе анализа информации, а не на эмоциях.

Со стратегией поведения В. В. П. в подобной кризисной ситуации все более-менее понятно. Эффект все той же акцентуации заключен в нашем случае в стремлении извлечь стратегическую выгоду для России из всего происходящего. Даже из кризисов. Именно это и есть «сверхцель», для достижения которой хороши едва ли не любые методы и которая «стоит мессы», что ваш Париж. Мы это уже проходили после вторжения боевиков в Дагестан, которое закончилось установлением мира на Северном Кавказе жесткими военными методами. Мы это видели после Беслана, когда в конце концов была создана действительно управляемая система контроля за региональными властями. Мы это видели во время войны в Южной Осетии, в результате которой была выправлена система региональной безопасности вплоть до Ближнего Востока. Мы это видели и по результатам мирового экономического кризиса, когда созданная ранее и так долго критикуемая различными силами финансовая система уберегла страну. Разумно предположить, что и кризис, подобный Майдану, Путин предпочел бы использовать для стратегического укрепления государства, то есть для устранения самой возможности повторения чего-то подобного.

В тактическом же плане Майдан немедленно был бы физически изолирован. Причем не только путем выставления кордона из спецподразделений полиции по периметру, но и на уровне получения и отправления информации. Руководство Майдана оказалось бы в информационном вакууме, лишившись любых видов связи и технической возможности добраться до здания посольства США. Никаких перемещений за пределы не то что страны, а даже за оцепленную территорию. Полная и абсолютная блокада автомобильных дорог в западном направлении, чтобы прекратить снабжение и ротацию боевиков на Майдане – главный фактор, позволивший им продержаться столько времени. Изоляция финансистов из числа олигархической верхушки, стоявших за легальной частью Майдана.

Три-четыре дня такой блокады, и Майдан стал бы рассасываться сам. Остались бы только радикалы, но с тем ресурсом, который еще не успели использовать, то есть с почти никаким. Штурм небольшими силами спецназа такого «похудевшего» Майдана ликвидировал бы заразу часа за полтора в темное время суток, а горящие баррикады из покрышек замечательно гасятся со специально оборудованных для тушения пожаров вертолетов МЧС. Потерь почти не было бы. Может быть, случайные, поскольку разграбление воинских складов на Западной Украине к этому моменту еще не началось бы, да и исполнительная власть все еще продолжала бы функционировать даже в самых проблемных областях.

Что произошло бы дальше – моделировать нет смысла, поскольку, повторюсь, неуправляемость нескольких областей при резком росте там фашистских настроений и образование незаконных вооруженных формирований при живом Путине были бы просто невозможны. А потому и рассматривать такую гипотетическую ситуацию означало бы снова вернуться к ненаучной фантастике.

Текст: Евгений Крутиков

http://vz.ru/world/2014/2/26/674148.html