Булки доцента

Мысль, что жизнь то уже прожита и прожита зря, пришла Сергею Петровичу неожиданно и пронзила вдруг его от самой лысины до пяток, когда он сидел после пар в институтском буфете. И ничего вроде эта мысль не предвещала, он как всегда, откусывая от второй уже булки , подумал, что вот не стоит так много есть мучного, что ведь растет безобразно живот, превратившийся давно уже в самое настоящее брюхо и что от булок этих будет он опять мучиться совестью, однако же сразу пришла и обычная спасительная и успокаивающая мысль, что и х… с ним и что теперь из за этого булок что ли не есть?

И откусил от любимой булки большой кусок и начал пережевывать и потянулся к стакану с компотом и вот тут вдруг ясно он осознал, что жить то остается совсем немного и нечего уже больше от жизни ждать, а то что прожито, не содержит в себе никакого смысла. Даже и вспоминать то нечего. И от такой мысли он будто застыл , а большой кусок булки так и остался лежать между челюстями, выглядывая игриво изо рта.

Сергею Петровичу было уже 52 года , был он кандидатом экономических наук и преподавал давненько уже в местном филиале какого то непонятного московского вуза. Филиал обещал дипломы государственного образца по разным там международным отношениям, экономике и прочей юриспруденции. Ну и проведя там несколько веселых лет разные не поступившие в другие вузы балбесы получали за умеренную плату дипломы, с которыми при наличии мохнатой лапы можно было устроиться на теплое место. Но коли лапы такой не было, продавать, например, в салонах мобильники и прочую электронику или сидеть за кассой в дешёвом супермаркете, да мало ли дел можно делать, имея замечательный такой и красивый диплом с вытесненным на нем гербом страны. Дела правда у филиала в последние годы шли всё хуже и Сергей Петрович третий год уже сидел на голом своём доцентском окладе, впрочем рад он был и этому и надеялся как то дожить до близкой теперь уже пенсии.

Экономистом он стал случайно. Отец, убедившись, что технарём сыну никогда не быть и презиравший все гуманитарные науки, отдал его на экономический факультет, где Сергей Петрович старательно постигал добавочную стоимость и прочую премудрость советской экономической науки. Жизнь становилась всё непонятней, шла какая странная перестройка и мать сказала, чтоб он шёл в аспирантуру, кусок хлеба мол всегда будет.

Дальше случилось что то совсем непонятное, отцовский завод закрыли, а Сергей Петрович начал преподавать экономическую теорию и менеджмент по переводным американским учебникам. Он, впрочем, легко мог рассказывать чем отличается монетаризм от кейнсианства или про какой нибудь эффект мультипликатора, однако к реальной его жизни, казалось ему, это никакого отношения не имело. Он так и не мог понять почему вдруг закрыли отцовский завод, а цены так растут.

Впрочем с удовольствием ездил на всякие конференции, где можно было замутить с пугливой и некрасивой аспиранткой, тоже ничего не понимавшей и всего боявшейся и от этого страха легко бросавшейся в объятия молодого кандидата наук.

Потом вдруг в квартире его завелась жена, он так и не понял откуда она там появилась, а вскоре и крохотное и ещё более непонятное писклявое существо. Жена с матерью с ним сюсюкались, а Сергей Петрович не мог никак понять с чего это вдруг он должен радоваться от того, что существо это делает первые шаги, а потом вдруг называет его папой.  Вычислил он, это был не его ребёнок.... НЕ ПОДХОДИЛ ОН ПО СРОКАМ. Математик ведь как никак.

Он стал задерживаться на работе, поздно приходить домой, ему совсем не хотелось видеть эту странную и чужую женщину вместе с этой человеческой личинкой и когда они наконец ушли, то почувствовал такое блаженство и свободу, что долго просыпался и ходил весь день глупо и счастливо улыбаясь. Правда за это счастье – быть одному, приходилось отдавать четверть зарплаты.

Сыну теперь было уже под тридцать и, когда им приходилось встречаться, Сергею Петровичу было всегда неловко от того, что сказать ему совершенно нечего этому чужому и взрослому уже человеку, считающего почему то его своим отцом.

Он потом еще вяло и скучно мутил с какими то своими коллегами, однако живот его вдруг начал расти, волосы выпадать, а стареющий лысый и толстый доцент, пахнущий к тому же нездоровым потом и ещё табаком, ни у кого не вызывал интереса.

Итак, жизнь была прожита, да не нажита. И зря, и надо было как то перебивать эту мысль, хотя бы для того, чтобы дожевать булку и запить её компотом. И снова пришла спасительная и обычная мысль. Прожита? Зря ? Ну и х… с ней ! Что теперь не жить что ли дальше? И Сергей Петрович вдруг понял, что несмотря ни на что хочется и дальше продолжать ему это своё существование и задвигал челюстями , проглотил кусок взял стакан с компотом и сделал глоток и снова откусил, доел булку, допил компот и, взяв свой старый портфель, пошел к выходу. Выйдя из корпуса и гордо неся свой живот, он подставил лицо зимнему солнцу и блаженная улыбка счастливого человека заиграла на нём.