Тут часто появляются статьи-жалобы на плохое качество/высокую цену товаров сделанных в России.  Объясняю на пальцах почему это закономерное последствие текущего российского курса на «импортозамещение.»  

Это эссе было написано в 1958 году.

Я — графитовый карандаш. Обыкновенный деревянный карандаш, меня знают все мальчики, девочки и взрослые — кто умеет читать и писать.

Письмо для меня — и работа, и развлечение; больше я ничего и не делаю.

Вы спросите, зачем же тогда мне понадобилось писать свою родословную. Ну, во-первых, у меня необычная судьба. А во-вторых, во мне сокрыта тайна, я — намного более непостижимое явление, чем дерево, закат или вспышка молнии. Но, к сожалению, все, кто мною пользуется, воспринимают меня как нечто само собой разумеющееся, как будто бы я совершенно случайно оказался у них под рукой — такой вот карандаш без роду и племени. Как же это высокомерно — считать мое существование банальностью. Это пример глубочайшего заблуждения, слишком долгое пребывание в котором представляет угрозу для человечества. Ведь, как заметил мудрый Честертон: «Мы погибаем от нехватки чуда, а не от нехватки чудес».

Я, Карандаш, хоть и кажусь простым, достоин вашего восхищения и благоговения — и я постараюсь это доказать. В самом деле, если вы сумеете меня понять (хотя нет, нельзя требовать от вас слишком многого), если вы хотя бы узнаете о скрытом во мне чуде, вы сможете вернуть человечеству свободу, которую оно так бесславно теряет.

Я могу преподать вам серьезный урок. И я способен сделать это лучше, чем автомобиль, самолет или посудомоечная машина, — потому что я, как бы это сказать, такой простой на вид.

Простой, говорите? Но только вот ни одна душа на всем белом свете не знает, как меня делают. Фантастика, вам не кажется? Особенно когда понимаешь, что в одних только Штатах ежегодно выпускают около полутора миллиардов нашего брата.

Возьмите меня в руки, рассмотрите хорошенько. Что вы видите? Ничего особенного: немного дерева, лак, маркировка, графитовый стержень, чуть-чуть металла и ластик.

Бесчисленные предшественники

Подобно тому как вы затрудняетесь отследить свое происхождение в далеком прошлом, так и мне нелегко назвать вам всех моих предшественников и рассказать о них. Но некоторых я все же представлю, чтобы вы поняли, насколько богатая и сложная у меня родословная.

Мое генеалогическое древо начинается с собственно древа, а если точнее — с кедра с прямыми волокнами, из тех, что растут в Северной Калифорнии и Орегоне. А теперь представьте себе все эти пилы, грузовики, веревки — все инструменты, нужные для того, чтобы заготовить кедровые бревна и доставить их до железной дороги. Подумайте, сколько людей, представляющих бессчетное множество разных профессий, задействовано в этом процессе! Представьте себе, как добывали руду, как выплавляли сталь и превращали ее в пилы, топоры, моторы; как растили пеньку — и постепенно из нее получались тяжелые, прочные веревки; представьте себе поселения лесорубов, их спальни и общие столовые, а еще — готовку и то, откуда взялись продукты. Да над каждой чашкой кофе, дымящейся в руках лесоруба, трудились тысячи безымянных рук!

Бревна затем везут на лесопильный завод. Там их нарезают на небольшие дощечки, длиной в карандаш и шириной меньше четверти дюйма. Затем их сушат в печи и подкрашивают. Зачем? А зачем женщинам румяна? Людям нравится, когда я хорошо выгляжу, им ни к чему мертвенно-бледный карандаш. Затем дощечки покрывают воском и снова сушат. Сколько умелых рук готовило краску, строило печь, обеспечивало тепло, свет и электричество, ремни, двигатели и все, что нужно на заводе? Да-да, среди моих предков встречались и собирающие стружку пылесосы. А еще — строители, которые заливали цемент в плотину гидроэлектростанции, — а откуда, вы думали, берется электричество для завода?

Не стоит забывать и о дальних и близких родственниках, которые развозят 60 вагонов заготовок по всей стране.

Очутившись на карандашной фабрике (где на 4 миллиона долларов построек и оборудования, все благодаря моим экономным родителям), каждая заготовка получает от очень сложной машины по восемь насечек, после чего другая машина укладывает в каждую вторую заготовку грифели, мажет ее клеем и кладет еще одну заготовку сверху — получается этакий графитовый бутерброд. Из такого вот бутерброда станок и вытачивает меня и еще семерых моих братьев.

Мой грифель — штука сложная. Графит производят на Цейлоне. Так разрешите представить вам шахтеров, тех, кто делает инструменты, и производителей бумажных мешков, в которых везут графит, и тех, кто отвечает за веревки, которыми эти мешки связывают, и грузчиков, несущих мешки на корабль, и тех, кто строил корабли. Мои роды принимали даже смотритель маяка и портовый лоцман.

Дальше графит смешивают с глиной из Миссисипи, в которой есть необходимый для очистки гидроксид аммония. Затем добавляют увлажнитель — обычно это сульфинированный жир, то есть животный жир, обработанный серной кислотой. Пройдя через несколько станков, эта смесь принимает вид свежеприготовленного фарша, и эти небольшие полоски потом обрезаются, сушатся и несколько часов обжигаются в печи при температуре около 1000 градусов. Чтобы грифели были крепче и мягче, их обрабатывают горячей смесью, в которую входят канделильский воск из Мексики, твердый парафин и гидрогенизированные природные жиры.

На моем кедровом корпусе шесть слоев лака. А вы знаете, из чего делают лак? Кто бы мог подумать, что к этому причастны изготовители клещевины и касторового масла? А это правда. Я уж не говорю о том, что своим приятным желтым цветом лак обязан труду бессчетного множества рук.

Теперь давайте посмотрим на надпись. Это — пленка, полученная путем нагревания сажи и смол. А как получают смолы, вы знаете? И что такое, скажите-ка, сажа? Мое маленькое металлическое колечко сделано из латуни. Подумайте обо всех, кто добывал медь и цинк, о тех, кто умеет превращать эти дары природы в блестящие листы латуни. Черные кольца на моем ободке — это черный никель. Что это такое, и для чего он служит — кто сумеет сходу ответить? А ведь история о том, почему в середине моего ободка нет черного никеля, займет страницы.

Но настал черед моей гордости, моей короны, которую в обиходе называют неуклюжим словом «ластик», — той моей части, которая нужна человеку, чтобы исправлять сделанные при моем же участии ошибки. Стирание обеспечивается ингредиентом под названием «фактис». Это что-то наподобие резины, и получается оно в результате реакции рапсового масла (ввозимого из голландской Ост-Индии) и хлорида серы. А сама резина, несмотря на всеобщее заблуждение, нужна только для закрепления. А еще, конечно, сюда добавляют вулканизирующие и катализирующие вещества. Пемзу привозят из Италии, а за цвет ластика отвечает сульфид кадмия.

Без преувеличения миллионы людей задействованы в изготовлении одного карандаша (и остальных товаров). Дело в том, что сюда включаются не только люди, которые непосредственно изготавливают карандаш, но и все его составные части, добывают ресурсы, создают необходимое для этого оборудование, грузовики и даже кофе, которое пьют рабочие.

Связи этих миллионов людей в производственных цепочках не построишь ни за год, ни за пять лет, особенно в масштабах всей экономики. Производство самых простых “новых” товаров можно наладить плюс-минус за несколько месяцев, все остальное потребует намного больше времени. В некоторых высокотехнологичных областях это в принципе невозможно — нет ни экспертизы, ни оборудования.

Такая взаимосвязанность мира возникла не просто так. Разделение труда очень эффективно: каждый накапливает собственную экспертизу в узкой области и повышает эффективность всей экономики в целом. Это значит, что любое импортозамещение будет неизбежно иметь два последствия: более низкое качество и высокую цену. Локальные исключения наверняка будут, но общее правило здесь не изменишь.

Ни одна страна в мире, ни США, ни Китай, не Евросоюз, не производят все на своей территории. Да и цели такой никто не ставит. Например, Корейские автопроизводители импортируют значительную часть деталей из Японии, США, и Китая. Китайский самолёт С919 на 40% состоит из импортных компонентов.

Вы можете возразить что Россия торгует и Китаем и с Индией и с другими странами.  Конечно, но это страны, которые покупают у России сырье, а промышленные товары они не очень хотят покупать (они их сами делают).  Помимо этого, крупные компании из этих стран тоже не спешат сотрудничать с Российскими компаниями.  Ведь для них Россия не является основным рынком сбыта, а основной рынок это США и Европа, и они совсем не хотят попасть под вторичные санкции.

Наладить серый импорт можно в мелких масштабах, а в промышленных масштабах серый импорт будет слишком заметным и будет прекращён.

Конечно, чиновники браво расскажут о том, как Россия все импортозаместит и будет классно. Правда, ничего другого они сказать и не могут: они не могут бегать по кругу и кричать “все пропало”, даже если очень хочется, — быстро лишатся работы, а кто-то и свободы.