Зимним вечером 198.. года, тщательно закрыв ворота гаража, а перед тем, полюбовавшись новенькой своей «шестеркой» темно-синего цвета и щелкнув выключателем, человек вышел в блестевшее снегом пространство и зашагал по дороге в сторону автобусной остановки, быстро покидая территорию гаражного кооператива.

До остановки было не так, чтобы далеко, вечер был не по зимнему теплым, снег падал и светился слева огнями работавший в три смены комбинат.

Человеку было жарко, несмотря даже на расстегнутую дубленку, он прямо таки источал этот жар из себя, а из под меховой шапки стекал на лоб, виски и далее на щеки и шею, пот. И дело было не только в не по зимнему теплой погоде, но и в выпитой вместе с соседом по гаражу бутылке водки и жаркой беседе, завершившейся привычным для интеллигентных людей того времени выводом – генсек новый не жилец, а в стране бардак. 

Человека звали Илья Сергеевич Мигунов, возрастом приближался он к сороковнику, а по профессии был врачом хирургом и заведовал отделением в главной городской больнице. Хирургом Илья Сергеевич был хорошим и доводилось ему даже слышать за спиной шепотки, что вот мол от Бога хирург и руки у него золотые. Да и сам он это знал и работу свою любил.

Ему каким то образом удавалось чувствовать и понимать эту распластанную перед ним на операционном столе человеческую плоть, находящуюся в полной его власти.

Плоть эта была живой, сердце гнало кровь и органы функционировали, однако тот, кому она принадлежала, находился где то очень далеко, отброшенный в неведомую какую то даль действием наркоза. Плоть эта была беззащитна, однако же ничуть не страдала, поскольку некому было страдать.

Илья Сергеевич скальпелем исправлял то, что успела напортить в этой плоти человеческая жизнь ее носителя, жизнь, подчиненная похотям и страстям. Не было в нем ни жалости, ни сочувствия, которые только портят работу хирурга, а делал он свое дело и будто сама природа исправляла его руками, то, что успел напортить сам человек, а все присутствующие подчинялись его воле, четко исполняя указания и работая, как слаженный механизм. И в городе говорили, что уж если и ложиться под нож, то к Мигунову.

А сегодня решил он немного расслабиться, да в очередной раз порадоваться, купленной по большому блату новой своей машине. Только вот кооператив не сумел выбить рядом с домом и шел теперь по темной улице мимо комбинатовской общаги. Стороной надо такие места то обходить, а он вот путь решил срезать. Торопился очень к жене и детишкам. 

А навстречу Илье Сергеевичу шли простые комбинатовские пацаны и ничего худого такого не думали делать, Ну может по обычаю своему доеб…ться до кого нибудь хотели, развлечься после смены, скучная очень жизнь в комбинатовской общаге. Просто власть свою хотели показать, поглумиться над чужаком зачем то зашедшим в эти края , держали пацаны этот район.

Попросили закурить, а он со злостью так им сказал – а вам мама курить разрешает? Ну и обиделись пацаны конечно, с ног дядю в дубленке сбили и били потом долго. Мстили за нищее свое общажное детство, за вечно пьяных отцов и всегда злых и замотанных матерей и за комбинат и общагу, где даже телевизор сломался в красном уголке и откуда не выбраться им никогда.Т

Трубой железной по голове, потому что обидел их дядя этот, важный такой в шапке мохнатой, в дубленке, а сигаретки сук… пожалел.

И остался Илья Сергеевич лежать на снегу, а пацаны разошлись от греха подальше. Илью Сергеевича нашла "скорая" в больницу его увезла. И пацанов быстро вычислили, те сразу раскололись, на суде вякали, что не хотели и дядя сам виноват был.

Назначенные судом адвокаты скучно и вяло просили о снисхождении. Засудили конечно, сроки понятно большие, особенно тому кто трубой по голове. Групповое с особой жестокостью.

А впрочем в городе говорили, что они до зоны то даже не доехали, смотрящий за городом вор велел так сделать, чтоб не доехали живыми, Илья Сергеевич его когда то от смерти спас, он ведь и в тюрьме бывало дежурил, правильным мужчинам пули из тела вынимал. Сцуко, ночью бывало выдернут. Операцию делать. А для него все равны.

А этим, не повезло пацанам, они ведь не хотели плохого ничего.  Просто вернулось безразличие.

А Илью Сергеевича привезли из больницы домой, однако даже супруга его, Елена Сергеевна, так и не смогла поверить, что это вот тело, мычащее что то, воющее, испускающее газы и экскременты, требующее постоянно жрать и пахнущее так ужасно, и есть некогда любимый её муж.

Он лежал в дальней комнате и даже дети боялись к нему заходить. Друзья и коллеги конечно навещали сначала, однако только заглянут в комнату, увидят и пошли сразу на кухню чай пить с принесенными конфетами.

А чего там смотреть, на тело это? Жуть, да  не до этого всем было. А Елена Сергеевна женщина ещё молодая и даже привлекательная как то решила свою жизнь устраивать и приглашенный и оставшийся в виду позднего времени и отправленных к родне детей, потенциальный жених, вдруг услышал среди ночи жуткий вой, сменившийся грубым мужским рычанием и удивленно взглянув на будущую, как он уже решил для себя супругу, услышал – а это муж. Да ты не бойся, он не соображает ничего, и не встает, только жрет да под себя ходит, воет вот еще ночами, иногда. 

Жених однако совершенно против был подобного странного сожительства, да и жениться он надумал серьезно, через ЗАГС и печать в паспорте и пришлось Елене Сергеевне развод оформлять с недееспособным супругом и решать вопрос срочно, потому что годы уходят, а жизнь свою устраивать надо, да и времена наступали непростые.

А в интернате, где его конечно же никто не навещал, да и не нужны были ему уже ничьи посещения. Выл только и пугал тамошний персонал.