Прости нас, Джон Рональд Руэл, мы всё переписали!

«- Это Тол Брандир, - сказал Арагорн, указывая спутникам на среднюю
гору. А слева и справа от него, за протоками, древние сторожевые посты
нуменорцев: Амон Слоуш и Амон Ведар - Наслух и Овид на всеобщем языке.

Там когда-то дежурили часовые, чтоб слушать и наблюдать, не приближаются ли
враги. Но, говорят, на берегах острова Тол Брандир никогда не бывал ни
человек, ни зверь... А за островом вечно ярится Рэрос.»

«Две твердыни» . Дж. Р. Р. Толкиен

Арагорн, сын Араторна, последний Владыка Гондора, упрямо поднимался по каменным ступеням, поросшим вереском, вьюном и вездесущей камнеломкой.

Годы и годы , поведённые в тиши и покое белокаменных тенистых палат Минас-Тирита, тяжким грузом полнили его когда-то гордо расправленные плечи.

Пытаясь унять дыхание, он выбрался , наконец, на вершину скалы, тяжело отдышался, поправил висящую на плече кожаную сумку, и поднял голову.
Амон Ведар - или Овид на всеобщем языке, - обзорный сторожевой пост
нуменорцев, ждал своего последнего правителя…

Весь он зарос диким плющом, мраморные колонны были оплетены колючим вьюном, в трещинах выщербленных неумолимым Временем ступеней, прорастали и пролагали себе путь к солнцу неизбывные розмарин и шалфей.
Ему открылась, но как бы в тумане, мощенная мраморными плитами круглая площадка,
каменная, с проломами, ограда вокруг нее, беседка на четырех колоннах за
оградой и многоступенчатая лестница к ней.
 

Арагорн, сын Араторна поднялся по лестнице, вошел в беседку, сел в Караульное
кресло и осмотрелся.
Однако сначала он ничего не увидел, кроме призрачно туманных теней - ведь
у него на пальце не было, да и не могло быть Проклятия Исилдура…

Он со вздохом наклонился к своей невеликой, но явно тяжёлой сумке, и извлёк из нее, предварительно набросив на заросший постамент в центе беседки кусок козьей шкуры, глянцево - чёрный шар Палантира, словно полированный в огне Ородруина его последним и страшным Владельцем...

Магия Средиземья уходила из благословенных Земель, и тяжела была ноша последнего Правителя.

Властитель Белокаменного Гондора явился осмотреть свои владения, ибо был он много дней и ночей подряд обуреваем странными снами и видениями с тех пор, как Арвен Звезднорожденная, дочь правителя Элронда, покинула его, уйдя с одним из кораблей в сторону Заокраинного Запада, полтора года тому назад.

Арагорн, сын Араторна, Надежда Средиземья, Дун-а-Дан, Западный рыцарь, прямой и последний потомок правителей блистательного Нуменора, горько усмехнувшись, достал и разложил рядом со вновь явленным миру Камнем Гондора небольшой кожаный сверток.

На свет явился маленький кисет хоббитанского отборного табака с клеймом мастера Громобоя и маленький фиал собранной в полнолуние Королевской Травы, или Ацэласа Эльфийского, дарованного самим Сильмариллионом Заокраинным эльфам в незапамятные годы Сумрек Арды.

Сидя на прохладном граните Караульного кресла, полуприкрыв глаза, нещадно палимые полуденным солнцем, он торопливо смешивал табак с ацэласом, сумрачно вглядываясь в туманную восточную даль, откуда неустанно и грозно ревел ненасытный Рэрос, тридцать лет назад поглотивший погребальную ладью Боромира, первейшего из неистовых витязей белокаменного Минас- Тирита…

Полуденные грозовые тени окутали вершину Овида.

Низкие тёмные облака неслись ему навстречу, наливаясь затяжными дождями и неся с собой промозглую сырость, и не было конца их клубящимся далям.

Угроза тысячами копыт гремела, сотрясая древние скалы нуменорского поста.

С востока. С востока. С востока.

Поморщившись, правитель Гондора чиркнул кресалом, раздул неярко полыхнувший фитиль, и прикрыл рукой несмелый огонёк.

А потом тени вдруг обрели резкость и стали картинами неоглядного мира, будто правитель, как птица, вознесся в небо.

Громогласный карк огласил окрестности, и Арагорн, сын Араторна, последний правитель белокаменного Гондора, открыл глаза.

На восток уходили неведомые равнины, обрамленные в отдалении чащобами без
названий, за которыми высились безымянные горы. На севере поблескивала
ленточка Андуина, и слева к Реке подкрадывался Мглистый, сверкая зубьями
заснеженных скал. На его границах зеленели ристанийские пастбища и крохотно
чернела башенка Ортханка, с которой Гэндальфа когда-то унес Ветробой.

Там бушевала война

Горели ристанийские луга и бескрайние поля пшеницы, торчали сиротливыми обрубками леса энтов, иссечённые неистовым блуждающим огнём мордорских полчищ.

И далеко-далеко, у самого края взора Правителя, блистали крохотные искорки эльфийских доспехов посреди кровавой тьмы . Туманом были затянуты долины рек, низвергающихся под радугой в низины Болони.
Андуин устремлялся к Этэрским плавням и там, разделившись на множество
проток, вплескивался в серо-серебристое Море, над которым, подобно солнечным
пылинкам, кружились мириады и мириады птиц.

Взору его открылась бескрайняя, иссушенная палящим солнцем равнина, когда- то бывшая полноводною рекою, дававшей воду, достаток и саму жизнь окрестным городам и сёлам, взгляд птицы неумолимо скользил к торчащим, словно гнилые зубья останкам плотин, уничтоженных гномьими бомбардами в слепой и яростной попытке остановить нашествие восточных орд неистовых вастаков и харадримов.
Не было мира и в отцветающем Средиземье, в издавна благополучных землях Юга и Запада , что лежали десятки лет на берегу, ласкаемые водами великого Моря Запада.

По белокаменным улицам их городов, утопающих в некогда прекрасных садах, сновали толпы смуглых, загорелых дочерна южан, не признававших ни местных законов, ни святынь, ни слов правителей тех земель, ни бургомистров ни стражников.

Неистовым криком белокрылых чаек врывались в его уши крики поругаемых ими дев Запада, смрадом горящего мусора веяло с пролетающих далеко внизу тенистых улиц.

На Мглистом, как муравьи, уже копошились ненавистные орки.

Под голубыми елями восточного Лихолесья дрались люди, эльфы и звери.

Знойным маревом, дымом пожарищ и тенью голода затянуло границы благословенного Лориэна.

Над Морией клубились черные тучи.

В землях Бранда полыхали пожары.

В пределах Подгорного царства, в копях, штольнях и подгорных мастерских народ Балина яростно раздувал меха. Стучали о наковальни десятки молотов, но лишь глухим эхом отдавался этот стук в опустевших чертогах, знававших времена славы и величия, и помнивших тысячекратный звон чеканов Подгорного Народа...

Вооруженные всадники, блестя на солнце яркими искорками наконечников копий, настегивая коней, мчались по широким равнинам Ристании, ежедневно усеивая сотнями павших храбрецов ощетинившиеся кольями и бомбардами стены наспех возведённых орочьих застав.

Коварный Изенгард отныне охраняли стаи волколаков, извергнутых Мордором в одну из ночей, наполненных слухами о долгожданной грызне в Стране Вечного Мрака.

Вастаки и харадримы двигались на запад: лучники, меченосцы, верховые копейщики, сотники и тысячники в легких колесницах, тяжело груженные припасами обозы — огромная, несметная сила Вражьего воинства, но лишь одна из многих, видимых взору Государя. Вдоль их пыльных, бесконечных колонн тяжело катились, оглашая воздух лязгом и грохотом, никогда доселе не виданные светлыми народами Запада боевые машины, влекомые увешанными бронёй гигантами из древних легенд.

По-над вершинами далёких Вражьих земель вились неприметные серые точки, и , лишь случайно поймав взором одну из них, он, словно приблизясь, увидел, как над несметной силой пешего воинства носятся с визгом и грохотом неведомые летучие твари; самые сильные и громадные из них несли на себе чуть заметные фигурки Его приспешников- назгулов.

Иные же, затмевая небеса расплывчатых далей, вились над подступающей с Востока неизмеримой силой тёмной тучей, лишающей узрившего всякой надежды к сопротивлению.

Правитель снова посмотрел на юг. В Белых горах, к западу от Андуина,
горделиво вздымалась могучая крепость, окруженная белокаменной неприступной
стеной, - Минас Тирит, надежда гондорцев. На острых клинках сияло полуденное солнце, грозно и незыблемо вздымались стены древней цитадели, сурово и пристально вперяли свои взоры в туманную восточную мглу лица воинов.

И в сердце Арагорна, сына Араторна вспыхнула надежда.

В волнении он обратил взгляд свой туда, где таились, вольно и невольно все его помыслы и устремления - во след ушедшей Арвен, той, что он любил всю свою жизнь, и, влекомый невидимыми крыльями, сызнова весь обратился во взор и слух.

Потрясенный взор его скользил по прекрасным садам и площадям городов заокраинного Запада, не узнавая и не принимая увиденного.

По широким улицам, осенённым светом Дерев, словно в насмешку над его чаяниями, текли реки уродливых детей Моргота, глумливо выкрикивая непристойности и оскорбления Перворожденным, жмущимся к своим ухоженным домам.

Знатнейшие дома Перворожденных, чьи имена знали и чтили во всём Белерианде, полнились скверной, Благословенный Народ, пресыщенный бессмертием, плодил себе на забаву и развлечение чудовищ, затмевающих детей Шелоб, и терялся взор правителя, пытаясь узреть черты Первородных в этом гнусном, непонятно откуда нахлынувшем потоке.

И, словно тяжкий, неизбывный приговор, висела над светлыми землями Первых смутно видимая в разрывах облаков Анаинэ Белериан - Звезда Клятвопреступника, сулившая Благословенным Землям долгие годы тьмы, крови и забвения….

Не в силах далее созерцать страшный образ, он закричал, но крик его был похоронен ревом ненасытного Рэроса, лежащего менее чем в лиге от древних постов .

Вдоль серых вод нёсся его смущённый разум, и взор его снова обратился к Востоку- грозному, непознанному, страшному.

Однако на черном плато к востоку от Андуина, у Изгарных гор,
явилась его потрясённому взору иная крепость — громадная, хищная, многолюдная, грозная. Колдовской, серый, непроглядный туман окутывал ей, оплетая седыми космами исполинские очертания, грозную крутизну стен, ярость глубоких тёмных бойниц и злые, красные сигнальные огни на стенах, убегающие вдаль, насколько хватало взора.

Дун-а-дан невольно посмотрел в туманную даль, далее, на восток. За Изгарными горами, в долине Горгорота, темной даже под сверкающим солнцем, громоздилась одиночная Роковая гора, окутанная клубами багрового дыма. Взгляд правителя скользнул чуть дальше. И
вот, заслоняя остальные видения, ему открылся укрепленный замок. Нестерпимо красны были его стены, подсвеченные багровыми отблесками огненных трещин, высоки и грозны башни, и бессчетная, не смыкающая глаз стража несла на стенах его свою грозную, неусыпную службу.

Он хотел отвернуться - и не мог.
И тьма загасила надежду Арагорна, сына Араторна, последнего правителя Гондора…

А потом он ощутил ГЛАЗ.
Глаз напряженно разыскивал Хранителя, безрассудно осмелившегося воспользоваться Королевским Камнем.
Как цепкий палец, он обшаривал Средиземье.

Он почувствовал, что от Глаза не
спрячешься. Вот он уже ощупывает Наслух.

Вот скользнул по ущельям
Скалистого...

Правитель со стоном упал с караульного кресла, скорчился на полу
беседки, заслонил глаза лориэнским капюшоном.
Он беззвучно шептал: не отдам! не сдамся! - а в беседке звучало: отдам!
сдамся! - и гулкое эхо разносило над Овидом эту сиплую клятву бессилия.

Но затем в голове у него прозвенело: отбрось! отбрось же, дуралей, Колдовской Камень!!!

И над Овидом разлилась тишина.