Циклы, деньги, страны. Франция

Есть в описаниях китайской истории момент: «Империя Мин зародилась на развалинах могучей империи Юань. <> Длительность существования империи Мин 276 лет. Длительность предыдущего цикла 97 лет».

А ведь любопытно: территория та же, климат не меняется, люди из одного семени. Почему длительность циклов различна?

Здесь не должно быть растерянности и удивления: историческое движение соткано из многих потоков, каждый из которых очень своенравен. Красная нить потоков – психическая энергия, динамика людских иерархий, но, как отмечал ещё В.О. Ключевский, и природа играет не последнюю роль.

Зачем вспоминать про природу? Для наглядности, для доказательства того, что циклы не должны, да просто и не могут быть равными друг другу: даже упростив задачу, исключив из поля зрения исторические движения, исключив биоту, мы и в этой простоте не найдём одинаковых по величине и форме циклов. Тайфуны и циклоны, смерчи, ураганы, шторма, штиль и нежный бриз – различия на порядки, что же говорить о пульсациях живой материи?

При этом мы не об экономике говорим, не о финансах и не об истории; на примере конкретных цивилизаций мы ищем причину гибели обществ от старости, от выгорания жизненных сил.
Носителями этих сил являются люди, то есть функции для достижения некоей непонятной им (и нам) цели.

К примеру, король Франции Людовик XVI.
В январе 1793 года ему отрубили голову. Если читать множество исторических новелл, то мы узнаем, как он был одет перед казнью, в какой жалкой комнате без обоев находился, как истово молился и, вообще, «это был человек доброго сердца и нерешительного характера. В разврате окружавшего его двора он сохранил чистоту нрава, простоту в обращении и неприязнь к роскоши» ©.

Эти воспоминания вызывают жалость и симпатии к человеку, но нас интересует лишь работа исторической функции, под названием Людовик XVI.

Эта функция пятнадцать лет толкла воду, изображая подготовку реформ, ничего на практике не предпринимая для обуздания разнузданных действий двух верхних сословий – аристократии и духовенства. «Верхние» ребята славно развлекались, не признавая за миллионами своих подданных никаких прав, кроме «права» до смертельного изнеможения обслуживать их. Когда ненависть угнетаемых превысила мощь государства, король попытался скрыться за границей и организовать усмирение бунтов иностранными армиями. 

«Если бы какой-нибудь генерал сделал то, что сделал Людовик XVI, то кто бы поколебался потребовать для такого генерала смертной казни? Но изменником оказался главнокомандующий всего войска» ©.

Два активных провинциала совершенно случайно обратили внимание на карету с переодетым в лакея королём и вернули главнокомандующего обратно в Париж. Заметим: крестьяне не казнили короля, потому как велико было преклонение народа перед господами, а вот предателю из своего сословия они свернули бы шею сразу.

После этого революционеры ещё года три носились со своим королём, как с писаной торбой, гибли, голодали, но терпели венценосного товарища. Все эти годы Людовик XVI готовил заговоры, тайно переписывался с европейскими монархами, слал гонцов. Все вокруг это чувствовали, но прямых доказательств не было. Параллельно король принёс присягу новой конституции, публично выразил симпатию народу.

Сгубило короля хобби – он был малый рукастый и в свободное время любил слесарничать. Учил короля мастерству слесарь Франсуа Гамен. Именно Ф. Гамена король и привлёк в помощники для изготовления потайного сейфа. «Когда работа была окончена, Гамен ночью направился домой в Версаль, предварительно выпив стакан вина и съев бисквит, поднесённые ему королевой. По дороге у него сделались страшные спазмы в животе, и с тех пор он не переставал болеть. Думая, что его отравили, а может быть, и из страха, что революционеры его обвинят в роялизме, он донёс о существовании потайного шкафа.
Можно себе представить, какое глубокое впечатление произвело это открытие, особенно когда из бумаг узнали, что король подкупил Мирабо , что агенты короля советовали ему подкупить одиннадцать влиятельных членов Законодательного собрания и что Людовик XVI продолжал платить жалование той части своей гвардии, которая предложила свои услуги братьям короля в Кобленце, а теперь шла вместе с австрийцами на Францию» ©.

По планам короля и его сторонников все тюрьмы были бы открыты, заключённые выпущены, чтобы грабить город и множить смятение. Одновременно готовились запалить Париж со всех сторон.

«Лучше пустыни, чем восставшие народы», – заявляли короли Европы.

Настораживает то, что, несмотря на открывшиеся факты наличия жесточайшего заговора, за казнь Людовика XVI проголосовали всего 53% депутатов Конвента, а 46% были против. Непонятная мягкость, ведь в случае проигрыша на столбах висел бы весь Конвент.

А не родись Людовик XVI в семье королей, чудесный был бы человек: не злой, трудяга, хороший слесарь …

Но это была бы уже другая человеческая функция, которую и современный народ с удовольствием выбрал бы в свои руководители. Только неведомо народу, что функция на вершине иерархии и у её подножья работает в разных областях определения.
Пусть, однако, эти функции и области их определения рассматривает художественная литература и специальные науки. Нас интересует действие аргумента, ведущего составляющих социум множеств по заданной Создателем орбите.

На переломе XIX и XX веков русские политэкономисты не особо большое внимание обращали на исторические события в Поднебесной, считая Китай и прочий Восток какими-то особыми цивилизациями, примитивными и мало подходящими для анализа событий в России. Зря они так делали – это была ошибка.

Людские организованные массы подчиняются общему закону, что определяет полную идентичность генеральных схем развития любых цивилизаций.

Поэтому, узнав, что на Францию в то время не падал огромный метеорит, Францию не поражала пандемия неизвестной болезни и на неё не нападали бесчисленные орды свирепых завоевателей, можно довольно точно представить себе ход очередного цикла и без чтения специальной литературы. Но мы всё же её почитаем, потому что есть у меня такая привычка.

И здесь невозможно пройти мимо трудов Пьера Прудона, у которого я и позаимствовал термин «ось справедливости». В оригинале это звучало так: «Справедливость – это центральная звезда, управляющая обществами, ось, вокруг которой вращается весь политический мир».

Теоретически всё просто: в стране износилась ось справедливости. Эта конструкция умозрительная, и она начинает со скрипом тормозить движение общества при чрезмерном отклонении жизненных реалий от утвердившегося в народе мировоззрения. Такое отклонение люди чувствуют «кожей», а их разум усматривает общее неблагополучие через многие явления, но чаще всего через несправедливое распределение благ.

Для Франции пришло время, когда сознание начало определять бытие.

«Тысячами окольных путей великие принципы свободы и равенства проникали в деревни и в рабочие кварталы больших городов. <> Идеи равенства доходили даже до самых темных углов. «Не знаю, что такое случится, но что-то должно случиться, и скоро», — говорила в 1787 г. одна старуха Артуру Юнгу, путешествовавшему по Франции накануне революции. Это «что-то» должно было принести облегчение народному бедствию» ©.

То есть налицо было «народное бедствие». Чем же смогли достичь этого бедствия первые два сословия Франции? Тем же, чем и во всех без исключения многотысячелетних государствах Востока. Ничего нового.

«Бедственное положение громадного большинства французского крестьянства было, несомненно, ужасно. Оно, не переставая, ухудшалось с самого начала царствования Людовика XIV, по мере того как росли государственные расходы, а роскошь помещиков принимала утончённый и сумасбродный характер» ©.

Почти все процессы в восточных империях можно было бы переписать и сюда, за исключением, разве что евнухов. Разврат же французской аристократии был не меньше.
Для нас особый интерес Французского цикла по сравнению с более ранними циклами заключается в мелких подробностях, чему способствовало преклонение перед Европой писавших историю русских господ и наличие множества подлинных документов той эпохи.
Благодаря этим описаниям можно узнать, кому пошло наследство гильотинированных аристократов, кому досталась отобранная у них земля и, самое главное, как изменилась мотивация к действиям тех товарищей, кому вдруг привалило счастье несколько увеличить свою жизненную энергию, нежданно-негаданно чуточку разбогатев.

Действия увеличивших свою жизненную энергию товарищей просты, как инстинкты животного, и с моральной точки зрения отвратительны.

Исследователи и пропагандисты, используя классовый подход, сильно смягчают риторику. Например: «Если в некоторых местностях главная доля имуществ, отобранных у эмигрантов и духовенства, перешла мелкими участками в руки бедняков, <…> то в других местностях огромная доля этих имуществ пошла на обогащение буржуазии. Вместе с тем всевозможные финансовые спекуляции положили основание целому ряду крупных состояний в среде третьего сословия» ©.

Вот как чистенько: «Пошло буржуазии…».

Да нет, не классификационному прямоугольнику на схеме под названием «буржуазия» всё пошло, а гораздо хуже. Множество ребят, тех же биологических существ, что и весь род людской, начали хитрить и подличать. Они совершенно сознательно стали отнимать у ближних своих их доли благ, отказываясь при этом от идеалов революции, под лозунгами которой они весь этот передел и начинали.

Вроде бы всё пошло нормально: «Никогда ещё не было во Франции такой энергичной пахоты, говорит Мишле, как осенью 1792 г., когда крестьяне вели борозду по землям, отнятым ими у помещиков, у монастырей, у церквей. Никогда еще не было столько поднято нови, как в эти годы революции. <…> … в деревнях народилась уже новая Франция за эти четыре года революции. Крестьянин наедался досыта в первый раз за последние несколько сот лет. Он разгибал, наконец-то, свою спину! Он дерзал говорить!» ©.

«Но точно так же не преувеличивают и те, кто говорит, что в каждой деревне было несколько крестьян, достигших известного благосостояния, и что они в особенности стремились завоевать свободу личности. Оба типа,– тип сельского буржуа и тип крестьянина, подавленного нуждой,– верны» ©.

Права на владение долями простого продукта не успели долететь до самых нижних слоёв народа, а уже пошло новое расслоение. Здесь мы видим, что двигателем революции становятся зажиточные крестьяне, а обездоленные могут лишь шагать за ними, да и то по случаю и не дальше своей деревни.

Не лучше обстояли дела и в новых органах управления.

Вот, например, одно из заседаний руководящего органа: «Говорили целые часы, предложения сыпались одно за другим. Петион предложил заём, другие говорили о том, чтобы предоставить провинциальным собраниям принять необходимые меры, но ничего не было решено, ничего не было предпринято; дело ограничилось выражением сожалений о народе. А когда один из членов заговорил о спекуляторах и назвал некоторых из них, все Собрание оказалось против него. Через два дня, 6 июля, Буш заявил, что виновные известны и что через день они будут формально названы. «Общий страх овладел Собранием», — писал Горсас. Но пришел следующий день, и на этот счёт не было больше произнесено ни слова. В промежутке между двумя заседаниями дело было замято» ©.

И так без конца. Затем усиление террора, беспрерывное избиение активных революционеров, затем для выполнения специальных поручений приближение к лику главарей неприметного офицера Наполеона Бонапарта, затем стабилизация кратоворота.

Цикл закончился. Историки оценивают потери людей Китая в эпохи перемен почти в 70% от всего населения страны, мексиканского и русского циклов начала двадцатого века процентов в 10÷15, а потери французского цикла с Великой Французской революцией в 1%. 

То есть во Франции не всех гильотинировали, осталась прослойка людей, владеющих сверхмощными насосами перекачки денег (прав на доли простого продукта) в верхние орбитали.

Следующий цикл, цикл Наполеона Бонапарта не дожил до своей «старости»: его задушили в расцвете сил. Но для нашего эссе и в бонапартистском цикле есть интересные моменты,– моменты лечения периодически возникающих прогерий.

Ниже, со слов академика Е.В. Тарле, привожу один из способов лечения: «Кризис назревал давно, и император следил за его приближением. До сих пор Наполеону приходилось встречаться с критическим положением государственных финансов, с начинающейся «инфляцией», с необходимостью выпускать бумажки без золотого обеспечения, наконец, с плутовскими махинациями крупных финансистов.

Так было в самые первые годы его владычества (1799-1800), так было в 1805 и в начале 1806 г. Но с этими затруднениями Наполеон всегда справлялся.

Так было, например, в 1806 г. …Наполеон потребовал отчёта о состоянии финансов и усмотрел, что знаменитый миллионер и хищник Уврар и стоявшая около него финансовая компания… юридически ловкими приёмами опутали казну и причинили ей колоссальные убытки. <> Наполеон приказал Уврару и представителям «Объединенных негоциантов» явиться во дворец и тут объявил им без особых предисловий и околичностей, что просто приказывает им отдать всё наворованное ими за последнее время.

Уврар пробовал было прельстить Наполеона предложением новых «интересных для казны» комбинаций, которые его величество, наверное, примет, но его величество не скрыл, что наиболее интересной для казны комбинацией он считает немедленное заключение Уврара и его товарищей в Венсенский замок и отдачу их под уголовный суд.

«Объединённые негоцианты» отнеслись к этому мнению императора с полным вниманием и, хорошо зная нрав собеседника, сочли его аргументацию исчерпывающей: в ближайшее же время они отдали казне 87 миллионов франков золотом, не настаивая при этой прискорбной для них операции ни на каких уточнениях, ни бухгалтерских, ни юридических. «Я заставил дюжину мошенников вернуть награбленное», – так сообщал Наполеон об этом случае в одном письме к своему брату» ©.

Общественный круговорот выравнивался и продолжал нормально вращаться.

Наполеон старался придерживаться принципа: «Моя цель не в том, чтобы предупредить банкротство негоциантов, государственных финансов не хватило бы на это, а в том, чтобы помешать закрытию той или иной мануфактуры» ©.

Но человек есть человек, и Наполеон ввёл в верхние круги своих родственников, любимых генералов, особо заслуженных людей. Ничего нового в мире людей не произошло. Император уже не мог обезжирить ближайшую к нему властную орбиталь, и ему остался лишь один выход, оказавшийся для империи смертельным: Россия, война, 1812 год.