Не совсем ликбез. Что из себя представляет наука история

Поскольку последние две статьи на исторические темы: 1. О летоисчислении от Сотворения Мира. и 2.  О Повести Временных Лет возбудили среди камрадов АШа интерес больший, чем мои же статьи по поводу вопросов психологии и экономики (где собственно и находятся основные зоны моей профессиональной деятельности, а история и география – всего лишь хобби) я добавлю к ним третью и пока последнюю обзорную статью по этой теме.

В данной статье я постараюсь передать то видение истории как науки, которое успел получить от профессиональных историков на истфаке МГУ и в некоторых смежных с ним сообществ. Полагаю, что мне удастся передать это видение аналитичнее, без значительной потери в качестве и с опорой на свои знания о человеческой психологии.

Итак, поехали...

# Корни неверного отношения к науке истории в обществе кроются в школьном образовании.

1.      Когда детям в школе преподают историю, то излагают всё как набор упорядоченных по времени доказанных фактов.  Которые нужно запомнить и выучить.

На деле же история имеет дело не с доказанными фактами, а с гипотезами о том, что тот или иной факт имел место быть. Подробнее смотри примечание 1.

При этом, поскольку историческое образование предполагается системным, то в рамках обучения рассказывается о событиях на всей временной оси, а не только на тех участках, где у учёных есть гипотезы с крайне высокой степенью достоверности.

Когда потом школьник вырастает, он рано или поздно сталкивается с тем, что то, что ему подавалось как факты, на самом деле всего лишь гипотезы.  И это становится ударом. Строгий и определённый чёткий мир, в котором так удобно, оказывается вовсе не столь однозначным и определённым.

Более того, обычно потом этот же человек узнаёт, что некоторые гипотезы из тех, что ему были поданы как факт, имеют достаточно низкую достоверность. Но они попали в учебник, например, просто потому, что по этим вопросам более достоверных гипотез пока нет. И это становится настолько сильным ударом, что появляется желание отнестись ко всей истории как к ерунде, и ко всем полученным историческим знаниям – как к мусору. Возникает желание найти какую-то иную вместо «традиционной исторической» альтернативную ей картину мира, которая будет выглядеть более определённой. Которая позволит вернуть столь желанную определённость окружающего мира, частью которого, собственно, и являются представления о прошлом.

Профессиональные историки привыкают жить в условиях вот этой вот неопределённости. И прекрасно понимают, что то, что какая-то гипотеза имеет вероятность достоверности 80% - это уже громадное преимущество в нашем понимании мира. И умеют внутри себя сравнивать гипотезу с вероятностью достоверности 80%  с той, вероятность достоверности которой 10%, отдавая в этом случае преимущество первой.

Для обычного же обывателя это не так. Человеческое мышление склонно приводить все возможные ответы к тернарной системе ответа: «да», «нет», «возможно». И, во-первых, человека фрустрирует, оставляет в неприятном психологическом состоянии ситуация, когда он не может по вопросу поставить чёткое «да». А во вторых, без дополнительного сознательного усилия мозг человека работает по следующей схеме:

Шаг 1. Есть гипотеза с вероятностью 80%? Значит присваиваем ей значение «возможно».

Шаг 2. Есть гипотеза с вероятностью 20%? Значит присваиваем ей значение «возможно».

Шаг 3. Итак, обе гипотезы равнозначны. «Возможно» = «Возможно».

Шаг 4. Какая из этих гипотез лучше соотносится с другими данными, которые я считаю истинными?

И какая из этих гипотез приводит к следствиям, которые мне нравятся больше?

Если ответ на оба вопроса гипотеза №2 – значит принимаю «условно истинная» гипотезу №2.

Если гипотеза №1 – значит принимаю «условно истинная» гипотезу №1.

Если ответы на эти вопросы разные, то тут зависит от ориентиров человека.

Главное, что на этом шаге вероятности достоверности гипотез никакой роли уже не играют.

2.      Учебники истории содержат не только гипотезы о тех или иных фактических событиях, но и попытки их объяснения: трактовки мотивации тех или иных принятых решений, причинно-следственные связи. При этом, напоминаю, всё это подаётся как доказанные факты.

Нормальной, обычной, наиболее распространённой является ситуация, когда о существовании того или иного факта в прошлом мы можем говорить с гораздо большей достоверностью, чем о мотивациях и иных причинах. Просто потому, что факт/событие как правило оставляет более чёткий и однозначный материальный и текстологический след, чем мотивации. Это явление первого порядка, проще фиксируемое, теоретически видимое многим. В то время как мотивации, даже будучи зафиксированными со стороны самого актора, поскольку непрозрачны для внешнего взгляда, могут преднамеренно или непреднамеренно подаваться в искажённом виде.

Значительно ухудшает ситуацию тот момент, что набор знаний и опыта людей в прошлом сильно отличается от набора знаний и опыта людей сегодняшних. Это делает неприменимым прямой перенос своего текущего видения в прошлое: «А что бы в таком случае делал я?».

Учёные-историки специально учатся не смотреть на прошлое глазами людей современности, пытаются научиться смотреть так, как смотрели люди, жившие в прошлом.

Если историки это делают неуспешно, тогда их гипотезы отдаляются от истины, сокращается их достоверность.

Если же историки это делают успешно, то возникает разрыв между их взглядом и взглядами обывателей. Обыватель перестаёт верить объяснениям историков: «Ну не могли они тогда такими дураками быть! Я бы никогда на их месте так не подумал, значит и они не могли!»

И либо сам обыватель придумывает для себя иное объяснение. Либо "на помощь" к нему приходит альтернативный историк, заботливо указывающий на другое возможное объяснение – пусть и противоречащее множеству накопленных исторических знаний - но которое, благодаря тому, что исходит из понятной современному обывателю логики размышлений, заходит на ура.

3.      Для манипуляции обычно нет необходимости говорить неправду. Достаточно рассказать не всю правду, а только отобранную её часть.

Ни один человек не может вместить в себя весь объём информации по вопросу. Он вынужден довольствоваться какой-то частью.

Представьте, что человек подбрасывает монетку и в 50% случае падает орёл, а в 50% случаев решка. Если каждый случай фиксировать в журнале и показать вам весь список экспериментов – вы поймёте, что вероятность выпадения орла и решки одинакова. Но если выбрать из этого массива только те участки, когда несколько раз подряд выпадает орёл – а при достаточно большой выборке такие участки точно будут – то у вас сложится ощущение, что монета с неправильным центром – и она склонна к падению орлом вверх.

Поэтому историю об одном и том же периоде можно написать таким образом, что у человека сложится полностью противоположное представление о нём – кому симпатизировать, а кому нет.

Учёному-историку в теме такая манипуляция будет видна: «А почему вы отразили много незначимых фактов, а вот эти вот гораздо более значимые не осветили?». Но вопрос значимости/незначимости факта не может быть математически определён, а потому для неподготовленного обывателя такая манипуляция непрозрачна.

Поэтому потом, узнавая новые факты, человек может изменять своё отношение к описанным в учебнике истории событиям. И чем чаще у него будут возникать такие изменения, тем, разумеется, хуже он будет относиться не к самому школьному учебнику (хотя и к нему тоже), а к истории в целом как к науке.

# При этом всё вышеизложенное не отменяет полезность, накапливаемых в науке истории знаний.

Пусть мы и говорим, что история не о фактах, а о гипотезах – крайне важно понимать какие гипотезы наиболее достоверны и стремиться к максимизации этой достоверности, чем и заняты историки.

Пусть мы и говорим, что через то или иное преподавание истории можно манипулировать обществом, манипуляция сама по себе не зло, а неотъемлемый элемент человеческого общества, она неизбежна. И не наука история и накопленные ею знания порождают манипуляции, а при манипуляциях и для манипуляций пользуются в том числе и накопленным в этой науке набором знаний.

 

Примечание 1. О недостижимости истины.

Зачастую уже на первой вводной лекции для будущих историков – им объясняется, что мы НИКОГДА не можем быть на 100% быть уверены, что смогли установить истинность факта во всей его полноте. Вопрос лишь в том, насколько мы смогли приблизиться к этой самой 100% вероятности. И задача науки состоит в достижении чем можно большей вероятности. Поэтому задача историка состоит во:

А) введении в оборот новой информации, которая при добавлении её к рассматриваемым гипотезам указывает на повышение или понижение вероятности истинности данных гипотез.

Б) постановке новых гипотез, у которых есть перспективы добиться более высокой вероятности истинности или хотя бы незначимо меньшей, чем у гипотез уже существующих.

 

Примечание 2. Основные искажения данных, с которыми работает история, и психологические корни этих искажений.

Непреднамеренные искажения:

·        Доказано, что есть разница между тем, что человек видит (картинкой в мозгу) и тем, что происходит вокруг него на самом деле. Мозг человека склонен не замечать того, что по его мнению здесь и сейчас быть не должно и, наоборот, дорисовывать, включать такие элементы реальности, которые по мнению сознания должны были бы при такой ситуации присутствовать. У следователей есть клише «врёт как очевидец», которое подчёркивает фактическую силу и частоту этого эффекта.

·        Доказано, что информация при хранении в памяти подвержена эрозии – то есть в ней накапливаются ошибки. Часть информации забывается, часть искажается, часть добавляется.

·        Любая передача информации от человека к человеку приводит к её искажению. Потому что наш язык неидеальный инструмент передачи информации. Во-первых, ни один человек не способен всю имеющуюся у него информацию перевести в речь или текст – что-то не включается в рассказ. Во вторых, понимание каждого слова у каждого из людей отличается. Поэтому воспринимающий речь или текст всегда воспринимает его иначе, чем автор высказывания.

Частично преднамеренные и преднамеренные искажения:

·        Изменение системы взглядов и картины мира – это очень энергозатратная задача для мозга. Поэтому человек всегда с гораздо большей охотой принимает и распространяет те данные, которые подтверждают его взгляды, чем те, что этим взглядам противоречат.

·        Человек понимает, что любая сказанная или записанная им информация может привести к какой-либо обратной реакции среды. Соответственно, если человек разумен, то он склонен, выдавать информацию в таком виде, чтобы максимизировать положительный отклик среды и минимизировать отрицательный.