Исполинов
Алексей Станиславович
В конце лета практически незамеченным прошло сообщение в отечественных СМИ о ратификации украинским парламентом Римского статута Международного уголовного суда (МУС). Это событие коротко прокомментировала представитель МИД Мария Захарова. К сожалению, этим все ограничилось, хотя, если разобраться в деталях, то можно понять, почему в западной профессиональной блогосфере данную ситуацию уже охарактеризовали как непроизвольный политико-правовой подарок для России (смотри здесь и здесь).
1. Особенности сегодняшней юрисдикции МУС в отношении ситуации на Украине.
В силу целого ряда причин для МУС и его Прокурора события на Украине остаются приоритетным делом (об этом см. здесь), однако юрисдикция МУС в отношении событий на Украине обладает свой спецификой. Украина до сих пор не ратифицировала Римский статут МУС, хотя и подписала его в 2000 г., поэтому вовлечение МУС основано на двух декларациях Украины о признании ею юрисдикции Суда (первая декларация от 9 апреля 2014 г. касается событий на Майдане в Киеве, вторая от 8 сентября 2015 г. событий на всей территории Украины начиная с 20 февраля 2014 г.). При этом вторая Декларация не имеет ограничений по срокам и вполне покрывает происходящие сейчас события.
Несмотря на обязательство ратифицировать Римский статут, предусмотренное в ст. 8 Соглашения Украины об ассоциации с ЕС, этого до сих пор не произошло. Комментаторы, симпатизирующие Украине, испытывают очевидные сложности, стараясь обойти вопрос, почему, начиная с 2014 г. Украина этого до сих пор не сделала, несмотря на призывы на грани прессинга со стороны западных НКО. Убежден, что это вполне осознанная стратегия Киева, основанная на тщательном анализе всех рисков, которые могут возникнуть вследствие такой ратификации. Именно поэтому вполне понятный интерес вызывают причины и обстоятельства все же состоявшейся в конце августа 2024 г. ратификации, которая к тому, как сообщается, сопровождалась декларацией, сделанной на основании статьи 124 Статута.
2. Статья 124 Статута
В соответствии с этой статьей любое государство при ратификации Римского статута вправе заявить о том, что в течение семи лет после вступления Статута в силу для этого государства оно не будет признавать юрисдикцию Суда в отношении военных преступлений, совершенных его гражданами или на его территории.
Судя по воспоминаниям разработчиков Статута, эта статья о семилетнем переходном периоде появилась в тексте уже на самых последних этапах его согласования, и сделано это было под сильным нажимом ряда стран, в первую очередь Франции, которые в противном случае угрожали заблокировать принятие всего текста Статута.
Принятая формулировка статьи 124 оказалась настолько чужеродной на фоне остального текста, что прямо в нее было добавлено положение об обязательном включении этой статьи в предмет первого же пересмотра Статута. Первый пересмотр состоялся в 2015 г., и эта статья консенсусом была удалена, однако по-прежнему остается в Уставе, поскольку такие изменения требуют ратификации 7/8 всех государств-участников Статута (за почти 10 лет собрано всего лишь 23 ратификации, включая Францию, которая выступила инициатором появления этой статьи).
Статья 124 получила в доктрине статус «умирающей» не только в силу своей обреченности, но и по причине мизерной практики ее применения. За 25 лет с момента принятия Статута соответствующие декларации были сделаны всего двумя государствами - Францией и Колумбией. Обе оказались не задействованными на практике, поэтому ни у Прокурора, ни у судей МУС не было возможности выработать свое отношение к таким заявлениям государств.
В отличие от Колумбии и Франции, которые строго следовали тексту ст. 124 и чьи декларации не вызвали споров, декларация Украины вызвала недоумение и поставила в тупик даже самых верных ее сторонников. Украина в декларации заявила о 7-летнем отказе признавать юрисдикцию МУС в части военных преступлений, но совершенных только своими гражданами, создав тем самым сложную правовую коллизию, которую теперь предстоит решать судьям МУС.
3. Конкуренция двух деклараций
Начнем с того, что Украина создала для Суда (ибо в конце концов именно Суду предстоит принимать решение о своей юрисдикции по украинским делами и о ее пределах) ситуацию очевидной конкуренции двух деклараций. В рамках действующей сейчас декларации от 8 сентября 2015 г. Украина без оговорок или ограничений признавала юрисдикцию МУС по всем преступлениям, предусмотренным Римским статутом (включая военные преступления). При этом Киев ничего не говорит о своих планах что-то делать с этой Декларацией (отозвать или как-то изменить). В то же время декларация по ст. 124 Статута очевидным образом исключает юрисдикцию МУС в отношении любых военных преступлений, совершенных гражданами Украины где бы то ни было (на территории Украины или на территории других государств, включая Россию). С другой стороны, эта декларация никак не ограничивает юрисдикцию Суда в отношении военных преступлений, совершенных на территории Украины гражданами других государств (парадоксальным образом это означает, что в эту группу попадают не только граждане России, но и все без исключения иностранные наемники, воюющие на стороне ВСУ). При этом нет никаких сомнений в том, что для судей МУС территорией Украины будет считаться территория в границах 1991 г. (т. е. включая территории, уже вошедшие в состав России).
Как ратификация Украиной Римского статута вместе с декларацией по ст. 124 скажется на правовом значении декларации 2015 г.? Все участники дискуссии в западной блогосфере сходятся во мнении, что декларация 2015 г. будет по- прежнему в силе, если только Украина сама не отзовет ее после того, как Статут станет обязательным для нее.
Механизм такого отзыва односторонних деклараций не предусмотрен Статутом, но ряд исследователей предполагает, что в этом отношении должна применяться процедура, аналогичная выходу из Статута (ст. 127 Статута). В этом случае государство должно направить соответствующее уведомление Генеральному Секретарю ООН, а сам отзыв вступает в силу через год после даты получения такого уведомления и в любом случае не касается вопросов, находящихся на рассмотрении Суда до даты вступления отзыва в силу.
Согласно другой точке зрения, государство вправе отозвать свою одностороннюю декларацию о признании юрисдикции МУС в первый же день после вступления Статута в силу для этого государства. Возможно, что Украина исходит либо из второго (наиболее удобного для нее) варианта, либо из того, что заявленная декларация по ст. 124 автоматически заменяет собой декларацию 2015 г. и никакая процедура отзыва не нужна. Проблема в том, что согласно устоявшейся практике всех международных судов и трибуналов такое одностороннее изменение согласия государства на юрисдикцию суда возможно только с даты вступления в силу такой модификации, но не задним числом. В любом случае желание Украины исключить юрисдикцию МУС в отношении военных преступлений, совершенных ее гражданами, не будет реализовано в части деяний, совершенных в период с 2014 г. и до момента вступления Статута (вместе в декларацией по ст. 124) в силу для Украины.
4. Дискриминационный характер декларации по ст. 124.
Другим острым вопросом является принциальное соответствие украинской декларации по ст. 124 в ее урезанной форме (запрет на юрисдикцию МУС касается только граждан Украины) Римскому статуту и готовность самого Суда согласиться с таким ограничением своей юрисдикции. Из декларации очевидно, что Украина как одна из сторон вооруженного конфликта (к тому же, выступившая инициатором вовлечения МУС в эти события) открыто заявляет, что она своим решением сужает юрисдикцию Суда в части военных преступлений только до деяний, совершенных только гражданами другой воюющей стороны, запрещая при этом Прокурору и самому Суду какие-либо действия в отношении граждан Украины.
Нет сомнений, что этот шаг Украины будет болезненно воспринят как самим Судом и его Прокурором, так и государствами, поддерживающими Киев, как нарушающий правила приличия. Как я отмечал в одной из своих статей, посвященных МУС, во всех случаях вовлечения МУС в конфликт по инициативе одной стороны государство-инициатор такого приглашения руководствовалось больше внутриполитическими резонами в виде использования МУС для устранения своих политических или военных оппонентов, а не соображениями совершения правосудия. В литературе уже неоднократно высказывались вполне обоснованные предположения о наличии во всех этих случаях некоего негласного соглашения этого государства с Прокурором МУС, при котором все действия Прокурора будут направлены исключительно в адрес политических и военных противников правительства, пригласившего МУС. Можно предположить, что этот фактор также учитывался Украиной при ее одностороннем признании юрисдикции МУС декларацией 2015 г. Однако такая заранее предопределенная предвзятость МУС и его Прокурора не должна проявляться на уровне официальных документов, в которых Прокурор и Суд должны всегда представать перед миром образцом независимости и беспристрастности, готовые покарать любого, невзирая на сторону и ранги (это тоже являлось частью компромисса с пригласившим МУС государством). В этом отношении можно напомнить слова из заявления Прокурора МУС К. Хана по Украине, что ситуация на Украине охватывает преступления, совершенные в любой ее части любыми лицами. Там же он заявил, что «ни у кого на Украине нет лицензии на совершение преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС» (“no individual in the Ukraine situation has a licence to commit crimes within the jurisdiction of the International Criminal Court”). Судя по декларации Украины, эти негласные договоренности были ей сознательно нарушены открытым заявлением о том, что такая лицензия сроком на 7 лет есть у ее граждан в части совершения ими военных преступлений.
Было бы очень интересно посмотреть на реакцию МУС и его Прокурора на заявленную Украиной декларацию, но есть сомнения, что она быстро последует, поскольку Прокурор явно не собирался сейчас обвинять кого-либо с украинской стороны, следуя указанному выше негласному соглашению. Тогда встает не менее интересный, и, пожалуй, главный вопрос: для чего Украине необходимо было ратифицировать Статут именно сейчас, да еще и со скандальной декларацией, которую иначе как сеансом публичного саморазоблачения назвать трудно? Ведь даже самые верные сторонники Украины уже назвали декларацию по ст. 124 непростительной ошибкой, которая перевешивает все плюсы самой ратификации. и «разменом своего высокого морального статуса на незначительные выгоды или их отсутствие».
Могу предложить свою версию, которая, как мне кажется, может объяснить если не все, то многое. За поверхностной нерациональностью таких действий Украины скрываются абсолютно рациональные ее мотивы в виде понимания, что она эту войну проигрывает. Именно поэтому Киеву надо оценить правовые последствия для своей стороны и постараться снизить возможные риски. Судя во всему, руководство Украины не испытывает никаких иллюзий в отношении приверженности Прокурора МУС негласному соглашению, и адекватно оценивает риск изменения позиции Прокурора МУС на 180 градусов в случае изменения политического вектора, считая это вполне реалистичным сценарием. Это и вызвало превентивные действия в виде срочной ратификации МУС вместе с декларацией по ст. 124, а возникший скандал и потеря «высокого морального облика» были сочтены гораздо меньшим злом.
Последняя деталь: почему срочная ратификация Статута вкупе с декларацией состоялась именно в конце августа 2024 г., а не раньше или позже? Согласно ст. 126 Римского статута он вступит в силу для Украины на 61-й день после сдачи начало ноября с президентскими выборами в США и обещанием Д. Трампа закончить войну на Украине за один день. Тогда выбранный тайминг для ратификации вполне понятен. Кажется, что международно-правовой пазл сложился.