Пушкин историк

Мало кто знает сегодня, что наш великий поэт А.С.Пушкин служил придворным историографом. Назначенный Николаем I на эту должность после смерти Н.М.Карамзина Александр Сергеевич с огромным интересом погрузился  в архивы. Первым опубликованным историческим трудом поэта стала "История пугачевского бунта", составленная в полном соответствии с правилами той эпохи: первый том представлял собой текст самого Пушкина, второй - документы эпохи Пугачева. Далее от придворного историографа ждали "Историю Петра I", но, увы, гибель Александра Сергеевича помешала осуществиться этому предприятию. 

Пушкин, как и Николай I,  с большой симпатией и уважением относился к личности царя-реформатора, вспомним его "Стансы", где  Петру поэт выдает такой панегирик: 

То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник. 

«История Петра I» была практически неизвестна исследователям до 1938 года. Имелись только свидетельства современников, а также изданные П.В.Анненковым отрывки из неоконченного труда поэта. Незавершенная работа Пушкина была полностью опубликована через сто один год после гибели, но она не вызвала должного резонанса, поскольку исторический труд дошел в черновиках, и для его понимания читателю приходилось прилагать довольно большие усилия. Многие считали, что Пушкин выполнил лишь большой объем подготовительной работы, тщательно собрав многочисленные сведения и архивные материалы о времени царя-реформатора. Господствовала мысль о том, что Пушкин положил в основу своего  труда многотомный свод исторических анекдотов, изданных в конце XVIII века И.И.Голиковым, который относился к Петру Алексеевичу Романову с большим пиететом.

Но внимательное исследование рабочих материалов Пушкина позволило сделать вывод о том, что поэт четко обозначил свою историческую концепцию петровской эпохи, у него четко сложилось свое видение Петра, причем значительно отличающееся от образа, имеющегося в издании Голикова. Пушкину Петр виделся личностью противоречивой и неоднозначной.

Интересна история рукописи, её потери и находки. Пушкинская работа была найдена недалеко от Москвы. Внук поэта, Григорий Александрович Пушкин, летом 1917 года переехал в усадьбу в Лопасне. Там и был обнаружен ящик с бумагами, в котором лежали двадцать две тетради большого, в лист, формата. Следует сказать, что Наталья Николаевна, жена поэта, его друзья, пытались издать «Историю Петра I»,  с которой была сделана писарская копия и представлена на цензурирование. Но,  даже предварительно вычищенная бывшим цензором К.С.Сербиновичем, помогавшим в свое время Карамзину и участвовавшим в разборе архивных дел Петровского времени, а затем прошедшая официальную цензуру и милостиво разрешенная к изданию Николаем I, рукопись издана не была. Издателей, по всей вероятности, испугало не только то, что работа Пушкина была незавершенной, но и  печальная судьба «Истории Пугачева», которая была встречена публикой очень прохладно и не принесла дивидендов.

Через десять лет Наталья Николаевна передала работу Пушкина П.В.Анненкову, готовившему к выходу в свет первое научное издание сочинений поэта. В это издание попало лишь очень немногое из исторического труда Пушкина, поскольку Анненков полагал, что это лишь «черновая»  работа, выписки из разных источников, ссылки на разного рода источники. Анненков издал лишь половину первой тетради, которая, по его мнению, была «наиболее отделана». Рукопись вернулась к Наталье Николаевне, а та отвезла её вместе с библиотекой поэта в село Ивановское, а оттуда в Лопасню, в усадьбу, которая принадлежала родственникам старшего сына поэта. Там рукопись и забыли, когда библиотека переезжала из Лопасни назад, в Ивановское.

Найденный в Лопасне подготовительный текст «Истории Петра» написан Пушкиным, по мнению И.Фейнберга, в течение 1835 года.  До этого поэт лишь занимался сбором материала и практически не обрабатывал его. Этот вывод основывается на работах П.Попова, редактора первого академического издания «Истории Петра». Но, как известно, Пушкин начал работать над «Историей Петра» в 1831 году, по поручению Николая I. Вряд ли поэт ограничивался только конспектированием, поскольку имеются свидетельства о том, что он достаточно быстро собрал огромное количество архивных материалов, имея доступ в архивы Москвы и Петербурга. В книге Кенига, выдержки из которой приводит И.Л.Фейнберг, говорится о том, что Пушкин «осмотрел архивы петербургский и московский, собрал всю корреспонденцию Петра Великого и с жаром, серьезно принялся за дело. Он выработал совершенно новые, особые взгляды на этого человека». По свидетельству современников, Пушкин мог часами говорить о времени Петра, а это говорит о том, что поэт много размышлял и делал какие-то выводы для того, чтобы постараться дать объективную оценку деятельности царя-реформатора.  Но «объективная» оценка Пушкина все же будет иметь немалую долю субъективизма, поскольку мировоззрение поэта формировалось в духе идеи избранности дворянского сословия, он был дворянином, ведущим свой род от Ратши, который «пришел из Немец» во времена Александра Ярославича Невского. Первым историческим лицом рода Ратши, можно считать Гаврилу Олексича (Алексича), витязя великого князя Александра Невского, прославившегося в битве на Чудском озере. Здесь можно обратить внимание на некоторую хронологическую несообразность. Гаврила Алексич был правнуком Ратши, по принципам генеалогии на век приходится три поколения, и, следовательно, Ратша должен был жить в XII веке, и никак не мог служить  Александру Невскому. Оставим в стороне эти нестыковки, поскольку история эта не ясная, и ныне практически недоказуемая. Но всем было известно, что от Гаврилы Алексича ведут свою родословную многие боярские древние роды. Внуки Гаврилы Алексича после смерти тверского князя Александра Михайловича, которому они к той поре служили, перебрались в Москву со всеми домочадцами. Смерть князя освобождала их от присяги, и в 1339 году на службе в Москве зафиксированы имена двух  представителей рода Гаврилы Алексича: Александра Ивановича Морхинина и Федора Акинфовича. У Морхинина по родословицам было пять сыновей, но потомство показано только у Григория Пушки. Григорий Александрович Морхинин, по прозвищу Пушка, не оставил особых следов своей служилой деятельности, но дал многочисленное потомство. Относительно потомства можно сказать, что Пушкины обладали исключительной плодовитостью в XV – XVI вв., но в дальнейшем плодовитость Пушкиных разных фамилий падает. С исторической точки зрения, именно многочисленность потомства сыграла злую шутку с некогда богатым родом Григория Пушки. Обладая первоначально большими, несомненно, вотчинами, Пушкины дробили их в семейных разделах, и, следовательно, представители рода переходили в менее обеспеченные слои служилых дворян, поскольку богатство фамилии определялось именно размерами вотчин. Но, несмотря на «измельчание» рода, Пушкины оставались служилыми людьми, по первому зову готовые встать под знамена России.

Александр Сергеевич Пушкин вне всякого сомнения знал свою богатую родословную назубок, он гордился, как и всякий дворянин, своими предками, принимавшими деятельное участие в судьбе Российского государства, принципы чести он впитал с молоком матери. И именно с позиций представителя древнего дворянского рода поэт оценивает деятельность Петра Романова, представителя рода, который вознесся на царский  трон благодаря Смутному времени.

Для того, чтобы попытаться понять замысел Пушкина, и то, насколько он продвинулся в своей работе, необходимо попытаться  читать «Историю Петра» не предвзято, оставив в стороне утверждение о конспективности работы, компилятивного её характера, а также не бояться неоднородного характера текста.

Вполне естественным, мне кажется, будет указать источники, с которыми работал поэт, получивший должность придворного историографа. В работе И.Л.Фейнберга «Читая тетради Пушкина» очень подробно освещен этот важный момент.

К тому времени, когда Пушкин начал свою работу над «Историей Петра», литература о Петре I была достаточно обширна. В описи библиотеки поэта, составленной вскоре после его смерти, встречаются книги, относящиеся к истории Петровского времени, причем Пушкин покупал и рукописные книги, стоившие много дороже печатных, «Жизнь Петра» Феофана Прокоповича, например.  И.Л.Фейнберг приводит свидетельство специалиста в области русской историографии В,Иконникова, который заметил, что занятия поэта «историей Пугачевского бунта и Петра Великого … обозначаются приобретением важнейших сочинений, относящихся к этим эпохам, имеющихся в русской и иностранной литературе». Пушкину были известны и запретные записки княгини Дашковой, в которых она критикует деятельность Петра, и неизданные сочинения князя Щербатова, высоко ценившего царя-реформатора, но вместе с тем жестко критиковавшего его со «стародворянских» позиций. Несомненно, что Пушкина наверняка привлекли взгляды Щербатова, его резкость в отношении Петра, сообщаемые им  сведения и черты характера царя, которые официально замалчивались. Ведь поэт являлся носителем такой же «стародворянской» идеологии. Но несомненно и то, что огромный материал для своего труда Пушкин почерпнул, работая в архивах, изучая указы, распоряжения, протоколы и прочие деловые бумаги Петровского времени. Эти документы по сути своей не выражают чью-либо пристрастную и необъективную точку зрения, только исторические факты, а Пушкин, по свидетельству современников, провел в архивах немало времени.

После смерти Пушкина Нессельроде сообщал Бенкендорфу, что «покойный камер-юнкер Пушкин занимался в самом доме Министерства иностранных дел прочитыванием и деланием выписок из бумаг, касающихся до царствования императора Петра Великого, и из дел о бунтовщике Пугачеве, для чего отведена была отведена ему особая комната».

Имея доступ к архивам, и изучив огромное количество литературы,  Пушкин сделал огромную подготовительную работу, которая должна вывести его на новый этап работы над «Историей Петра». Количество неминуемо должно было перейти в качество.

Первое, что бросается в глаза при чтении «Истории Петра» ― это  патриотизм автора. Уже в самом начале своих записей Пушкин с осуждением пишет в  тетради «1672 – 1689 гг.»  о знакомстве молодого царя с иностранцем Лефортом: «Царевна в сие время женила брата своего Иоанна на Прасковье Федоровне Салтыковой (1684 г., января 9). Петру I, бывшему по 12 году, дана была полная свобода. Он подружился с иностранцами. Женевец Лефорт (23 (?) годами старше его) научил его голландскому (?) языку. Он одел роту потешную по-немецки. Петр был в ней барабанщиком и за отличие произведен в сержанты. Так начался важный переворот, впоследствии им совершенный: истребление дворянства и введение чинов. В сие время князь Василий Голицын, бывший главным в комиссии о разобрании дворянских родов и о составлении родословной книги, думал возобновить местничество, уничтоженное царем Феодором в 1681 г. Комиссия была учреждена под начальством боярина князя Владимира Дмитриевича Долгорукова и окольничего Чаадаева.» 

Пушкин видит начало последующего истребления дворянства в том, что Петру, двенадцатилетнему мальчику, была предоставлена полная свобода. Как мы знаем из современных представлений о детской психологии, именно в этом возрасте мальчикам необходимо иметь перед глазами кого-то, кто сможет своим примером показать и заложить поведенческие модели в сознание ребенка. Этим кем-то и оказался Лефорт, который был гораздо старше царя. Жизненный опыт Лефорта, естественно, был на порядок богаче, чем у только начавшегося формироваться Пети Романова, и Лефорт, быстро сообразив, какие выгоды может сулить близкое знакомство с юным царем, делал все, чтобы Петр ощущал острую необходимость в общении с ним. Вольно или невольно, Пушкин сделал вывод, что полная свобода для двенадцатилетнего мальчика не сулит ничего хорошего, тем более, что властью даже в этом возрасте Петр обладал немалой, и это,  несомненно, тешило детское самолюбие. По сути дела, воспитание молодого царя было отдано в руки иностранцев, и они, поскольку им казались варварским многие обычаи и порядки в допетровской России, может быть даже движимые вполне благородным чувством научить варваров «цивилизованному» образу жизни, подвигли Петра на этот важный переворот.  Пушкин как нарочно в своей работе отмечает вехи в  изменении мировоззрения Петра, замену идеологии русской государственности, вполне сложившейся к тому времени, на идеологию уже начавшего капиталистическое развитие Запада:

«Бояре с неудовольствием смотрели на потехи Петра и предвидели нововведения. По их наущению сама царица и патриарх увещевали молодого царя оставить упражнения, неприличные сану его. Петр отвечал с досадою, что во всей Европе царские дети так воспитаны, что и так много времени тратит он в пустых забавах, в которых ему, однако ж, никто не мешает, и что оставить свои занятия он не намерен.»

«На другой день Тимерман был ему представлен. Петр взял его к себе в учителя, велел отвести ему комнату подле своей и с той поры по нескольку часов в день обучался геометрии и фортификации. Он в рощах Преображенского на берегу Яузы повелел выстроить правильную маленькую крепость, сам работал, помогал Тимерману расставлять пушки и назвал крепость Пресбургом. Он сам ее атаковал и взял приступом. Потом в присутствии бояр сделал учение стрелецкому Тарбеева полку. Он осуждал многое в артикуле царя Алексея Михаиловича (см. ч. I, стр. 179). В доказательство он одному капральству велел выстроиться и сам скомандовал по-своему. С той поры старый артикул был им отменен и новый введен в употребление (Крекшин)».

Замена идеологии и слепое подражание во всем западноевропейцам ―  главная ошибка Петра I, по мнению Пушкина. В «Заметках по русской истории XVIII века» Пушкин отозвался об этой смене идеологии достаточно жестко: «Связи древнего порядка вещей были прерваны навеки; воспоминания старины мало по малу исчезали».

         Поэт высказывал свое отношение к смене приоритетов в воспитании молодых дворян в своей записке «О народном воспитании», датируемой 1826 годом: «Чины сделались страстию русского народа. Того хотел Петр Великий, того требовало тогдашнее состояние России.»

В результате Петровских преобразований в государстве начал формироваться класс «новых дворян», людей, получивших дворянство за личные заслуги перед государем и государством. Несомненно, что на определенном этапе это сыграло положительную роль, выдвинулось достаточно большое количество энергичных умных и предприимчивых  представителей низких сословий, вливших «новое вино» в одряхлевшие «мехи» государства. Но также не подлежит сомнению и то, что появилось некое противостояние между «старыми» и «новыми» дворянами. Нечто подобное уже было в русской истории, после репрессий Ивана IV Грозного круг приближенных к трону думных бояр значительно поредел, ушли в историю целые фамилии, на их места стали выдвигаться менее знатные боярские семьи. Практика местничества, то есть когда общественное положение человека в обществе определялось не только его личными характеристиками, но и принадлежностью к какой-либо боярской фамилии, сложилась, видимо, еще во времена родового строя, «знатность» определялась не только и не столько личными заслугами человека, сколько его родовитостью, положением в обществе его прямых предков.  Такое положение приводило к тому, что в боярских родах появлялись фамилии, которые никак не могли выдвинуться на лидирующее положение в обществе, поскольку обычаи местничества надежно перекрывали дорогу конкурентам более «знатных» семей. И только физическое устранение и опалы открыли дорогу представителям более слабых фамилий.

Но при Петре дело обстояло все же несколько иначе. Выдвинуться теперь мог любой, даже крепостной человек, главное было оказаться в нужном месте в нужное время и при этом не сплоховать. Безродные «счастья баловни», шагнув из грязи в князи, порою не осознавали груза ответственности, вдруг легшего на их плечи, они решали свои тактические задачи, пытаясь создать задел материального благополучия для своих потомков. При этом, поскольку нравственные критерии у выдвиженцев часто отсутствовали, эти баловни судьбы не гнушались никакими средствами для достижения своих целей. Стоит к этому прибавить и культ чинопочитания, усиленно насаждаемый Петром  I и его ближними  взамен культа знатности. Дворянская честь, которую раньше служилые бояре берегли смолоду, и потеря которой могла привести к потере головы не только самого боярина, но и к истреблению всей семьи, теперь попирается Петром всякими унизительными способами, и Пушкин тоже не преминул это отметить: «Петр послал в чужие края на казенный счет не только дворян, но и купеческих детей, предписав каждому являться к нему для принятия нужного наставления. Мещанам указал он учиться в Голландии каменному мастерству, жжению кирпичей etc. Дворянам приказал в Амстердаме, Лондоне, Бресте, Тулоне etc. обучаться астрономии, военной архитектуре etc. Своим послам и резидентам подтвердил он о найме и высылке в Россию ученых иностранцев, обещая им различные выгоды и свое покровительство. Русским начальникам предписал принимать их и содержать. Возвращающихся из чужих краев молодых людей сам он экзаменовал. Оказавшим успехи раздавал места, определял их в разные должности. Тех же, которые по тупости понятия или от лености ничему не выучились, отдавал он в распоряжение своему шуту Педриеллу (Pedrillo?), который определял их в конюхи, в истопники, несмотря на их породу». Надо  ли теперь удивляться тому,  что автор «Стансов», восхищавшийся гением и  решительностью Петра I, который «смело сеял просвещенье», получив доступ к архивам и изучив документы той эпохи, уже не так однозначно оценивает личность и роль царя-реформатора? За время работы над архивами петровского времени Пушкин приходит к горькому выводу: «Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, ― вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика». Поэт, изучая все источники, замечает, что год от года Петр становится все более нетерпеливым, и там, где можно было применить методы терапевта, царь применяет хирургию, режет по живому, невзирая на традиции; личный произвол начинает преобладать. 

Литература.

1.      А.С.Пушкин. История Петра.

2.      А.С.Пушкин. Заметки о русской истории XVIII века

3.      А.С.Пушкин. О народном воспитании.

4.      И.Фейнберг. Читая тетради Пушкина.

5.      Род и предки Пушкина. Сб.статей. М., «Васанта»