Рождение теории украинского национализма

Основание теории украинского национализма было заложено в «Книге бытия украинского народа», написанной членами Кирилло-Мефодиевского общества, к которому, в частности, принадлежали Н.И. Костомаров и Т.Г.  Шевченко.

 Историк Николай Костомаров выдвинул тезис о «двух русских народностях» (например, в работе "Мысли о федеративном начале в древней Руси", 1860 г.), доказывая существование отдельной малорусской народности.

Н.И. Костомаров  - "идеолог" отдельной от великороссов славянской народности "малоруссов " (в оригинале) - т.н. "украинцев". 

Значительный вклад в развитие украинского национализма сделал Францишек Духинский, польский историк и публицист, который подвёл интеллектуальный базис под ранних украинских националистов. Поляки также первыми стали широко употреблять термин «Украина», в противовес имперскому названию, принятому в России, «Малороссия». Дальнейшее обоснование имела работа Михаила Грушевского («История Украины – Руси»), в которой автор стремился довести историю украинцев до периода, предшествующего появлению Киевской Руси. Наиболее крайние, агрессивные формы теоретический украинский национализм приобрёл в работах Николая Михновского (он, в частности, выдвинул лозунг «Украина для украинцев») и Дмитрия Донцова. «Государственнический национализм» отстаивал другой публицист и теоретик польского происхождения, Вячеслав Липинский.

На начало XX века этноним «украинцы» использовался, в основном, в литературе и не употреблялся простыми носителями украинского языка, которые проживали преимущественно в России и Австро-Венгрии.

Рассмотрим тезисы из книги «Происхождение украинского сепаратизма» (издана в 1966 г. в Нью -Йорке) за авторством  Н. И. Ульянова  (1904-1985).

Н.И. Ульянов - историк- мигрант из СССР. 

«Особенность украинского самостийничества в том, что оно ни под какие из существующих учений о национальных движениях не подходит и никакими «железными» законами не объяснимо. Даже национального угнетения, как первого и самого необходимого оправдания для своего возникновения, у него нет. Единственный образец «угнетения» – указы 1863 и 1876 гг., ограничившие свободу печати на новом, искусственно создававшемся литературном языке, не воспринимались населением как национальное преследование. Не только простой народ, не имевший касательства к созданию этого языка, но и девяносто девять процентов просвещённого малороссийского общества состояло из противников его легализации. Только ничтожная кучка интеллигентов, не выражавшая никогда чаяний большинства народа, сделала его своим политическим знаменем. За все 300 лет пребывания в составе Российского государства, Малороссия-Украина не была ни колонией, ни «порабощённой народностью».

Когда-то считалось само собой разумеющимся, что национальная сущность народа лучше всего выражается той партией, что стоит во главе националистического движения.

Ныне украинское самостийничество даёт образец величайшей ненависти ко всем наиболее чтимым и наиболее древним традициям и культурным ценностям малороссийского народа: оно подвергло гонению церковно-славянский язык, утвердившийся на Руси со времён принятия христианства, и ещё более жестокое гонение воздвигнуто на общерусский литературный язык, лежавший в течение тысячи лет в основе письменности всех частей Киевского Государства, во время и после его существования. Самостийники меняют культурно-историческую терминологию, меняют традиционные оценки героев и событий прошлого. Всё это означает не понимание и не утверждение, а искоренение национальной души. Истинно национальное чувство приносится в жертву сочинённому партийному национализму.

Схема развития всякого сепаратизма такова: сначала якобы пробуждается «национальное чувство», потом оно растёт и крепнет, пока не приводит к мысли об отделении от прежнего государства и создании нового. На Украине этот цикл совершается в обратном направлении. Там сначала обнаружилось стремление к отделению и лишь потом стала создаваться идейная основа как оправдание такого стремления.

В заглавии настоящей работы не случайно употреблено слово «сепаратизм» вместо «национализма». Именно национальной базы не хватало украинскому самостийничеству во все времена. Оно всегда выглядело движением не народным, не национальным, вследствие чего страдало комплексом неполноценности и до сих пор не может выйти из стадии самоутверждения. Если для грузин, армян, узбеков этой проблемы не существует по причине ярко выраженного их национального облика, то для украинских самостийников главной заботой всё ещё остаётся доказать отличие украинца от русского. Сепаратистская мысль до сих пор работает над созданием антропологических, этнографических и лингвистических теорий, долженствующих лишить русских и украинцев какой бы то ни было степени родства между собой. Сначала их объявили «двумя русскими народностями» (Костомаров), потом – двумя разными славянскими народами, а позже возникли теории, по которым славянское происхождение оставлено только за украинцами, русские же отнесены к монголам, к туркам, к азиатам».

Отцами украинской доктрины Н.И. Ульянов называет поляков. «Она заложена ими ещё в эпоху гетманщины. Но и в новые времена их творчество очень велико. Так, само употребление слов «Украина» и «украинцы» впервые в литературе стало насаждаться ими. Оно встречается уже в сочинениях графа Яна Потоцкого. Другой поляк, гр. Фаддей Чацкий, тогда же вступает на путь расового толкования термина «украинец». Если старинные польские анналисты, вроде Самуила Грондского, ещё в XVII веке выводили этот термин из географического положения Малой Руси.

Поляков не устраивали ни «Малороссия», ни «Малая Русь». Примириться с ними они могли бы в том случае, если бы слово «Русь» не распространялась на «москалей».

Внедрение «Украины» началось ещё при Александре I, когда, ополячив Киев, покрывши весь правобережный юго-запад России густой сетью своих поветовых школ, основав польский университет в Вильно и прибрав к рукам открывшийся в 1804 году Харьковский университет, поляки почувствовали себя хозяевами умственной жизни малороссийского края.

Хорошо известна роль польского кружка в Харьковском университете в смысле пропаганды малороссийского наречия как литературного языка. Украинскому юношеству внушалась мысль о чуждости общерусского литературного языка, общерусской культуры, и, конечно, не забыта была идея нерусского происхождения украинцев.

Польская заинтересованность в украинском сепаратизме лучше всего изложена историком Валерианом Калинкой, понявшим бессмысленность мечтаний о возвращении юга России под польское владычество. Край этот потерян для Польши, но надо сделать так, чтобы он был потерян и для России. Для этого нет лучшего средства, чем поселение розни между южной и северной Русью и пропаганда идеи их национальной обособленности. В этом же духе составлена и программа Людвига Мерославского накануне польского восстания 1863 года.

Не менее интересный документ опубликован В.Л. Бурцевым 27 сентября 1917 г., в газете «Общее Дело» в Петрограде. Он представляет записку, найденную среди бумаг секретного архива примаса униатской церкви А. Шептицкого, после занятия Львова русскими войсками.

Записка составлена в начале Первой мировой войны, в преддверии ожидавшегося Шептицким победоносного вступления австро-венгерской армии на территорию русской Украины. Она содержала несколько предложений австрийскому правительству на предмет освоения и отторжения от России этого края. Намечалась широкая программа мероприятий военного, правового, церковного порядка, давались советы по части учреждения гетманства, формирования сепаратистски настроенных элементов среди украинцев, придания местному национализму казацкой формы и, «возможно полного отделения украинской церкви от русской».

Пикантность записки заключается в её авторстве. Андрей Шептицкий, чьим именем она подписана, был польский граф, младший брат будущего военного министра в правительстве Пилсудского. Начав свою карьеру австрийским кавалерийским офицером, он впоследствии принял монашество, сделался изуитом и с 1901-го по 1944 г. занимал кафедру львовского митрополита. Всё время своего пребывания на этом посту он неустанно служил делу отторжения Украины от России под видом её национальной автономии. Деятельность его, в этом смысле один из образцов воплощения польской программы на востоке.

Программа эта начала складываться сразу же после разделов. Поляки взяли на себя роль акушерки при родах украинского национализма и няньки при его воспитании. Они достигли того, что малороссийские националисты, несмотря на застарелые антипатии к Польше, сделались усердными их учениками. Польский национализм стал образцом для самого мелочного подражания, вплоть до того, что сочинённый П.П. Чубинским гимн «Ще не вмерла Украины» был неприкрытым подражанием польскому «Ещё Польска не сгинела».

При этом Ульянов отмечает: «Поляки могли питать и взращивать эмбрион сепаратизма, самый же эмбрион существовал в недрах украинского общества».

О превратном толковании истории Украины в пользу сепаратизма говорит и такой факт: «В 1861 г. возникла идея печатания официальных государственных документов по - малороссийски, и первым таким опытом должен был быть Манифест 19 февраля об освобождении крестьян. Инициатива исходила от П. Кулиша и была положительно встречена на верхах. 15 марта 1861 г. последовало высочайшее разрешение на перевод. Но когда перевод был сделан и через месяц представлен на утверждение Государственного совета, его не сочли возможным принять.

Теперь, при переводе манифеста, сказалось полное отсутствие в малороссийском языке государственно-политической терминологии. Украинофильской элите пришлось спешно её сочинять. Сочиняли путём введения полонизмов или коверканья русских слов. В результате получилось не только языковое уродство, но и совсем непонятный малороссийскому крестьянину текст, по крайней мере менее понятный, чем обычный русский. Напечатанный впоследствии в «Киевской Старине», он служил материалом для юмористики».

К слову сказать, никакого малороссийского или украинского языка не было. Был лишь русский язык, испорченный влиянием на него Польши. Но продолжим: «С конца 70-х годов XIX века Львов становится штаб-квартирой движения, а характер украинизма определяется галичанами. Здесь выдаются патенты на истинное украинофильство и здесь вырабатывается кодекс поведения всякого, кто хочет трудиться на ниве национального освобождения. Широко пропагандируется идея национального тождества между галичанами и украинцами; Галицию начинают именовать не иначе, как Украйной. Сейчас благодаря советской власти это имя столь прочно вошло в употребление, что только историки знают о незаконности такого присвоения. Если на самой Украине оно возникло лишь в конце XVI – начале XVII веков и до самого 1917 г. жило на положении прозвища, не имея надежды вытеснить историческое имя Малороссии, то в Галиции (королевство Галиция и Лодомерия в составе империи Габсбургов) ни народ, ни власти слыхом не слыхивали про «Украину». Именовать её так начала кучка интеллигентов в конце XIX века.

Несмотря на все её усилия, «Украина» и «украинец» дальше страниц партийной прессы не распространялись. Было ясно, что без чьей-то мощной поддержки чужое имя не привьётся. Возникла мысль ввести его государственным путём. У кого она возникла раньше, у галицких украинофилов или у австрийских чиновников – трудно сказать. Впервые термин «украинский» употреблён был в письме императора Франца Иосифа от 5 июня 1912 г. парламентскому русинскому клубу в Вене.

Только в глухой Буковине, откуда вести не проникали в широкий мир, завели примерно с 1911 г. обычай требовать от русских богословов, кончавших семинарию, письменного обязательства: «Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отныне не буду называть себя русским, лишь украинцем и только украинцем». Священникам, не подписавшим такого документа, не давали прихода».

«Утвердили и узаконили за Галицией название Украины большевики в 1939 г., после раздела Польши между Сталиным и Гитлером. Они ещё задолго до захвата Галиции начали именовать её «Западной Украиной», что оказалось чрезвычайно с точки зрения последовавшего «воссоединения».

Но не только по именам, а и по крови, по вере, по культуре Галиция и Украина менее близки между собой, чем Украина и Белоруссия, чем Украина и Великоруссия. Из всех частей старого киевского государства Галицкое княжество раньше и прочнее других подпало под иноземную власть и добрых 500 лет пребывало под Польшей. За эти 500 лет её русская природа подвергалась величайшим насилиям и испытаниям. Бывшее Галицко – Волынское княжество колонизировали немецкие, мадьярские, польские и иные нерусские выходцы. Особенно жестоким был их наплыв при Людовике Венгерском, когда Галиция (Червонная Русь) отдана была в управление силезскому князю Владиславу Опольскому, человеку, совершенно онемеченному. Он роздал немцам и венграм множества урядов, земельных владений, населил ими русские города, развил широкую сельскую колонизацию, посадив на галицийские земли немецких крестьян, дав им важные льготы по сравнению с коренным населением. Пусть не этим «привилегированным» удалось онемечить галицийцев, а сами они русифицировались, но с тех пор в жилах галичан течёт немало чужой крови.

К расовым отличиям надлежит прибавить отличия религиозные. Галиция первой из древних русских земель отступила от православия и приняла Унию.

Наконец, язык её совсем не тот, что в Надднепровщине. Даже наспех созданная «литерацка мова», объявленная общеукраинской, не способна скрыть существования двух языков, объединённых только орфографией».

К этому Ульянов добавляет: «Украина училась в общерусских школах, читала русские книги и впитывала русскую образованность, Галиция училась по-польски, а потом, в XX веке, по-немецки. Несмотря на сильное развитие русофильства во второй половине XIX века, каждый образованный галичанин гораздо меньше имел понятия о Пушкине, Гоголе, Лермонтове, Гончарове, Толстом, Достоевском, чем о Мицкевиче, Словацком, Выспянском, Сенкевиче. Замечено, что даже сведения о России и Украине почёрпались галичанами чаще всего из немецкой печати. Удивительно ли, что ко многим вопросам кардинальной важности украинцы и галичане относились и относятся по-разному?»

И вот ещё: «Из всех ненавистников России и русского народа галицийские панукраинцы заслужили в настоящее время пальму первенства. Нет той брани, грязи и клеветы, которую они постеснялись бы бросить по адресу России и русских. Они точно задались целью всё скверное, что было сказано во все времена о России её врагами, сконцентрировать и возвести в квадрат. Что русские не славяне и не арийцы, а представители монголо-финского племени, среди которого составляют самую отсталую звероподобную группу…»

«Нам приходилось уже обращать внимание на исключительную по энергии пропаганду, развитую поляками в Малороссии после её присоединения к России, и на старание поссорить малороссов с царским правительством. В горниле этой кипучей деятельности выработалась постепенно вся сумма воззрений на русских и на украинцев, которая в XIX веке была систематизирована, получила наукообразную форму и вручена была галичанам как евангелие украинского национального движения…» – резюмирует Ульянов.

Как считает Ульянов, «формальный украинский национализм победил при поддержке внешних сил и обстоятельств, лежавших за пределами самостийнического движения и за пределами украинской жизни вообще. Первая мировая война и большевистская революция – вот волшебные слоны, на которых ему удалось въехать в историю».