Наверху. Гроза. Оборона Клещеевского укрепа, лето 2023

Вчера вечером сменилась облачность. Мезень еще в бытность работы геологом в поле знал, что если появились высокие перистые облака — жди непогоду. До этого стояло вёдро, было жарко и сухо, утренние туманы не густые — влаги мало. Вечерних так вообще почти не было. На утро показалось что погода осталось той же — сухой и теплой, но днем резко стало душно, липко во всём вокруг. Ни ветерка, парит. Как будто кто-то вороватый украл из воздуха несколько процентов кислорода — хотелось все время поглубже вдохнуть, стало не хватать обычного глотка воздуха. После обеда на западе небосвода появилась черная полоса. Все замерло в предвкушении бури. Глядя на горизонт санитар вспомнил морское выражение - «барометр упал». Проверить с помощью прибора возможности не было. Но если на тебя идет буря — значит он точно упал.

Даже кузнечики, играющие свои песни с первого луча солнца до последнего, и те стали экономить кислород, сидели молча.

В обычной, мирной жизни, Мезень бы уже лежал пластом при такой погоде — голова лопалась от резко снизившегося давления. С возрастом, лет после сорока, стал реагировать на погоду. Здесь же — санитар с удивлением отметил, он только потел. Не надо было есть горстями парацетамол, запивая кофе или густым - и по сладости тоже, чаем. Вообще — на фронте у человека включается какой-то резерв здоровья. Скрытые или кредитные ресурсы организма идут в ход. Еще в детстве от двоюродного деда, который протопал всю войну в пехоте, он слышал, что на фронте люди почти не болеют простудами — спят, примерзая к земле шинелями, и не болеют. А как в тылу сквозняк — так сопли и прочая инфлюэнца.

Будучи человеком побитым жизненными радостями за свои неполные пятьдесят лет, Мезень имел массу болячек — почти все описанные в медицинской энциклопедии, плюс пара-тройка неизвестных науке, и когда заходил в отряд — имел с собой весьма увесистую и пеструю аптечку, которая занимала чуть не треть всего объема вещей с которыми он приехал на сборный пункт. Но — аптека почему-то стала ему не нужна, организм включил режим «экстра». Не было ни головных реакций на погоду, ни гастрита после тушенки с хлебом на завтрак, обед и ужин. На войне, похоже, три основные болезни — пули, мины и дроны. Ну еще пара экзотических, заморских — хаймарсы и эскалибуры.

Темная полоса на западном горизонте росла, вспухала. По позициям прошел Онега, взводник первой роты — сообщил, что по грозе скорее всего будет накат от хохлов. Так как непогода идет от них — попробуют подойти с грозой или сразу за ней. И действительно — через короткое время «легла» связь, верный признак приближающегося боя. Рации шуршали пустотой или беспорядочно крякали. Резко потемнело — так бывает, когда неделю-другую стоит крепкая жара и сушь, после нее погода редко меняется без бури. Приближалось. Вся природа замерла - даже мыши, которые гуляли по бункеру как на Кузнецком, и те разошлись по срочным норным делам, отложив до времени шебуршание в коробках, пакетах и наглый прилюдный раздербан пачки печенья на столике.

И вот в этой тишине — первые капли в окопную пыль, крупные и тяжелые как пули. Горизонт стал не виден, его заволокла мгла, потемнело. Уже не видно лесополку напротив, в которой передок врага. Шквал подходил зримо, стеной. Казалось, что через некоторое время эту стену можно будет потрогать. Минута — и эта стена обрушилась на позиции. Именно обрушилась — с потоками воды летящими горизонтально, соответствуя направлению и силе ветра. Разверзлись с треском и сполохами хляби небесные. И сразу обрубило все каналы восприятия — слух был забит шумом потоков воды, свистом ветра, громом — громом ли? Было не понятно — работает арта или беспрерывно грохочет небо? Зрение стало бесполезным — в трех шагах не было видно ни зги. Радио легло еще до подхода бури. Не оставалось делать ничего, как просто уйти в бункер. Чтобы струями летящей воды не залило заряжающиеся рации и тепловизоры, закрыть дверь и дослать патроны патронники своих автоматов.

Змей в дождевике-пончо вызвался стоять на глазах. Ну как на глазах — просто снаружи, в горизонтально летящих струях, как под душем Шарко, видимость была не более пяти метров, и та — гадательно.

После десятка минут первого шквала немного поутихло, ровно настолько, чтобы понять, что бой действительно идет. Сначала из общего грохота стихии стали выделяться гулкие разрывы арты. Потом, немного спустя, из общей какофонии вывалились звуки плотного стрелкового боя. Похоже, работало более десятка стволов. Из дождевой пелены материализовался Рах, боец с соседней позиции. Ввалился в бункер, мокрый как мышь, вода струями. Принес весть, что идет мощный накат по левому флангу, на якутов. Как и предполагалось — вражьи штурма подошли прямо в полосе шквала, пользуясь отсутствием видимости.

Санитар, как и каждый из присутствующих, слушал звуки близкого боя, и готовился к работе. Внутри себя, как бы раздвоившись делал ставки - через сколько времени затрещит рация, выкрикивая его позывной, ввалится посыльный или притащат уже трехсотого. За свой небольшой опыт в зоне интенсивных боевых действий он понимал, если где-то рядом так вскипело — жди раненых.

- Минута и затрещит радейка, - подумал Мезень. Прошло уже все десять. Тишина. В рации только не поддающийся интерпретации серый шум с редкими квакающими включениями речи. То ли РЭБ, то ли гроза. А может и комплексно. На всякий случай приготовил все нужное, чтобы не теряя драгоценных секунд выскочить по первому зову. Санитар, срисовав свое состояние подумал, что если бы он был собакой — то напряженно стоял бы в стойке, с еле заметно подрагивающим кончиком хвоста.

Не смотря на близость боя, непогоду, напряжение витавшее в воздухе — продолжалась жизнь, ее никто не отменял и даже не ставил на паузу. Комар поставил кипятить чай, хлопотал над бутербродами, щелкая клипсами ящиков с продуктами. Еда на позиции хранилась в пластиковых кофрах от минометных выстрелов — зеленые такие, в них — как ни старались, не могли прорваться мыши. Достал хлеб-рокфор - так Комар звал плесневелые буханки, срезал корку с грибком, нарезал кусками и мазал кабачковой икрой, сверху точку майонеза — где он его брал на передовой было загадкой. Рах попил горячего чая с бутерами, пригрелся в бункере, немного обсох — ну как обсох, с него просто перестала литься вода. Видно было что не торопился на свою промокшую позицию, где даже спальники плавали в луже по такой непогоде. Сам предложил постоять немного вместо Змея «на глазах» чтобы тот выпил чаю. Взял автомат и вышел под дождь, висящий сплошной пеленой. Ненастье за полчаса из бури постепенно превратилось в густой дождь, без шквалистого ветра и сполохов с громом, раскалывающих пространство на части.

Змей, сняв сапоги, попытался пройти в бункер в носках, но с него так лило, что Комар замахал руками, потребовав стоять пока тот постелет на топчан брезент. Помощник санитара напоминал в этот момент уборщицу, которая гневно осаживает криком: - «Куда по мытому прёшь?». Пулеметчик протер мокрую и лысую как колено голову какой-то ветошью, взял кружку чая, вытащил из пачки сигарету, которая сразу намокла от влажных пальцев около фильтра, прикурил, откинулся к бетону. Истомившись по беседе, за тот час пока стоял под дождем, без вступления, выпустив дым и глотнув из кружки, начал:

- После войны в деревню уеду.

- Чем жить будешь? - Комар включился.

- Дело отца продолжу, наверное.

- Фермер батя? Бизнес?

- Не, бухал просто. Хорошо так, спокойно, по-философски. Не мешал никому — жил себе спокойно, рыбу ловил, огород малость держал, кур. Свои 0,7 в день брал на грудь — и хорошо. Без фанатизма - меру знал. И помер спокойно — ни долгов не оставив, ни беспорядка в доме. На рыбалку пошел, удочки закинул и преставился. Мотор стуканул. Так на берегу и нашли его, остывшего. Лежал в небо смотрел, - Змей спокойно рассказал это, с полуулыбкой.

- Земля пухом! Достойно. У тебя тоже должно получиться — все навыки и таланты имеются. Осталось выжить и здоровье не потерять по дороге к мечте. Здоровье в таком деле важно.

Все в бункере заулыбались, Змей обладал несомненным талантом разряжать обстановку вброшенной то ли шуткой, то ли былью.

Дождь подутих, открыли дверь бункера, слушать угасающий бой. Стрелковка работала уже не плотно, с паузами, в основном одиночными. Заработало радио — стали слышны переговоры между позициями. Санитара пока не звали. «Пока» продлилось не долго — буквально пару минут. На связь вышел Мотя — взводник второй роты, старший позиции Раха.

- Мезень — Моте, Мезень, Мезень — Моте!

- На связи!

- Двигай в нашу сторону, трехсотого тащат якуты.

- На какую точку?

- Подматывай к нам, встречу, - Дальше что-то не разборчиво..

Санитар не стал переспрашивать. Взяв шлем — броня была уже на санитаре, не теряя времени подхватил автомат и резкий рюкзак, перешагнул порог.

- Саня, погоди!

- Что?

Обернувшись, Мезень увидел, что Комар шустро влезает в броню.

- Я с тобой, Змея с Рахом тут хватит.

- Не, я тоже с вами, - Рах был наготове, спешно заглатывал остатки чая из кружки.

- Змей, ты один тут тогда на хозяйстве, норм?

- А чё мне?! Мы хлебали — не пропали, и хлебнем не пропадем! На эваке лишних рук не бывает, двигайте, - расплылся в улыбке пулеметчик.

Выйдя под моросящий дождь двинули налево по залитому водой окопу. Каменистый, беловато-щебенчатый грунт плохо брал воду. Дно траншеи распухло серой вязкой глинистой массой, которая налипала на ботинки, ноги отяжелевшие моментально на пару килограмм каждая, скользили. Каждый шаг отзывался чавкающим звуком. Погода препятствовала работе вражьих дронов — можно было спокойно перемещаться даже группами.

Пройдя сотню-полторы метров встретили мокрого с головы до пят Мотю и с ним якута-смежника, который вкратце описал бой — по грозовому шквалу, после короткого налета арты прыгнули хохлы, заняли передовой окоп. Как только наши пришли в себя, собрались — контратаковали, выбили супостата. У нас два двести — те, кто был на передней позиции, у хохла — двое навсегда остались в ненадолго занятом окопе, еще один лежал на виду в небольшой воронке от прилета мины, в серой зоне, какое-то время трепыхался и орал, после третьего из подствольника — заглох.

Также сообщил, что у них два трехсотых — комроты с позывным Иман и пулеметчик. Один на ногах, второй не ходячий.

- Кто не ходячий — пулеметчик? - спросил Мезень, он знал что пулеметчики, как правило, крупнее обычных бойцов. Таскать пулемет, стрелять с него — надо иметь соответствующие кондиции. Санитар вспомнил, как на стрельбище попробовал пострелять стоя из ПКМа. После очереди патронов на сорок Мезень оказался метрах в трех позади того места, где начинал стрельбу. Очень мощная отдача, да и навык надо иметь… Ох и не простая это будет работа — поднять раненого, да еще и пулеметчика, по мокрому склону.

Поднимать с оврага будут по тросу. По низу не пройти — после ливня дно балки превратилось в бурлящий ручей. Веревка с навязанными для удобства хвата узлами тянулась со дна оврага наверх. Когда было сухо — на тропе имелось некое подобие выбитых ногами ступенек. Как сейчас по ней поднимать раненых — не понятно, та еще задача. Под склоном копошились люди, с десяток бойцов. Мезень крикнул вниз:

- Санитар нужен? Обезболены? Подмотаны?

- Стой там, все сделали, встречай наверху, - ответ разноголосно.

Как трехсотых поднимать? Тут ведь самому надо руками за веревку, и ногами топать. Тропа вдоль троса представляла из себя раскисшее подобие желоба. Даже здоровому было не просто преодолеть эту полосу препятствий, а уж как раненому? Мезень, глядя на приспособу с навязанными узлами вспомнил, что в море такой предмет называется забавно - «шкентель с мусингами».

Начали подъем — первого повели ротного Имана, у него правая рука была рабочая, ноги ходили. Осколочные в спину, в левую руку. Пошли гуртом — двое снизу страхуют, один сбоку, ротный перехватывается и держит натянутый канат рабочей рукой ловко обвивая его вокруг предплечья, закрепляются, перехват, еще шаг… Раненый периодически поскальзывался, но не падал, только заваливался на колено. Густо матерясь, минут за пять справились — оба страхующих не по разу скатились, как на зимней горке. Все в грязи, все мокрые. Удивительно — но при всем этом напряжении раздавались смешки и шуточки. Трехсотому комроты помощь санитара была не нужна — был перевязан и обезболен. Трое сопровождающих, поддерживая, повели его сразу в сторону кладбища, ждать коробку эвака. Внизу готовили к подъему не ходячего раненого, у него были сильно побиты ноги. Пулеметчик, на удивление оказался совсем некрупным — невысокий коренастый сын якутского народа, его уложили на плащ-палатку, как на волокушу, подмышками продели пару строп или связанных ремней. Комар, видя проблему, скользя и чавкая ботинками по размокшему окопу метнулся в санитарный бункер, через несколько минут притащил моток серого армированного скотча, скинул вниз. Раненого, как смогли, закрепили к мокрому и грязному брезенту, обмотав в трех местах — ноги, ближе к поясу и у плечей. Стал похож на мумию. Боец молча переносил манипуляции. Потащили. Пока тянули наверх, санитар достал из рюкзака носилки-сетку, чтобы сразу переложить раненого на них. Как только парня подняли:

- Куда ранен? Чем кололи?

- Ноги. Промедол.

- В живот, в грудь нет? Сколько прома?

- Только ноги. Один тюбик в плечо.

- Красавцы, правильно!

Отцепив ремни, быстро переложили кулек с раненым бойцом в носилки. Комар с Рахом, Мотя и Мезень сменили выдохшихся тяжелым подъемом суровых якутских ВДВшников.

- Давайте, несем в бункер, когда еще коробка за ними придет. Подмотаю там его немного.

- Змей-Мезени! - санитар в рацию.

- Змей на приеме!

- Братка, брезент постели на топчан, к нам несем.

- Все готово, док, - Змей понимал, что скорее всего кого-то принесут, подготовил полевую операционную.

Через пару минут ввалились в бункер. Недавние старания Комара предотвратить в предбаннике болото от глины с ботинок пошли прахом. Уложили ношу на топчан. Раненого старались перекладывать как можно более осторожно, но размеры помещения не позволяли этого. Все толкались, кто-то зацепил стол с заряжающимися рациями, посыпалось под ноги, в грязную кашу на полу. Как разместили — все лишние вышли наружу, под моросящий дождь.

- Света больше дайте! - Мезень раскинул рюкзак с аптекой и инструментом.

Змей прицепил на полку над топчаном подвесной фонарь, незаметным движением вытащив его откуда-то из воздуха, как фокусник.. Сам трехсотый стоически переносил все перекантовки, лишь слегка стонал, даже не матерился, как это обычно бывает с ранеными, лицо представляло маску, казалось что он даже улыбался. То ли промедол качественно сделал свое дело, то ли якутская природная крепость не давала бойцу выражать эмоции. Санитар срезал ножницами скотч, стягивающий облепленную глиной плащ-палатку вокруг раненого, глазам предстала грустная картина — рисунок камуфляжа был почти не виден, окопная грязь густо замешанная с кровью. Крови было много, сгустками — на правой ноге жгут был наложен криво и в неправильном месте, по середине бедра. Левая была поцелее — на ней турникет, да и рана где-то в районе голени, не столь опасно. Быстро спорол правую штанину — передал, улетела за дверь. Как смог обтер целой жменью салфеток. Кровь сочилась густо, лепешками — откуда-то выше колена. Наложил ближе к паху турникет, затянул, срезал кривой жгут. Опять протер салфетками. Неужели пулевое? Санитар впервые встретил пулевое ранение — до этого попадались только осколочные. Приподнял ногу, заглянул — ага, сквозное. С выходного отверстия обильно сочилась кровь. Залил перекисью, гемостатик во входное — протолкнул мизинцем, гемостатик-пластырь на выход — там дыра побольше. Сверху перевязочный пакет, Комар помог - придержал марлевую подушку. Дальше — дело техники, уже спокойнее, не вытекает парень. Закрепил эластичным бинтом, даже край подколол булавкой, чтоб не растрепалось в дороге.

- Как зовут, брат? Откуда сам? - санитар включил обычную в таких случаях пластинку, отвлечь пациента.

- Михаил. Миша. С 83-й я, вторая рота.

- Да понятно, что с 83-й, кроме вас там в посадке никого. Родом откуда?

- Аа. Из Батагая, - боец говорил заторможенно, немного неразборчиво, работал промедол.

- Из Батагая? Ого! Нефёдовых знаешь? - с санитаром в университете училась красавица-девчонка из этого  северного поселка на берегу Яны.

- Нефёдовых? - боец спутанным сознанием пытался вспомнить, но не мог. Конечно не мог — Мезень знал, что семья Нефедовых лет тридцать назад оттуда переехала, а собеседнику с турникетами на обеих ногах на вид было не больше тридцати пяти.

Санитар собрался приступить ко второй ноге, но снаружи крикнули, что коробка на подходе, надо спускать.

- Как чувствуешь? Болит сильно?

- Нормально, терплю.

- Добре, - почему-то сказал на суржике Мезень. Подходило к местности, что ли.

- Комарик, брат, вон фломастер, напиши на турникете время наложения плюс один промедол, я руки хоть протру.

Комар посмотрел на часы и ответственно выполнил важную процедуру.

Перекладывать бойца было не надо — он так и лежал на сетке-носилках. Из бункера, кряхтя и спотыкаясь, вынесли вдвоем — Комар и Змей, снаружи к ним присоединились еще трое якутов и Рах. Вшестером понесли вниз — непросто это по мокрому склону, но всяко проще, чем полчаса назад из оврага наверх. Мотя остался с санитаром в бункере. И не спроста — расчет был тонок. Вдвоем свернули грязный брезент с операционного топчана, сели, закурили.

- Мезь, слушай, мы там вымокли, заболеем завтра стопудово, - издалека завел снасть Мотя.

- Парацетамол и витамин С. Могу терафлю выдать для профилактики, по два пакетика в кипяток — с утра как новые будете, - Мезень сделал вид, что не понимает куда клонит взводный второй роты.

- Меня не берет эта аптека, брат. Выдай спирта грамм по сто — у тебя же есть, я знаю, - пошла лобовая атака, - сляжем же завтра с Рахом, ты ж видел в какой луже мы там сидим - не для пьянства, а?!

- Ну, знать про спирт ты не можешь, можешь только предполагать.

- Да что я первый раз воюю, что ли? У санитаров всегда есть, - не сдавался Мотя, он и вправду воевал уже не первую войну, в молодости прошел чеченскую, был ранен, имел награды.

Вспомнив позицию под полиэтиленчиком в которой обитали они с Рахом, Мезень размяк сердцем и молча пошел в аптечный угол, где в рюкзаке с личным шмотьем лежала поллитровая фляжка спирта.

- Давай посуду, куда налить. Быстрее, чтобы не спалиться, а то много нынче промокших.

- Айн момент, братишка, - Мотя радостно воспрял, выскочил из бункера, нашел мятую пустую полторашку, с силой дунул в нее, чтобы расправить, - Вот сюда лей.

Санитар налил в кружку граммов двести чистого, чтобы точнее отмерить. Когда переливал в бутылку немного пролилось мимо узкого горлышка. Мотя заметно расстроился, и чтобы уладить, пришлось прямо из фляги долить грамм двадцать-тридцать в бутылку. Одариваемый одобрительно крякнул. Благодарно и нежно принял мятый сосуд. Форма была не важна — важно содержание.

- Спасибо, брат! От души! Вот…всегда говорил — человек ты! Че-ло-век! - Мотя немного помолчал,

- Хоть и москвич, - не удержался счастливый обладатель двухсот грамм «чистого», коротко хохотнув. Конечно — драгоценство уже в руках, можно и подерзить.

Мезень улыбнулся - начиная с самой молодости, как только начал ездить по стране, ему всегда пеняли на его происхождение, как на отягчающее обстоятельство. Привык за столько лет, относился с юмором.

- Давай, дуй к себе, а то сейчас толпа привалит, а ты тут с палевной бутылкой.

- Ага, все. Меня нет.

То, что Мотя ушел с подозрительным сосудом, не спасло. Не помогло даже то, что санитар закурил, пытаясь замаскировать запах. Как только в бункере появился вернувшийся с эвака Змей — сразу повел носом и сделал стойку. Ноздри затрепетали, как у таможенной собаки в аэропорту.

- Пили что ли?

- Нет.

Пулеметчик недоверчиво помолчал.

- А почему синькой пахнет? Ну пили же! - Змей безошибочно взял со столика именно ту кружку и понюхал.

- Ты знаешь, я не пью. Моте налил немного — уж больно они вымокли, плеснул малость, чтобы не свалились завтра.

- А я что, не вымок, что ли? - с легкой обидой. Змей понял, что надо наседать, - Чую тоже завтра свалюсь.

- Не свалишься, брат - у нас сухо в спальнике.

- Не брат ты мне! - с нескрываемой обидой в голосе, - В спальнике-то сухо, а я сколько сегодня под ливнем стоял?

- Ладно, плесну сотку, - поддался санитар, - Но только после того, как с глаз сменишься.

- Нуу.. Это не серьезно! Я с глаз сменюсь в семь утра. - Змей дежурил с четырех до семи.

- Поменяйся с Комаром. В час ночи меня поднимешь — выдам сотку.

- Заметано братик, по рукам! - Змей заметно оживился и вышел встречать Комара, который где-то приотстал. Чтобы не откладывая провести выгодную многообещающую сделку.

Когда через несколько минут они вдвоем зашли в бункер, все было решено и договорено. Остаток дня прошел спокойно, даже немного по-домашнему. Народ в такую погоду особо по позициям не слонялся. Накатов противника больше не было — хватило и одного, откусались злодеи, получив у якутов ответку на левом фланге. Не прошел хитрый план взять в союзники погоду. Ну а арта — та работала буднично, её никто не отменял, к ней на передке так привыкаешь, что когда замолкает надолго — даже немного не по себе.

В час ночи, разбудив санитара, Змей получил свой глоток солнца. Развел пополам с водой и выпил теплым, в два приема, не дожидаясь окончания реакции. Но спать не лёг — не интересно так. Несколько раз выходил с досужими разговорами к санитару, стоящему на углу окопа.

Классика: - «А поговорить?»

Смотрели в туман, неспешно говорили о чем-то простом и мирном.

Утром все были здоровы, бодры и веселы. Никто не заболел — сработало.