О происхождении понятия «сознание»

Меня долго занимал вопрос о понятии «сознание». Его коррелят считается самоочевидным и, по-видимому, фундаментальным (так, например, говорят, что наличие сознания — отличительная черта человека от остальных животных). При этом оно устойчиво ускользает от чёткого теоретического определения — т.е. трудно дать ответ, прежде всего, на вопрос «что есть сознание?», — из-за чего имеется множество разрозненных значений этого понятия. А такое определение может быть дано только с более высокой точки зрения, нежели с таковой самого сознания. Первая и, насколько мне известно, единственная серьёзная философская попытка рассмотреть сознание «свыше» была предпринята Гегелем в «Феноменологии духа» — произведении, почти полностью проигнорированном по существу и лишь разобранным на фрагменты и цитаты. Однако подход, сводящий сознание к низшей ступени развития познающего себя абсолютного духа, страдает рядом недостатков, разбирать которые здесь не место. Вместо этого я бы хотел попытаться обрисовать здесь, что само это понятие — философски производное, а не первичное и безусловное.

Итак, понятие «сознание» относится к фундаментальности нашего существования, поскольку бесспорна разница между человеком, находящимся, как мы говорим, в сознании, и им же, лежащим без сознания. Существование в сознании характеризуется тем, что в обязательном порядке при этом имеется существование внешнего мира. Однако если взять это последнее существование за минусом людей и их сознаний, то о нём мы можем утверждать лишь по косвенным (археологическим) признакам — что мир, действительно, существовал и до зарождения жизни на Земле, о чём говорит возраст древних пород и т.д. Тогда как существование людей без (или вне) существования мира невозможно. Следовательно, на фундаментальном уровне имеет место необходимая одновременность существования человека и мира. Сам же мир в своей полноте — это не только тотальность наблюдаемого внешнего мира, но и тотальность совокупности всех его осознающих наблюдателей. Поэтому, фактически, нет основания делить существование вообще надвое — на существование человека и существование внешнего мира. Есть только одно существующее — это мир во всей полноте.

И здесь мы переходим к вопросу: как оказалось возможным, что мы всё же делим мир на «внешний» и «внутренний», даже если границы этого внутреннего явно не определены? Это возможно лишь за счёт того, что мы берём за фундаментальную основу пространственный аспект существования мира как целого. В этой ограниченности человек осознаёт себя, прежде всего, как простая самотождественность своего материального тела, которое занимает определённый объём в пространстве и, будучи этим вещественным образованием, существует точно так же, как и все остальные образования такого рода. Сопоставляя себя с окружающими его каждый раз материальными объектами, человек обнаруживает, что сам является таким объектом и, будучи им, всё время находится в пространственном отношении к ним.

Далее, человек признаёт, что это пространственное отношение его тела к остальным вещам константно — значит, неизменно, — и в итоге заключает, что поскольку оно распространяется на все вещи вообще, то нет разницы, говорить ли здесь о всех вещах или же об их тотальности, которая зовётся словами «природа» и «мир». Однако последнее есть не что иное, как абстракции, — тогда как производящий это абстрагирование человек выводит себя из-под действия тех понятий и остаётся существовать как некая изолированная от них реальная единица. Реальная потому, что он не подводит себя самого под эти абстракции и, таким образом, считает первично достоверным только существование себя самого как пространственного объекта, т.е. тела, пребывающего в пространственном отношении к вещам.

Из этой во многом бессознательной операции и возникает понятие «сознание» — которое также можно понимать как регулятор пространственного положения тела человека (да и других живых организмов) ко всем материальным объектам. Соответственно, когда человек теряет сознание, он вместе с тем теряет и это отношение, однако его существование при этом не прекращается.

Тогда, согласно этому, метафизика есть череда попыток мыслителей обобщить и возвысить своё сознательное (пространственное) существование, прибегая к понятию высшей первопричины. Что же касается самой этой способности к теоретическому познанию и философской рефлексии, — вообще, всякой «оторванной от жизни» душевной активности, — то видится, что за это отвечает другой «орган», нежели то, что только определяет положение тела человека в пространстве и его отношение ко всему вещественному.