Прощание Славянки

Проводы на войну.

На парковке у центрального вокзала Кургана провожали парня. Деревенские. Видать, приехали заранее, очень рано поднялись в путь-дорогу, и трудно ехали, и специально пораньше стартовали, чтобы не опоздать, чтобы проводить парня, а ещё - навидеться, наслышаться, надышаться.

Закончился отпуск и вот опять... Туда, где война. Парень хорохорится по-бывалому, в "защитке" да растянутой балаклаве на манер шарфа он магнитит взгляды, и он знает это, и потому чуток придуривается перед родней, и курит франтовато (где не положено, одну за одной, дымным беззаботным паровозом, и потом сельским оболтусом благословляет окурок в неизвестное...

Парень много (и с запасом на будущее что ли) смеётся с неуместным мотанием головы, как в плохом театральном кружке, и норм и супер вроде всё у парня. Да нет. Рядом  - молодая женщина, она не при этом театре...

Молодухе, ей-то видно, и мне со стороны понятно, - сутулит парня предстоящая дорога, скорое завтра пригибает его по-окопному, и отчего-то голова тонет в плечах его деревенских, честных и сильных, основательных, не тренажерно пузырчатых, и оттого суетится молодуха вокруг парня, суетится мелко и бестолково, балаклаву на уши натягивает парню ("дурак, простынешь же!"), ладошкой хлопает в грудь ему ("не лето же!"), а он смеётся театрально и прощально, и целоваться без повода да разрешения к ней лезет, и не целует даже, а больше носом своим холодным клюет её куда попало, и сладко обоим, и расставательно больно.

Да и правильно, что сутулится парень, что голову сторожко втягивает теперь уже по привычке, потому что бережного - там бережет. Крутым боком к мужику жмется мама, в немарком сером и в плюсуюшей годы дурацкой вязаной шапке из забытых девяностых, она не могла не приехать проводить сына, именно проводить, а не отпустить, и потому жмётся сейчас к пареньку, жмурится на его табачный дым, и улыбается печально, осторожно. А вся немногочисленная родня, зевая от ранней побудки, стеснительно и неуместно ковыряясь в убитом километрами и неподьемными грузами "Логане", цедит паузу до отъезда парня, чтобы потом долго-долго, скукожившись в неуютности тесной легковушки, наматывая на колеса обратные километры, жалеть молодуху и врать матери, что всё будет хорошо, и война закончится уже завтра, точно-точно...

Но - пора. И парень айда обнимать каждого, обнимать так, как обнимаются только русские и только в наших деревнях, - это когда не душат и тискают в объятиях, а словно бы натирают, быстро-быстро, нежно и недолго натирают того, с кем, обнимаясь, прощаются, словно согреть хотят, словно согреться хотят. Обнял-натер каждого и - пошел на посадку.

А родня пошла к "Логану". И мать, и молодуха пошли, спокойно пошли, без заламываний рук. Потому что ОПЯТЬ провожали. Потому что закончился отпуск и вот ОПЯТЬ туда, где война. Потому что согрел их парень? Потому что согрелись?