Необходимы пояснения прежде чем вы прочтете статью ниже. Попрошу набраться терпения и прочитать до конца ибо вопрос ВАЖНЫЙ. Здесь развелось достаточное количество "исторических манипуляторов", которые выдают свои мысли за события и дают ссылки сами на себя.  Уважаемая редколлегия на это смотрит сниходительно , ведь отношение/рейтинг у них аж =99.   Поэтому наверно  все проходит на ура , а  ЖЖ вообще песня.

Итак, есть здесь Ганьба   и вот  в одной из своих статей  сей субъект написал следующее-

--На 26 октября 1917 года в польском городе Лодзь была назначена встреча Министра иностранных дел Временного правительства и Австро-венгерской империи о выходе Австро-Венгрии из войны. Если мир подписывала

Австро-Венгрия, из войны выходила и Болгария. У русской армии освобождалось 70 дивизий, которым Германия ничего не могла противопоставить. Еще неделя и правительство Керенского стало бы триумфатором. До Победы в Отечественной войне, до Константинополь - наш и русской Армении оставалось полгода.----https://genby.livejournal.com/1059826.html

Да это в ЖЖ ,  как водится ссылки даются на себя любимого  и все это можно проверить, но автор печатается здесь с высоким рейтингом.

И так , а что действительно говорит МИД РИ ( начальник международно-правового отдела)  про  сепаратные переговоры с Австро-Венгрией? Внизу будет большой текст и ссылки ибо  это история.  Поехали....

Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.Михайловский Георгий Николаевич-https://biography.wikireading.ru/276102 (  ниже будут и другие ссылки)

                                                                                 

                                                                                         Предисловие
Отечественная история сегодня всё более привлекает внимание читателей. Особый интерес, безусловно, представляет то, что долгое время оставалось недоступным, пряталось в закрытых хранилищах или подчас пылилось на архивных полках. И вот кто-то из работников архива вдруг наталкивается на папку, тетрадь или листки, которые открывают доселе неизвестные страницы российской истории, рассказывают об интереснейших её периодах, причём увлекательно, приводя множество неизвестных фактов, помогая узнать и понять то, о чём мы порой даже не догадывались или имели искажённое представление.

Примером тому служат недавно обнаруженные в Архиве внешней политики Российской империи МИД РФ личные записки Георгия Николаевича Михайловского — русского дипломата, юриста-международника, сына известного писателя Николая Георгиевича Гарина-Михайловского. В подлиннике «Записки» представляют собой четыре толстые тетради, в которые сброшюрован первый экземпляр машинописного текста. На тетрадях — штампы: «Русский заграничный исторический архив, Прага», «Центральный Государственный архив Октябрьской революции». Каждая тетрадь подписана автором и носит следы, по-видимому, его же собственноручной правки. Но очевидно, что Г.Н. Михайловский делал записки для себя, специально для печати их не готовил…
В мидовский архив записки Михайловского попали в 1946 г. По всей очевидности, они были переданы в Москву из так называемого русского Пражского архива, история которого ещё ждёт своих исследователей. С тех пор — с 1946 г. — записки лежали в архиве МИД на Большой Серпуховской улице, к ним так никто и не притронулся.
Родился Георгий Николаевич в 1890 г. Его отец, потомственный дворянин, был, кроме всего прочего, крестником императора Николая I; мать, Надежда Валерьевна, урождённая Чарыкова, — дочь минского губернатора. Г.Н. Михайловский состоял в родстве с Н.В. Чарыковым, товарищем министра иностранных дел и российским послом в Константинополе, а также с посланником в Вашингтоне Ю.П. Бахметевым и другими влиятельными лицами.
В 1911 г. Михайловский с отличием оканчивает юридический факультет Петербургского университета. Его оставляют на кафедре международного права «для подготовления к профессорскому званию», а затем командируют за границу для научной работы. По возвращении в 1914 г. в Россию он был приглашён на службу в Министерство иностранных дел. Незаурядные способности и глубокие профессиональные знания юриста-международника дали Михайловскому возможность исключительно быстро продвинуться по служебной лестнице. За год с небольшим он занял в министерстве весьма высокое положение. Будучи принятым на должность секретаря по юрисконсультской части, он вскоре становится помощником начальника этого подразделения, а затем и начальником Международно-правового отдела, одновременно исполняет обязанности юрисконсульта министерства и члена Высшего призового суда.
Обстоятельства сложились так, что с самого начала работы в МИД Михайловскому пришлось заниматься широким кругом вопросов, связанных как с международно-правовыми, так и внутригосударственными юридическими проблемами, участвовать в работе различных межведомственных комиссий, готовить материалы для Совета министров и других российских государственных учреждений, а зачастую непосредственно для министра иностранных дел и его ближайших помощников.

Такое положение позволило молодому дипломату непосредственно наблюдать за основными государственными мероприятиями, проводившимися последними царскими министрами, а затем и деятелями Временного правительства. Позднее, в годы гражданской войны, ему довелось встречаться со многими государственными и политическими деятелями: российскими — белыми и красными — и зарубежными.
«Записки» ценны и тем, что в них много места отведено деятельности российского Министерства иностранных дел как в царский период, так и в период Временного правительства и при белогвардейских правительствах Деникина и Врангеля. Здесь содержится много фактов и сведений о структуре министерства, функциях его отдельных подразделений, персональном составе, об организации работы центрального аппарата и взаимоотношениях с верховной властью, о технике подготовки и осуществления различных внешнеполитических акций, об истории составления ряда хорошо известных политико-дипломатических документов.
Приехав во Францию после врангелевской эвакуации, Г.Н. Михайловский официально уходит с дипломатической службы, решительно отвергнув предложенное ему обеспеченное существование под крышей русского посольства в Париже; он отказался участвовать в том, что называл «загробной жизнью дипломатического ведомства».
В 1921 г. след Г.Н. Михайловского теряется, сведений о его дальнейшей судьбе, к сожалению, пока найти не удалось.
Рукопись, состоящая из трёх частей, названия которых говорят сами за себя — «Три года дипломатической службы при царском правительстве (август 1914 г. — февраль 1917 г.)», «Дипломатическая служба при Временном правительстве (март — октябрь 1917 г.)», «Дипломатическое ведомство и белое движение (октябрь 1917 г. — ноябрь 1920 г.)», — воспроизводится впервые в предлагаемой вниманию читателя книге полностью, без каких-либо изъятий и сокращений. Издательство лишь сделало краткие подзаголовки на полях, позволяющие лучше ориентироваться в богатом материале, собранном в этих «Записках».

Можно надеяться, что труд Георгия Николаевича Михайловского поможет современному читателю в постижении сути нашей трагической и героической истории, вызовет у него глубокие размышления о судьбах великой России.

В. Филатов,
Чрезвычайный и Полномочный Посол

                                                   Отказ от сепаратного мира с Австро-Венгрией

Взятие Риги впервые подняло вопрос об обращении за помощью к союзникам. До этого ни со стороны самих союзников, ни с нашей стороны практической постановки вопроса о призыве на помощь союзников для улучшения внутреннего или внешнего положения не было. Как это ни странно, но мысль о «хирургической операции» для избавления от большевистской опасности в виде присылки некоторого количества союзных войск на наш фронт, мысль, столь популярная в эпоху белого движения, тогда не принимала ещё конкретного характера. Но взятие Риги серьёзно ухудшало ситуацию на Северо-Западном фронте, угрожая уже столице России, не подвергавшейся со времени её основания иноземному нашествию.

Как психологически ни казалось невероятным занятие немцами Петрограда, вопрос этот был поставлен, и надо было принимать решительные меры. Тогда и возникла мысль о присылке английской эскадры в Балтийское море — прежде всего для охраны Петрограда и, может быть, для отбития Риги, если обстоятельства будут благоприятствовать, а также для поддержки духа армии и усмирения совершенно развратившегося Балтийского флота. Не надо думать, что английский флот предназначался исключительно для полицейских целей. Даже перед самым октябрьским переворотом большевистская опасность, как я укажу ниже, продолжала недооцениваться. Но нет ни малейшего сомнения, что призыв английской эскадры в Кронштадт сделал бы совершенно невозможной бесстыдную немецко-большевистскую работу. Один факт присутствия англичан послужил бы самым радикальным средством для устранения большевистской опасности, какое только могло придумать Временное правительство в этот момент.
Все эти соображения заставили Терещенко обратиться к великобританскому правительству с предложением по этому поводу, несмотря на то что вероятность отказа была очень велика ввиду трудности осуществления плана с военно-морской точки зрения. Ответ последовал очень скоро и был отрицательным — великобританское правительство не решалось посылать часть своих сил в такую дерзкую авантюру. Опасалось оно не только трудностей прорыва на Балтийское море, но и закупорки прорвавшейся части, учитывая маловероятную, но всё же существовавшую возможность присоединения Швеции к Германии.
Не берусь судить о солидности английских аргументов, но впечатление от неудачи этого плана было в нашем ведомстве убийственное. Приготовления к эвакуации начались в Петрограде уже тогда, хотя вопрос этот не был в деталях готов и к моменту октябрьского переворота. Разочарование в Англии и союзниках было очень велико, так как Англия и Франция в ответ на предложение Временного правительства, как бы оно ни было объективно трудноосуществимо, не выдвигали никакого другого плана союзной помощи. Конечно, если бы в это время в правительстве было сознание надвигающейся большевистской опасности, то, вероятно, и язык в отношении союзников был бы неизмеримо более энергичный и настойчивый.

Мы отлично понимали, что Россия в первые годы столько раз выручала союзников не только своим участием в войне, но и посылкой войск во Францию для усиления Западного фронта, то есть прямым участием на стороне союзников, что бесспорно имела право обратиться к ним с просьбой о помощи. С другой стороны, союзники, по-видимому, продолжали ошибаться насчёт внутреннего положения России, если считали, что Временное правительство сможет выйти победителем из схватки с большевиками. Для великобританского же правительства, если бы оно предвидело выход России из войны, потеря части своего флота была бы, очевидно, не так ощутима, как заключение Россией, очутившейся в руках у большевиков, Брест-Литовского мира. Недооценка положения была, таким образом, с двух сторон — Временного правительства и союзников — в равной мере, несмотря на то что Терещенко не прилагал ни малейших усилий, как я упоминал выше, для того, чтобы скрывать или фальсифицировать истинное положение вещей на фронте.
Заслуживает внимания в связи с этим и то, что германское правительство, так охотно пускавшееся в разнообразные предложения сепаратного мира при царском правительстве, при Временном, как при Милюкове, так и при Терещенко, хотя и работало усиленно над разложением армии, флота и страны, не прибегало к серьёзным и открытым предложениям сепаратного мира, зная, что ни Милюков, ни Терещенко на них не пойдут, боясь, по-видимому, и того, что подобные шаги, став известными, усилят пацифизм в германском рейхстаге. Так, по крайней мере, гласили те сведения, которые доходили до нашего ведомства о внутреннем положении Германии. Германское правительство, как видно из последующего, было гораздо лучше осведомлено о положении России, чем не только союзники, но и само Временное правительство.

Что же касается Австро-Венгрии, то здесь преобладало пацифистское течение, и правительство, будучи бессильно с ним бороться и предчувствуя близкий крах всей империи, осторожно, но настойчиво щупало почву при Временном правительстве в эпоху управления нашим ведомством М.И. Терещенко. Эти попытки австро-венгерского правительства, которым не сочувствовали германские власти, начались сразу же после посылки Терещенко союзникам от имени Временного правительства знаменитой ноты о целях войны. Австро-Венгрия не мечтала уже, по-видимому, об аннексиях и контрибуциях, но она должна была, очевидно, опасаться принципа самоопределения народов, упоминавшегося в ноте, так как это «самоопределение народов» едва ли высказалось бы в пользу сохранения империи Габсбургов, тем не менее Австрия откликнулась и в туманной, но настойчивой форме стала зондировать почву в Петрограде.
Вопрос о сепаратном мире с Австрией у нас в министерстве рассматривался под совершенно иным углом зрения, чем сепаратный мир с Германией. Если в первом случае речь шла о выходе из войны Австро-Венгрии вопреки воле Германии, то во втором вопрос мог стоять только о капитуляции России перед Германией, и при этом капитуляции на милость победителя. Выход же из войны Австро-Венгрии представлялся делом настолько важным, что для этого, конечно, стоило взвесить все последствия такого шага, прежде чем принимать бесповоротно отрицательное решение, как было в случае с Германией, где за сепаратный мир стояли только германские ставленники — большевики. Конечно, выход Австро-Венгрии из войны с оккупацией её союзными войсками означал бы изоляцию Германии и победоносное для союзников скорое окончание всей войны, но вопрос заключался в том, может ли австро-венгерское правительство осуществить сепаратный мир, когда вся австро-венгерская армия находилась в руках германского генерального штаба. Это последнее обстоятельство побуждало военных экспертов крайне осторожно относиться к принятию австро-венгерского предложения, так как практически оно не открывало дороги к миру.

Знали мы и то, что германские немцы не только являются хозяевами Австро-Венгрии, но и не остановятся перед смещением пацифистского правительства и заменой его правительством войны. Практическая неосуществимость сепаратного мира с Австро-Венгрией заставляла учитывать и другое обстоятельство — славянские народы Австрии и Венгрии. Славянские народы (равно и румыны и итальянцы, конечно) при возвещенной новой форме правления Австро-венгерской федерации становились с каждым днём всё влиятельнее и влиятельнее. Только их влиянию и можно было приписать обнаружившийся совершенно явственно с лета 1917 г. пацифизм австро-венгерского правительства. Народы Австро-Венгрии завтра могли уже — даже при сохранении Габсбургской империи и осуществлении австрийской программы 1917 г. — стать полными хозяевами империи.

Как же при этих условиях можно было идти на сепаратный мир Австро-Венгрии с Россией, принимая во внимание, что Россия вступила в войну исключительно из-за славянского вопроса? Как же могли мы игнорировать австро-венгерских славян в такой момент? При всех соблазнах быстрого окончания войны, что теперь для России было неизмеримо важнее, чем в 1916 г., вопрос о сепаратном мире с Австро-Венгрией, даже если бы Габсбургам удалось сбросить с себя тяжёлую руку Гогенцоллернов, которая, конечно, не позволила бы своей союзнице без жестокой и, может быть, даже вероятно, успешной борьбы выйти из войны, был чреват последствиями, крайне важными для славянского положения России.

Мы знали, что чехи, словаки, хорваты, словенцы, трансильванские румыны не желали, больше Габсбургов. Мы знали поэтому, что сепаратный мир с Австро-Венгрией мог быть заключён только за счёт австрийских славян и других подвластных народов Австро-Венгрии, как-то: австрийских итальянцев и венгерских румын. Самая широкая федерация Габсбургской империи всё же явилась бы деспотизмом после тех ожиданий, которые породила мировая война. Только полное уничтожение власти Габсбургов — вот что было лозунгом этих народов, так долго угнетаемых австро-венгерским правительством. В этих условиях идти на мирные переговоры с Габсбургами означало бы ещё один раз спасти последних — для чего? Для того, чтобы при первом же удобном случае те же Габсбурги с помощью Гогенцоллернов смогли вновь при благоприятно сложившихся обстоятельствах овладеть положением и вернуть себе былое могущество?
Все эти соображения неоднократно обсуждались между Терещенко, Нератовым и Петряевым, теперь уже товарищем министра, который занимался ещё с самого начала войны австро-венгерским вопросом. По всем вышеотмеченным мотивам Терещенко мог только ответить тем, через кого делалось осторожное зондирование почвы, что австро-венгерское правительство должно сделать общее всем союзникам предложение сепаратного мира, на каковое все союзники сообща и ответят; что же касается сепаратных австро-русских разговоров, то он, Терещенко, самым категорическим образом отказался от них, считая себя связанным Лондонским соглашением 1914 г. о незаключении союзниками сепаратного мира без общего согласия.

( кто такой Терещенко лучше посмотреть САМИМ  тогда в памяти отложится)

Через принца Сикста Бурбонского Карл Габсбургский повторил своё предложение Франции. Свержение Временного правительства не позволило союзникам принять какие бы то ни было условия Австро-Венгрии, так как выход России из войны снова ставил империю Габсбургов в полную зависимость от Германии. Любопытно, что последнее предложение австро-венгерское правительство сделало в середине октября 1917 г. и Терещенко после консультации с Нератовым и Петряевым собирался сообщить об этом Временному правительству на последнем заседании в Зимнем дворце, но заседание это было посвящено вопросам более насущного характера. Закончилось же оно взятием Зимнего дворца и переходом Временного правительства в Петропавловскую крепость. Вопрос об Австро-Венгрии был, между прочим, предложен в программу неосуществившейся Парижской конференции, в зависимости от того, в каком разрезе этот вопрос был бы там поставлен, участие Петряева либо являлось необходимым, либо нет, так как он у нас считался знатоком Австро-Венгрии и вёл это дело ещё при Сазонове.

Михайловский Георгий Николаевич

Название:    Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства. 1914-1920: в двух книгах

Государственная   публичная историческая  библиотека России
https://unis.shpl.ru/Pages/Search/BookInfo.aspx?Id=1344171

можно прочитать еще здесь

https://vk.com/wall-56611080_43435

Можно было бы еще добавить и др источники , но думаю ДОСТАТОЧНО.

ПС  еще  доставляет "удовольствие" глава-

Государь и МИД.

П П С

 И еще: 

Князь Трубецкой писал: «В московских финансовых кругах все попытки наши достать крупные суммы ни к чему не привели. Банки и капиталы были терроризированы. Веры в начинавшееся дело было немного, и большинство, несмотря на удары судьбы, все еще держались взгляда: зачем буду давать я, если, может быть, другой даст за меня? Всего-навсего в Москве собрали несколько сот тысяч рублей. Часть этих денег была истрачена на содержание военной организации в самой Москве, а другая часть послана была генералу Алексееву»------ Трубецкой Г.Н. Годы смуты и надежд. 1917–1919. Монреаль: Русь. 1981. С. 19–20.