Социализм: от утопии к науке и обратно

Что такое социализм? Странный вопрос… всем, кто хоть что-нибудь читал по теме известно, что такое социализм. Это первая стадия коммунизма, при которой еще сохраняются некоторые пережитки капитализма, но происходит их изживание. Социализм характеризуется общественной собственностью на средства производства и диктатурой пролетариата, т.е. власти исключительного большинства населения. Говоря иначе, социалистическая, народная демократия – это и есть самая настоящая демократия.

Вроде все понятно. Но почему ломается столько копий по этому вопросу? Почему огромное число наших сограждан, да и людей по всему миру убеждены, что социализм и коммунизм – это привлекательные идеи, но утопические, не реализуемые на практике. И почему на них слабо действуют апелляции к раннесоветскому опыту, к примеру современного Китая? Почему, наконец, социализм в сознании людей стал синонимом уравниловки и, пусть и достойной и одинаковой для всех, но бедности?

До Маркса

Ответ на самом деле простой. Потому что это правда – социализм и означал тотальную уравниловку... до работ Карла Маркса.

Идея некой страны, в которой нет несправедливости и все счастливы, так же стара как само классовое общество. Шамбала, Авалон или Беловодье, все они были ответом угнетенных сословий на свое подчиненное положение. Попыткой хотя бы в мечтах представить себе более справедливый мир. Но это были именно сказочные миры со всеми присущими сказке сверхъестественными элементами.

В Новое время, когда человек научился подчинять себе силы природы, подвергать сомнению и критике старые авторитеты, постепенно возникает убеждение, что человеческий разум может все. Человек может построить такие корабли, для которых никакой океан не станет преградой, человек способен раскрыть тайну воды, огня, железа, рассмотреть в деталях поверхность Луны! Раз так, то почему человек не может так обустроить общество, чтобы в нем не было места несправедливости.



В условиях дикого неравенства, когда какой-нибудь граф мог кормить свою собаку телятиной, а обеспечивающие его богатство крестьяне видели мясо пару раз в году, понятно, что социальная справедливость для них заключалась в равенстве во всем. Чтобы питались и работали люди одинаково, одевались в одинаковую одежду. Именно поэтому город Солнца Кампанеллы или страна Утопия Мора географически подчеркнуто пропорциональны, симметричны. Никто не должен иметь преимущества перед другими из-за того, что он живет ближе к центру или к берегу реки/моря. Личная жизнь регламентируется, там нет жен и собственных детей, поскольку это способствует росту частнособственнических чувств. У одного может оказаться красивая жена, у другого – не очень, что опять же несправедливо.

В 18 веке мыслители Эпохи просвещения продвинутся еще дальше в проработке идеального общества, где царствует разум. В конечном итоге оно было построено, но оказалось, что это царство не столь уж справедливое.

«Мы знаем теперь, что это царство разума было не чем иным, как идеализированным царством буржуазии, что вечная справедливость нашла своё осуществление в буржуазной юстиции, что равенство свелось к гражданскому равенству перед законом, а одним из самых существенных прав человека провозглашена была… буржуазная собственность. Государство разума, — общественный договор Руссо, — оказалось и могло оказаться на практике только буржуазной демократической республикой. Великие мыслители XVIII века, так же как и все их предшественники, не могли выйти из рамок, которые им ставила их собственная эпоха», - напишет позже Фридрих Энгельс.

Великая Французская революция произошла под лозунгами «свободы, равенства, братства», но гражданское равенство не привело к равенству экономическому. Напротив, французская буржуазия, обогатившаяся за счет ограбления дворянской и церковной собственности, сама стала олицетворением паразитического и ненужного обществу элемента. В то время как простые крестьяне и рабочие стали жить едва ли не хуже, чем при Бурбонах.

Это не могло не найти отражения в головах мыслителей своего времени, и французы Сен-Симон и Фурье, а также англичанин Оуэн начинают открыто критиковать капитализм, обосновывая идеи социалистического общества. Собственность была признана главной причиной сохраняющегося неравенства и, соответственно, при социализме ее не должно существовать. Люди должны жить в сообществах-коммунах, где все будут владеть всем, получать равную продукцию, где они сами будут решать возникающие проблемы без государственного диктата. В романе «Таинственный остров» Жюля Верна описана именно такая идеальная коммуна. Однако реальные попытки энтузиастов создать такие сообщества в удаленных от цивилизации местах оказались безуспешными.

Тут можно задаться вопросом, почему "утопический социализм", если описан тот коммунизм, про который мы все наслышаны. Общество без эксплуатации, государство отсутствует, все равны и все такое. Проблема в том, что утописты, которые без сомнения были одними из умнейших людей своего времени, жили до Карла Маркса, и в своих размышлениях упускали экономический и классовый факторы. Не будучи в силах, как писал Ленин, «ни разъяснить сущность наемного рабства при капитализме, ни открыть законы его развития, ни найти ту общественную силу, которая способна стать творцом нового общества», они полагались исключительно на разум и волю человека. В этом их идеализм. В этом утопичность их социализма.

Научный социализм

Во второй половине 19 века Маркс и Энгельс, объединив весь накопленный к тому времени человеческий опыт, сформировали идею научного социализма. Своими материальными и крайне увесистыми книгами они врезали по головам современников так, что придерживаться утопических взглядов на построение бесклассового общества (анархистов, к примеру) после этого могли лишь полезные идиоты или сознательные враги пролетариата.

А таковых было всегда много, поскольку в отличие от утопистов, которые полагали, что социализм может быть построен без особых усилий (нужно лишь убедить всех, что жить в справедливом обществе лучше, чем в несправедливом), марксисты заявили о необходимости насильственной революции. Найдя при этом ту общественную силу, которая должна ее совершить – пролетариат должен свергнуть власть капиталистов.

Увидев экзистенциальную для себя угрозу, капитал направил все силы на борьбу за выживание. Но мало ловить и отправлять на каторгу революционеров, вместо одного пойманного появится десять новых, благо, экономическая ситуация способствовала успешности их агитации. Чтобы победить марксистов, нужно было разгромить марксизм теоретически. Но как? Критиковать марксистскую теорию примерно то же самое, как пытаться оспорить теорию эволюции или периодическую таблицу Менделеева. Как можно спорить с наукой?

Наши оппоненты нашли выход. Точнее воспользовались испытанным манипулятивным методом, заключающимся в том, чтобы наделить объект критики не присущими ему характеристиками, после чего одержать убедительную идейную победу. К примеру, можно высмеять химиков, показав, как они будут пытаться из мышьяка, ртути и крови ягненка сварить философский камень. То есть под видом химии опровергнуть алхимию.

Этими не присущими марксизму характеристиками стали идеи утопического социализма. Критикуя марксизм, наши оппоненты из числа «либералов» критикуют идеи Кампанеллы, Мора, Морелли, Сен-Симона или Оуэна. Они утверждают, что при социализме будет обобществлено все, в том числе личные вещи, а также жены и дети. Никаких собственных домов и автомобилей, все будут жить в коммуналках или общежитиях, ездить на автобусах, питаться одинаковой едой без излишеств в общественных столовых, одеваться примерно в одинаковую одежду и все в этом духе.

Оппортунизм

Но если бы это делали только буржуазные пропагандисты, ничего страшного не было бы. Современные люди в большинстве своем грамотные, понимают в целом изъяны капитализма, и то, что от антикоммунистов ничего правдивого про коммунизм услышать нельзя. Проблема в том, что точно такую же картинку социалистического общества рисуют и т.н. «марксисты». Только у них она идет со знаком плюс.

Да, придется тесниться в коммуналках, утверждают современные апологеты Диогена, зато бездомных не будет. Да, не будет заграничных суши и хамона, зато черного хлеба будет вдоволь. А автомобили в личном пользовании – это уже совершенное излишество, автобусы перевозят больше людей, а места на дороге занимают меньше. Да и не должны жители социалистического государства хотеть материальных благ, социализм – это воспитание нового человека, говорят они. И трудиться они будут не ради себя, а ради ближнего своего, ради коллектива.

Действуя по логике: «если факты противоречит моим абстрактным умозаключениям, тем хуже для фактов», европейские «социалисты» (точнее троцкисты) в 30-е годы отказывались признавать Советский Союз социалистическим государством на том основании, что там существуют товарно-денежные отношения и имущественное неравенство. Более того, наиболее зажиточные советские граждане заводили себе домработниц как самые настоящие буржуи!

Современные «марксисты» делают то же самое в отношении Китая. Смотрите, там есть бедные и богатые, там сохраняется эксплуатация, рядовые китайцы озабочены больше зарабатыванием денег, а не строительством социализма. В конце концов, вы только поглядите на эти блестящие небоскребы, снующие между ними электромобили, переполненные потребителями и товарами торговые центры!

Даже побывавшие в КНР туристы, далекие от теоретических штудий «марксистов», с удивлением отмечают, что никаким социализмом там и не пахнет, и что китайцы построили вместо него тот самый правильный капитализм, каким он должен быть. С небольшими налогами для начинающих предпринимателей, минимумом бюрократии, жесткой борьбой с коррупцией. Где здесь социализм, кроме красных флагов? Казалось бы…

Развитой «социализм»

Фундаментальная ошибка в подобных рассуждениях состоит в том, что за образец социализма эти люди берут брежневский СССР. Что и понятно, несколько поколений советских граждан выросли в убеждении, что живут в социалистической стране. В постсоветское время они закрепили в сознании уже новых поколений представление о социалистическом характере позднего СССР, противопоставляя его капиталистической Российской Федерации (Украине, Казахстану и т.д.). А как мы знаем, руководители позднего КПСС органично вписались в новый строй, возглавив частные заводы и пароходы. Из чего можно делать вывод, что социализм был обречен заранее.

Кто вышел на защиту социализма в 1991 году, справедливо спрашивают нас. Где были все те миллионы коммунистов? Это хороший вопрос, если не учитывать тот маленький факт, что КПСС к этому времени являлась коммунистической только по названию. Настоящие коммунисты проиграли страну в середине 50-х годов. Но проиграли не без боя. Выступление «антипартийной группы» было лишь верхушкой айсберга, а под толщей мутной хрущевско-брежневской воды остались массовые изгнания из партии сталинцев, сокращения в армии, протесты в разных городах.

Но мы отвлеклись. Что отличает китайский социализм от «брежневского развитого», кроме того, что экономика КНР действительно растет в отличие от «застойного развития» СССР? Самое бросающееся в глаза отличие – это наличие свободного рынка и товарное изобилие.

Китайские коммунисты часто произносят слово «рыночный» применительно к своей экономике. В позднем СССР, напротив, рынок мог быть только колхозным или черным, при этом вся мощь советской пропаганды была направлена на дискредитацию рыночных отношений и самого понятия торговля, только если оно не государственное. «Твой дом – тюрьма», заявлял герой Папанова «предпринимателю» Диме Семицветову, торгующего на черном рынке импортной техникой.

Противопоставлялась полулегальным рыночным отношениям государственно-плановая модель, хотя была она таковой лишь на бумаге – централизованная система Госплана была разгромлена хрущевскими реформами, а затем добита реформой Косыгина. Все это не могло не сказаться на потребительском рынке, который из-за недостатка товаров и услуг захлестнули очереди и инфляция. Экономические законы обмануть или «преобразовать коренным образом» нельзя, они продолжают действовать даже в условиях командно-административной системы. Если на 1 единицу товара есть 10 желающих его купить по низким государственным ценам, товар немедленно уйдет на черный рынок и будет расходиться уже по спекулятивным ценам.

В итоге «наевшись» брежневского социализма и под воздействием все той же госпропаганды, которая в 80-е открыто начала пропагандировать рыночные отношения в качестве альтернативы обанкротившейся плановой системе, бывшие советские граждане с восторгом примут перестройку, а затем и Ельцина. Все ждали «перемен» и рынка. Который не замедлил появиться, уничтожив такие «социалистические» явления, как дефицит и очереди.

Все. Теперь в головах постсоветских граждан оказалось намертво вбито, что социализм – это дефицит, а рынок значит разнообразие. И не только для постсоветских. На Западе также показывали магазины в соцстранах, противопоставляя их американским капиталистическим супермаркетам. Вообще, действительность брежневского СССР очень хорошо ложилась в концепцию домарксистского, утопического социализма с его уравниловкой, где живут одинаковые люди посреди серых бетонных городов.

Рынок и капитализм

Реальность же состоит в том, что рынок не противоположен социализму. Рынок существовал в эпоху рабовладения и при феодалах, расцвет рыночных отношений пришелся на капитализм. Но парадокс в том, что именно при капитализме сама идея рынка, как товарного обмена в соответствии со спросом и предложением была уничтожена.

Вспомните уроки экономики в школе и скажите, как формируется рыночная цена товара? Чем выше спрос, тем выше цены, чем меньше спрос и выше предложение, тем цены ниже. Главным условием существования рынка является конкуренция – производителей и потребителей. Если есть один покупатель на множество продавцов – это не рынок, если есть один продавец на множество покупателей – это не тоже не рынок. А теперь вопрос на миллион. Какие товары сегодня продаются по рыночным ценам? Хлеб? Вы уверены?

Как вам такая новость: за последние пять лет урожаи пшеницы в России растут, но мука за то же время подорожала в пять раз. Как нам объясняют экономисты, это произошло из-за инфляции. Что на первый взгляд логично, ведь цену на булку хлеба формирует не только стоимость сырья, но и топлива для тракторов, комбайнов и грузовиков, самой техники, электроэнергии для выпечки и так далее, стоимость которых также подвержена рыночным колебаниям. Но рыночным ли? Как вы уже догадываетесь, на каждом этапе производства хлеба сидит не множество предпринимателей, готовых удовлетвориться средней нормой прибыли ради того, чтобы победить конкурентов, а капиталист. И не просто капиталист, а крупный финансовый капитал.

Вспоминаем сформулированный Сталиным основной экономический закон капитализма: обеспечение максимальной капиталистической прибыли путем эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения данной страны, путем закабаления и систематического ограбления народов других стран, особенно отсталых стран, наконец, путем войн и милитаризации народного хозяйства, используемых для обеспечения наивысших прибылей.

Поэтому, даже несмотря на рост урожаев пшеницы, несмотря на увеличение производства бензина и дизтоплива, хлеб продолжает дорожать. Потому что агрохолдингам, нефтяным и электросетевым корпорациям, а также торговым сетям нужна максимальная прибыль. Сверхприбыль, которая и заложена в стоимости одной буханки. Впрочем, тут нужно сделать оговорку. Хлеб является социальным продуктом, поэтому его цену формируют договоренности между крупным капиталом и государством, в задачи которого входит обеспечение социальной стабильности.

Рынок и социализм

Что уж говорить про продукты более высокого передела. Сегодня вы можете с удивлением наблюдать, как на крупнейшем автомобильном рынке планеты – в Китае – цены регулярно падают. Еще более удивительно то, что европейские автомобили в КНР стоят едва ли не в два раза дешевле, чем в самой Европе.

Хотелось бы все объяснить более дешевой рабочей силой, как делают многие, застрявшие в начале 90-х. Однако сегодня зарплаты китайских рабочих уже превышают таковые у российских и некоторых европейских.

Объясняется же все довольно просто, в Китае цены на автомобили формирует рынок. В отличие от капиталистических стран, где есть господство немногочисленных автопроизводителей и еще более малого числа производителей комплектующих, которые (сюрприз!) нацелены на максимизацию прибыли. За руку их в организации картельного сговора, конечно, не ловили, но кто же поймает, если они сами назначают тех, кто должен следить за соблюдением антимонопольного законодательства. Некоторые особо почитаемые буржуазные экономисты вообще считают, что картельные сговоры полезны для экономики, а попытки государственного вмешательства в эту сферу – вредны.

В Китае же, где идеи Фридриха фон Хайека и им прочим не в почете, «Фольксваген» и БМВ вынуждены снижать цены, довольствуясь минимальной наценкой, поскольку им приходится на равных конкурировать с местными производителями, у которых нет всеобъемлющей цели по максимизации прибыли. Напротив, государство мягко или жестко нацеливает их на постоянное и более полное удовлетворение потребностей народа, на повышение качества жизни людей.

Напомню сформулированный Сталиным основной экономический закон социализма: обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники.

Если бы в Китае был «социализм» брежневского разлива, то государство установило бы на все товары твердые государственные цены, а самую значимую продукцию распределяло бы бесплатно. Это моментально привело бы к появлению очередей, масштабной коррупции, росту черного рынка и тому подобных прелестей, в результате чего очень скоро китайцы плюнули бы и сказали, «пожили при социализме, ничего хорошего, дайте нам капитализм».

Но в КНР социализм настоящий, начальная его фаза, которую в КПК назвали социализмом с китайской спецификой. В которой наиболее приемлемой формой распределения произведенной продукции является рыночная. А рыночная цена оказывается наиболее справедливой для потребителей. Вы согласитесь с этим, если не будете путать рыночную цену со спекулятивной в капиталистических странах, где господствуют монополии.

Именно поэтому вас не должны ни путать, ни тем более пугать словосочетание «рыночная социалистическая экономика». Советская экономика при Ленине и Сталине была рыночной, в которой сохранялось товарное производство, действовал закон стоимости, поэтому предприятия (государственные в том числе!) руководствовались такими «капиталистическими» понятиями, как прибыль, рентабельность и так далее.

Как писал Иосиф Виссарионович, товарное производство (то есть производство продукции для продажи) может обслуживать социалистическое общество на известный период, не приводя к капитализму. Всех, кто призывал устранить товарные отношения как несовместимые с социализмом, он мягко называл горе-марксистами.

Поздний СССР

И именно поэтому словосочетание «социализм в позднем СССР», несмотря на сохраняющееся подобие плановой системы, не может вызывать ничего, кроме смеха. Так же, как нельзя отождествлять рынок с капитализмом, нельзя ставить знак равенства между плановой экономикой и социализмом. Чем больше мы будем слушать горе-марксистов, тем с большей вероятностью дождемся формирования у нас плановой капиталистической экономики с карточками на еду и лимитом на бензин. Если плановая экономика не работает в соответствии с основным экономическим законом социализма, почему мы должны считать ее социалистической?

Это ведь нужно сильно постараться, чтобы не заметить, что никаким «максимальным удовлетворением постоянно растущих потребностей граждан» после смерти Сталина не пахло. Начать с того, что с середины 50-х годов цены, снижавшиеся до этого, начали расти. Можете сказать, какой экономический кризис объясняет причину этого факта? Сложно, потому что его не было. Произошел катаклизм политический – партийный и, соответственно, государственный переворот.

Мне могут возразить, что был взят курс на опережающий рост зарплат. Как объяснит в 80-е годы член КПСС Борис Ельцин, политика снижения цен в послевоенные годы провалилась.

«Жизнь убедила, что более правильно все же идти по пути повышения заработной платы, прежде всего, низкооплачиваемой категории трудящихся», - скажет будущий президент России.

Вот только рост этот был каким-то странным. Начать с того, что зарплаты научных работников и инженеров в результате их «упорядочения» в 1955 году… снизились. Причем, не на проценты, а в разы. Вкупе с рядом других нововведений, это резко снижало мотивацию рабочих к повышению квалификации, к достижению более высоких показателей в работе. Впрочем, и «низкооплачиваемые категории трудящихся» не остались в стороне.

В результате денежной реформы 1961 года, проводившейся под видом деноминации, покупательная способность зарплат уже всех советских граждан значительно снизилась. Если буханка «бородинского» была доступной всегда, как и кирзовые сапоги с ватником и теми самыми путинскими галошами, то цены на сколь-нибудь «престижную» продукцию просто ушли в небеса. Сравните, к примеру, цены на автомобили в 50-е и в 60-е годы. Если в 1953 году «Москвич» стоил около 12 средних зарплат, то в 1964-м – уже 42.

С 60-х годов цены начали повышаться просто в директивном порядке без всякого прикрытия в виде деноминации, что, впрочем, мало на что влияло, поскольку в стране расцвел черный рынок, на котором цены были еще выше. Таким образом, ни о каком удовлетворении растущих потребностей граждан речи не шло. Будьте довольны стареющим «Запорожцем», а «Мерседес» могут хотеть только несознательные элементы. Ни о каком росте благосостояния, о чем регулярно твердил Сталин, также можно было не говорить.

Про бесплатные квартиры забыл! Впрочем, о них исчерпывающе написал Петр Григорьевич Балаев, просто процитирую:

«Да, в том полуфантастическом мире, который существует в головах наших страдальцев по брежневскому всеобщему счастью «развитого социализма», квартиры были бесплатными. Только они, как дети, которые верят в ковер-самолет, не задумываясь об аэродинамике, не задумываются, где Брежнев брал деньги на зарплаты строителям, производителям стройматериалов и т.д. В тумбочке у Косыгина? А Косыгину в тумбочку деньги клал Суслов?

В реальной жизни бесплатных квартир в СССР не было ровно ни одной. За всё было заплачено сполна трудом и из карманов всех жителей СССР. И житель Кутузовского проспекта города Москвы, и житель города Уссурийска Приморского края, и житель глухого села Анучинского района Приморского края – все заплатили за эти бесплатные квартиры и в виде налогов, и в виде прямых недоплат государством их труда. Чтобы потом из оплаченных всеми гражданами СССР, построенных на эти деньги квартир, кто-то выделял этим же гражданам СССР «бесплатные» квартиры. Только одно дело «бесплатная» квартира в Москве, другое дело – квартира в совхозном доме в Анучино. Почувствуйте, как говорится, разницу. А москвич и анучинец заплатили одинаково за «бесплатное».

Так что ничего из социализма в том виде, в котором его понимали Ленин, Сталин и в котором его понимают китайские лидеры, в хрущевско-брежневском СССР не было. Вместо них была лишь трескучая революционная фраза и моральный кодекс строителя коммунизма, в которой в том числе утверждалась «непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству».

Первородный грех

Стяжательство… это стало едва ли не главным порицаемым пороком в позднем СССР. Есть такой фильм, «Шумный день» 1960 года, в котором главным антагонистом выступает молодая женщина, которая стремится обставить свою квартиру хорошей мебелью и техникой. На этой почве у нее возникает конфликт с членами семьи жениха. В ходе одного из споров положительные герои прямо противопоставляют стремление к материальному благополучию доброте, отзывчивости и сердечности. Нравственности, в конце концов.

Отсюда проистекает ложный вывод, что коммунизм могут строить только бедные, но честные люди с чистой душой. Из которого в свою очередь следует, что коммунизм невозможен в принципе. Почему? Потому что всем известно, что коммунизм – это высокоразвитое общество, в котором нет бедности. Но как мы поняли, как только бедные люди становятся чуть более зажиточными, желание материального благополучия у них начинает превалировать над нравственным началом, они начинают обуржуазиваться и в итоге продают идеи и страну за импортные джинсы и жвачку. Происходит вырождение народа, а поскольку коммунисты – это его часть, то и вырождение коммунистической партии (да-да, привет «Льву революции»). Такова природа человека, говорят нам борцы с т.н. «потреблядством».

И новую революцию мы не сможем совершить, пока капитализм не низведет людей до полной нищеты, когда они начнут думать не о том, где отдохнуть – в Турции или Таиланде, а о своих классовых интересах. Когда проснется классовое сознание. Но все это бесполезно, потому что после реставрации социализма экономика начнет расти, благосостояние людей – повышаться, классовое сознание – затухать, а значит… Наша песня хороша, начинай сначала.

Как вы поняли, это крайне вредная идея, которую открыто несут в массы наши левые. И она опять же укладывается строго в рамки буржуазной пропаганды, которая утверждает, что человек человеку – волк, а коммунизм – привлекательная, но насквозь идеалистическая концепция, которая при попытке ее реализации на практике приводит лишь к обнищанию народа и большой крови.

В результате сегодня обычный пролетарий слово в слово повторяет буржуазную пропаганду, столь нелюбимую им на словах. Объясняя этим свое нежелание «разбираться в сортах коммунистов» и заниматься «грязной политикой». Не замечая, что он уже ей занимается, но пока ПРОТИВ собственных интересов.

Алхимия – не химия

Для тех же, кто хочет бороться за СВОИ интересы, повторю и подчеркну, определение социализма как системы уравниловки – это не марксизм. Плановая экономика не равна социалистической, рыночная – не равна капиталистической. Ликвидация товарно-денежных отношений при наличии частных и коллективных форм собственности в социалистическом государстве – это утопия, которая на практике приведет лишь к появлению черного рынка и другим негативным явлениям. Строительство коммунизма путем директивной ликвидации всех форм собственности кроме государственной – это утопия, которая на практике приведет лишь к падению власти таких «коммунистов».

Рыночные отношения в социалистическом государстве могут, и будут существовать до тех пор, пока существуют частные и коллективные предприятия, пока частники и члены колхозов-кооперативов сами не увидят выгоду в переходе на общенародную форму собственности. Пока до этого далеко, государство может и должно поддерживать в известных рамках частные и коллективные предприятия, поскольку задачу по обеспечению растущих потребностей граждан никто не отменял, а государственные парикмахерские и кафе будут очевидно проигрывать в эффективности частным.

В таком подходе нет никакой утопичности, коммунисты должны исходить при своей работе из жизни, из практики. Сталин на пальцах это доказал кабинетным теоретикам, торопившимся отменить рыночные отношения в СССР, ссылаясь на слова Энгельса.

«Каким образом произойдет создание единого объединенного сектора, путем ли простого поглощения колхозного сектора государственным сектором, что мало вероятно (ибо это было бы воспринято, как экспроприация колхозов), или путем организации единого общенародного хозяйственного органа (с представительством от госпромышленности и колхозов) с правом сначала учёта всей потребительской продукции страны, а с течением времени – также распределения продукции в порядке, скажем, продуктообмена, – это вопрос особый, требующий отдельного обсуждения».

Я бы добавил, что этот вопрос не только особый, но и не слишком актуальный на тот момент, поскольку речь идет о конкретных механизмах, которые должны быть задействованы в будущем. К тому времени будут накоплены новые знания, исходя из которых этот механизм может быть подвергнут корректировке.

В этом главная проблема утопистов Нового времени: они пытались исходя из имеющихся на то время условий, описать в деталях идеальное общество будущего. Какие там будут законы, какие отношения между людьми, какие будут города, улицы, сколько детей рождаться. Но, как и алхимия – это не химия, так и утопический социализм с его идеями уравниловки и идеальных отношений между людьми – это не марксизм. Как бы вас ни пытались убедить в этом буржуазные пропагандисты в лице правых «либералов» и левых «марксистов».