О любви - уж не знаю, каким это образом. («Федр» Платона)

Важнейшим из искусств, наряду с порнографией для нас, несомненно, является софистика - искусство навешивать лапшу на уши собратьям по разуму.

Пару слов о названии диалога.  Вот, почему «федр» переводится личным именем? – Потому, что некто по прозвищу Сократ – то есть, не по существу, а по наименованию какого-то его качества, свойства души, характера с кем-то беседует. Но, он может беседовать и сам с собой. Размышлять, всё равно, что «беседовать», ведь без речи, без языка мышление невозможно. Не так ли? Я точно не знаю значение прозвища Сократ, но предполагаю, что оно близко к смыслу «главенствующий» (κράτος = государство, власть или что-то в этом роде). Федр, он же Фёд(о)р или Теодор, говорят, означает «божий дар» и происходит от греческого (?) корня Θεός = бог, как например, в слове теология. Меня смущают тут две вещи. Во-первых, греки всегда называли свою страну Элладой, считая себя потомками Эллина – сына богов, поэтому есть основания считать, что корень «эл» в этих названиях, как раз, и означает «бог», а «тео» - это «бог» по-латински. (Для сравнения – слова Иисуса на кресте на древнееврейском: «Эли, Эли! ламма савахфани?» - «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты оставил Меня?» (Мф. 27:46; Мк. 15:34). Кстати, от того же корня «эл» произошло и арабское Аллах - Бог). Латинский же язык изначально, вообще – какой-то диалект итальянского греческого, а позже - «мова» на основе германских и греческого языков. Во-вторых, языковые символы (буквы) «п» и «ф» в разных письменных языках часто относятся к одному и тому же звуку живого языка, так что слово «федр» могло звучать и как «петр». Имя же Пётр, - оно же Петра происходит от греческого корня πέτρα = камень, горния порода. Я это всё к тому, что диалог Сократа с Федром мало похож на диалог, а больше на монолог Сократа, вернее самого Платона. Мне показалось, что он, как бы дискуссирует сам с собой, пытаясь осознать в себе некую косность мышления, которую олицетворяет с Федром (или с Петром). Он привык к ней, полюбил, можно сказать, сроднился с ней, но чувствует, что эта связь его тяготит, словно камень, и не даёт ощущения внутренней свободы. Она, эта несвобода, «притяжение» – причина субъективности нашего знания, которое подчиняется любви (или вере, вообще – какому-то тяготению, говоря научным языком). 

Позволю себе ещё одно лирическое отступление - насчёт «греческого пути»: о педерастии. Что называют этим словом всем известно. Говорят, что это слово тоже из древнегреческого языка, буквально – παιδεραστία = παιδός + ἐραστής (явно от слова Эрос, а не от Эрот). Что оно значило у греков, в таком случае, нетрудно догадаться, исходя из значений, образующих его простых слов: «отрок» и «эростическое чувство», то есть – «пайд эростикс - любовное влечение, испытываемое отроком = любопытство, подростковая любознательность.  Хотелось бы выяснить, как и почему слово «пайд» зазвучало, как «педер» и, в итоге, «педерастия» стала восприниматься, как личная одарённость (и учение – eris = ересь) какого-то «педра» (или Петра). А произошло это в XVI веке, когда на Западе открыли для себя «новый путь» (Возрождение). Века те тёмные и тут приходится только гадать, как это случилось.  Англицким особо не владею, и, на всякий случай, даю ссылку на оксфордское исследование этого вопроса британскими учёными:

"Greek custom" or "the way of the Greeks" refers to a variety of behaviors the ancient Romans regarded as Greek, including but not confined to sexual practice. (Williams, Craig Arthur “Roman Homosexuality: Ideologies of Masculinity in Classical Antiquity”, 1999).

Хотя, особо удивительного в этом явлении ничего нет, поскольку гомосексуализм проявляется как выражение доминирующей или подчиняющейся роли (власти, в том числе духовной), занимаемой одной конкретной особью - животным или человеком, по отношению к другой. А вся полнота власти в Европе (да и в мире), по крайней мере до 18 века была у римских Пап - преемников первого епископа Рима - Петра и возглавляемой им католической Церкви.

Перейду, собственно, к диалогу «Федр».

Федр. А ведь то, что ты сейчас услышишь, Сократ, будет как раз по твоей части: сочинение, которым мы там (у Лисия) занимались, было — уж не знаю, каким это образом, — о любви.

Кака така любовь, в каком смысле?

… Лисий написал о попытке соблазнить одного из красавцев, — однако не со стороны того, кто был в пего влюблен, в этом-то и вся тонкость: Лисий уверяет, что надо больше угождать тому, кто не влюблен, чем тому, кто влюблен.

Не трудно догадаться, что у Лисия речь шла не совсем чтобы о любви, а о попытке склонить на свою сторону одного из оппонентов в споре, убедить его принять мнение учителя (наставника, проповедника) и важности, при этом, подкрепления у него веры к учителю премудрости. Проще говоря, речь шла о софистике.

Софистику часто отождествляют с демагогией и противопоставляют логике – искусству строгой доказательности и убеждения олухов (в хорошем смысле). Софистов обожают за их близость к народу и практическую «мудрость». В чём она выражается? – В умении дать каждому ответ на любой его вопрос (в пределах компетенции вопрошающего) и, главное, в умении придумать Правду (или Истину) – не одну для всех, но для тех, кто способен за неё платить (обычно деньгами), и заставить поверить в неё многих. Софистика и демократия – близнецы-сёстры.

Апостол Павел пророчествовал ещё в начале веков: «Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху» (2-е послание Тимофею 4 глава).

Сторонники софистики, утверждают, что их истина – это истина будущего факта: типа вскипевшего моря-океана, (подожжённого их синицей-истиной), из которого все нахлебаются ухи, как говорится от пуза. Она даёт импульс переменам, которых «требуют наши сердца». (Матвейчев О. А., Беляков А. В. Практическая софистика: запрещенные приемы., 2018.)

Однако, вернусь к Платону.

Сократ иронизирует в ответ: какой благородный человек этот Лис!  Если бы он ещё научил убеждать бедных поверить в добропорядочность богатых, стариков в высоконравственность молодых и т. д., то ему не было бы цены. Впрочем, он готов выслушать от Федра то, что так полюбилось ему в сочинении Лисия.

Однако, Сократ не хотел бы обсуждать мнение Лисия в изложении Федра, чтобы быть независимым в своей оценке того мнения, - ведь он симпатизирует Федру, и эта его любовь может увести его не туда, куда он сам стремился бы. В таких случаях Сократ предпочитает читать первоисточники. Оказывается, у Федра есть копия текста Лисия.

Прежде же, чем начать чтение и обсуждение, Федр интересуется у Сократа, как тот, вообще, относится к вере в сверхъестественное? Например, верит ли он преданию о похищении Орифии (дочери царя Афин) Бореем (богом с севера), случившемуся, как раз, в этих местах? Сократ не отвечает прямо и говорит, что если бы он не верил, то легко придумал рациональное объяснение этой истории, типа – никто её не похищал, она, просто погибла, сорвавшись со скалы из-за сильного порыва ветра. Однако, он считает такой образ мышления человека контрпродуктивным:

… трудов у него будет много, а удачи — не слишком, и не по чему другому, а из-за того, что вслед за тем придется ему восстанавливать подлинный вид гиппокентавров, потом химер и нахлынет на него целая орава всяких горгон и пегасов, и несметное скопище разных других нелепых чудовищ.

Что это за «чудовища», являющиеся рациональному уму? – Это неведомые «силы природы», для правдоподобного объяснения каждого вида которых доморощенной дурости потребуется много пустого времяпрепровождения. Сократ же убеждён, что прежде, чем рассуждать о действиях (поступках) неких сил, надо познать самого себя, природу своей души. Тут очевидно, что во времена Сократа вера в одушевлённость природы была общепринятой. Иначе говоря, между физической и психической силой не виделось разницы. Это глупость? Почему?  Ну, мы же говорим, например, о силе воли, силе таланта как о само-собой разумеющемся или о «напряжённости» электрического поля, «напряжённости» в обществе, …

Ну, «давай бухти мне, как космические корабли бороздят …» … приступай к чтению, говорит Сократ.

Далее следует длиннющая и неудобоваримая цитата речи Лиса. Эта его речь производит впечатление глубокой и серьёзной, типа «научной», работы о психологии отношений между участниками суда над Истиной: понентом – лицом, дающим показания о ней (= учитель премудрости, проповедник), пропонентами – лицами, благожелательно настроенными к поненту («влюблёнными», поверившими) и оппонентами – лицами, равнодушными к поненту («невлюблёнными», недоверчивыми).

Не стану подробно разбирать содержание этой речи Лисия, поскольку это не имеет большого значения.

Что только хотелось бы заметить по поводу этого суда? 1) Он не позволят решить – какова она, Истина, в чём она (в каких действиях или в каком поведении). Мы можем только верить или не верить свидетельствующему о ней, который, будто-бы, её знает и пытается нас в этом убедить (= твёрдо поверить). 2) Твёрдо поверить означает не знание самой Истины, какова она, а полное, непоколебимое доверие к гуру. 3) Множество свидетельствующих об одной и той же истине нисколько не делают её истиннее, поскольку невозможно понять, «любят» ли (знают ли) все они ту Истину, или они «любят» гуру, его образ мыслей и копируют его, стремясь быть таким же, как он.  Какой из этого напрашивается вывод? – В спорах об Истине на бытовом уровне господствует мнения: «почудилось», «показалось», «привиделось», «подумалось», и вера, любовь к рассказчику-краснобаю, проповеднику, владеющим психологическими (риторическими) приёмами манипуляции учениками.

Однако, о какой истине идёт речь на этом суде? Существует ли какая-нибудь другая истина, кроме человеческого мнения?   Потом, что плохого в такого рода «любви» к истине, как к свидетельству кого-то?

Сократ с иронией высказался о сочинении Лисия – мол да, оно чудесно, да и может ли оно таковым не быть, раз оно так понравилось Федру, к которому Сократ относится с большой любовью. Федр понял его насмешку, как шутку и попросил ответить серьёзно – считает ли он, что кто-нибудь, кроме Лисия,

… мог бы сказать об этом предмете иначе, больше и полнее?

Сократ говорит, что сам Лисий признал бы, что не может сказать многое о предмете своего рассуждения за неимением у него соответствующих средств выражения … (Чего? – Истины или своего понимания её -  своих мыслей?). Лисий, поэтому, повторяет много раз одно и тоже, только разными языковыми - образными способами, красуясь своим умением делать это

Федр, напротив, считает, что Лисий высказался о предмете самым всесторонним и полным образом.

Сократ утверждает, что о том, о чём написал Лисий, так же много и всесторонне говорили разные писатели и, что он сам мог бы сказать всё тоже самое, но другими словами, потому что мысли тех писателей продолжают неявно существовать в его сознании (как бы в полузабытьи). Он, просто, из-за своей тупости, не может тут же в точности вспомнить, от кого он раньше слышал (знает) всё это.

Федр обещает поставить ему памятник из чистого золота, если тот

… скажет иначе, лучше и не меньше того, что в этом свитке, и не делая оттуда заимствований.

Сократ обращает внимание Федра на то обстоятельство, что о некоторых вещах невозможно сказать иначе, потому что это вызовет неприятие сказанного слушателями в силу того, что о них сложилось твёрдое общепринятое мнение (вера). Например, говоря о любви

… кто же упустит похвалу разумности одного (невлюблённого) и порицание безрассудству другого (влюблённого)?

В подобных случаях лучшим, наверное, будет то суждение, в котором это же мнение излагается в нетривиальной форме, креативно. Федр согласился принять это условие Сократа.

 

Первая речь Сократа (о софистике)

Продолжение следует.