Действующая модель модернизации России

Главное внутреннее противоречие патриотического дискурса сегодня таково:

одновременное присутствие во власти Путина, Набиуллиной и Силуанова.

Горячие патриотические сердца пребывают в смущении. Им предлагается меню из:

- Путин с либералами заодно, он сам либерал до мозга костей. Хотя это противоречит прямым заявлениям Путина о смерти либерализма (например, в интервью FT от 27 июня 2019 года), некоторые настаивают (от Пескова до Делягина, когда его заносит);

- Мы под оккупацией, это дань; сам Путин против Набиуллиной, Силуанова, Грефа, но время не пришло; Запад ещё силён - МВФ озаботится - агенства понизят рейтинги - подорожает заимствование на рынке; еще там СВИФТ на волоске и другие страхи  – так что: копим силы, ждем Ялты (в острой форме  - Е.Федоров, в мягкой – Хазин, Глазьев). «Стратегичный» в целом Хазин, опередивший запад «лестницей в небо» лет на 10 с его слов,  последнюю похвалу ВВП политики ЦБ тактично трактовал в том смысле, что: Путин с нами, он намекнул Мишустину, что инфляция у нас немонетарная (Sic)! О! Шифруется, мол, похваливает засланцев МВФ. Но это все до времени.

Но у меня что-то моя когниция диссонирует от такой логики: а как же ультиматум Западу?  

Бывают экзотические варианты:

- Вы не так считаете. В экономике все Ок… и дальше много цифр и таблиц (Счетовод). В принципе, я не против его подхода, но… остаются сомнения.

Остальные молчат в недоумении.

Что подсказывает мне чутьё и предпринимательский опыт, моё a priori, так сказать, и a posteriori? Что все три предлагаемые варианта неверны.

Во-первых, Путин обычно говорит прямо, а за него потом придумывают ХПП. Не буду доказывать - для меня это очевидно. Исключения (в Крыму наших солдат нет) только подтверждают это правило. Путин всегда хвалил ЦБ и Набиуллину и одобрял политику ЦБ. Последнее: Знаю неудовлетворенность реального сектора политикой ЦБ и их аргументы. Но аргументы ЦБ перевешивают. Хотите как в Турции? (в вольном изложении с пресс-конференции)

Во-вторых, процесс модернизации пошёл (с). По-разному, т.к. кадры решают всё (с). За сотню-другую командировок на предприятия Ростеха, Росатома, Роскосмоса  мне было трудно этого не заметить. (Вот, кстати, рояль в кустах - наше оборудование с 11-й по 14-ю примерно минуту: сдали в декабре небольшой объект на рыбинском  Сатурне (ОДК). Привожу, потому что под рукой (самому пару дней как сбросили ссылку на сюжет), а не потому, что там что-то особенное. Это  всего 5-7% годового объема спроектированного, произведенного и смонтированного нами оборудования. В данном случае оно простенькое, не самое-самое, тем более - по ТВ показали не все. А так - сдаём и целые цеха с пол-футбольного поля, нашпигованные автоматикой).

Как же разрешить вышеобозначенную антиномию? Как, не натягивая сову, избежать противоречий при описании модели? Сначала ответ, а потом подробности:

Прежде всего, это модель структурной перестройки экономики с целью подготовки России к грядущим тектоническим сдвигам в мировой системе. Не ускоренного роста, заметьте, который будет бесполезен – как бесполезно жирное холеное тело в состязаниях на выживание. А именно модель структурной перестройки и модернизации, не очень заметной экономистам, привыкшим всё мерять в валовых денежных и натуральных показателях. Изменение ВВП, так же как денежные и натуральные показатели экономического роста, не отражают этот процесс.

Низкие показатели роста примерно с 2014 года - это не результат следования политике МВФ и их прислужников по сдерживанию развития России, как утверждают уважаемые экономисты-теоретики, а сознательно реализуемая ВПР модель. Она не предполагает роста благосостояния, который замедляет модернизацию (жестоко, прискорбно, но факт). Напротив! Поэтому (а не из-за козней Набиуллиной) в России сейчас нет инвестиционного рубля (Глазьев), запрещены рублевые инвестиции (Хазин), запретительные процентные ставки (Делягин) и невозможно привлечь финансы  под новые проекты для производства товаров на рынок.  Кому? Частному инвестору!

Разберём подробнее, как эта модель функционирует и когда и почему мы перешли на эту модель.

На мой взгляд, у нас применялось три модели: одна колониальная с примесью дикого капитализма, и две модели развития. Про первую в "святые 90-е" (с) все знают, она стандартная для оккупированных стран. Я много могу что рассказать и о ней, но сейчас не эта тема. Начнем с первой модели развития, которую пытались применить с начала 2000-х.

Первая модель развития. Назовем ее попыткой теневой модернизации под прикрытием встраивания в глобализационный проект. Контуры модели для меня стали видны постепенно, и даже сейчас я не настаиваю, что моя интерпретация точна. Будем считать это размышлением. Где-то в 2001-2002 году мне пришлось столкнуться с нехваткой самого обычного каучука АРКМ для производства – его весь гнали на экспорт. Нужно было пять-шесть вагонов в месяц. Мне обещали помочь, дали телефон. Я пришел в какой-то офис без вывески недалеко от Лубянки. Там как раз расставляли столы, стулья, как в школе. За столами сидели молодые люди в одинаковых костюмах перед телефонами, и все одновременно грузили какие-то вагоны с кирпичами, метанолом, нефтью, каучуком. Выглядело смешно и нелепо, словно я попал на тренинг какого-то провинциального вуза из 90-х, готовившего менеджеров по продажам. Не помню моего визави - он мне сунул визитку, мы поговорили, а в конце он подмигнул, сказав, что здесь все, как и он сам, бывшие…, в погонах то есть… хотя… бывших, мол, не бывает. Я тогда был настроен либерально. Вышел с очень тяжелым сердцем, постарался отгрести подальше, почувствовав опасность от этих выбравшихся из стен Лубянки новых «бизнесменов». Было ощущение, что страна полетела в пропасть. Путин показался мне каким-то Мориарти, плетущим криминальные сети. Я серьёзно раздумывал бросить бизнес и сосредоточиться на науке, возможно уехать, т.к. у меня было полно друзей в университетах в  Европе и США, и я тогда ещё был молод и не выпал из научной обоймы. Через некоторое время случился ЮКОС. Потом «студенты в погонах» подросли и всплыли совершенно в другом качестве. Не хочу и не могу здесь углубляться… Скажу лишь, что они превратились в фирмы-прокладки на входе во все крупные госкорпорации. Потоки контролировались централизованно. Неорганизованная коррупция никуда не делась, но масштабы ее уменьшились (в крупных частных структурах, кстати, откаты на закупках были не меньше, чем в госкомпаниях). В Минобороне тогда почувствовалось наведение порядка. При Сердюкове из бездонной дыры, абсолютно неуправляемого, пораженного коррупцией государства в государстве оно стало превращаться в компактную работоспособную структуру, появилась заинтересованность в реальных результатах НИОКРов, а не в откатах (да-да, при Сердюкове – хоть военные плевались, когда слышали о нём). При Медведеве сразу появились прокурорские с добрыми глазами – вынюхивали, как устроена система, но обломились. Не их масштаб. Позитивные перемены диссонировали с этой централизованной системой сбора дани с бизнеса. Постепенно проступили детали, которые сняли противоречие между наведением порядка в госсекторе и ВС и тотальном обложении данью на входе (закупках) госкомпаний, РЖД и др. (сейчас, кстати, система демонтирована).

На фасадной части здания формировалась стандартная модель ускоренного «развития», выращивания «тигров», пропитанная коррупцией, но использующая те или иные локальные страновые плюсы (у нас – ресурсы, у прибалтов – транзит и подачки ЕС, у Белоруссии – два стула и т.д.), основанная на международном разделении труда, на внешнем и внутреннем спросе, относительно доступном кредите и рынке капитала. Все это сопровождалось диким расслоением общества, коррупцией, неэффективностью и деградацией большинства высокотехнологичных гражданских отраслей, доставшихся от союза. Частичная национализация и контроль экспортных потоков помогли кое-где навести порядок, приструнить олигархов, наполнить бюджет - что-то перепало на социалку и госстроительство (управление, армия, МВД, Росгвардия).  Растущий уровень жизни частично сократил отток мозгов, их стали больше продавать на месте, открылись инженерные центры, например, Боинга и т.д., полу-симулякры типа Сколково и совсем распильный Роснано. Открылись сборочные подразделения транснациональных компаний и т.д. Свободный как вода капитал тек тогда во все щели, где можно было извлечь прибыль, все росло на этих дрожжах  – что нужно и не нужно, как бурьян в огороде.  Но структура экономики активно настраивалась на производство услуг и ширпотреба, навсегда обеспечивая привязку и зависимость от стран, контролирующих критические технологии. Это что-то типа вырожденной южнокорейской модели, но с нашими нюансами. Так всё выглядело на поверхности. Это всем известно – скучно повторять.

Я пишу не ради всех этих, с одной стороны общеизвестных, а с другой - спорных предметов. Для меня важно, что эта модель была в какой-то степени модернизационной, но это не афишировалось, главное происходило за фасадом. До меня это дошло не сразу, а году так к 2007-му по совокупности признаков. Дело в том, что власть решила развивать отрасли, ключевые для суверенитета, связанные с обороной и важнейшими технологиями. Но как это сделать так, чтобы чуткие «партнеры» не сразу прочухали? ГК Ростехнологии (будущий Ростех) и его симулякр  ГК Роснанотех (будущее Роснано) были созданы с интервалом в месяц, причем Роснанотех, как мухоловка, раньше и распиарен был больше. У партнеров, казалось,  "все под контролем" - во главе "главной" модернизационной структуры Чубайс. ГК Ростехнологии тогда еще не воспринималась как будущий Миноборонпром – они занимались всем подряд,  даже автопромом (ВАЗ). Но как-то все кругом закрутилось на непрозрачных источниках, явно внебюджетных, и постепенно у меня сформировалось твердое убеждение (доказательств нет), что централизованные изъятия, о которых я писал выше, консолидировались в западных оффшорах, в основном кипрских, а также в европейской юрисдикции. Уж больно подтянутые во всех смыслах люди, которых характерно все называли "кураторами" (кто знает, поймет) этим занимались, с ресурсом. При этом бенефициарами системы были и частные лица - главное, чтобы они использовали собранное для инвестиций в РФ и локализации технологий, а "кураторы" знали и следили, сколько должно вернуться в виде инвестиций. Это было крайне не эффективно, но вынужденно, так как не вызывало вопросов у "партнеров". Власть также использовала олигархов (не буду называть имена, о некоторых я точно знаю, что это так) и офшоры для покупки небольших, но значимых европейских компаний, а также для ввода денег в страну для финансирования и организации предприятий с локализацией западных технологий, в том числе с участием Ростехнологии. Так крупный бизнес привлекали к задачам страны. Протекавшая неполная информация о системе определенным образом интерпретировалась (кооператив озеро и т.д.)  и использовалась оппозицией для дискредидации всего дела и власти. Кроме того, очень много налипало на потных ручонках и неслось в личные офшоры (Якунин, РЖД, напр.), создавало уязвимости для шантажа проворовавшихся участников схемы со стороны западных спецслужб и в целом развращало элиты.  Поэтому все, что возможно (очень мало), делалось легально через бюджет, за которым строго присматривали партнеры – чтобы "ни-ни". Тем не менее кое-что удалось сделать, кроме контроля нефтегаза, - например, передел ОМЗ (что сыграло свою роль в начале 08.08.08), консолидация Росатома, собирание в Ростех остатков оборонпрома и т.д. Неожиданно для многих армия оказалась более подтянутой, обновленной, об этом стали писать и заговорили о спецоперации прикрытия с Сердюковым (который вполне заслуженно и эффективно трудится теперь на очень ответственном посту в Ростехе).

Серьезным звонком для ВПР в отказе от этой модели стал наезд и отъем российских денег на Кипре (схему раскрыли) под предлогом кризиса и срыв сделки между обанкротившейся GM  и Magna со Сбербанком по покупке Opel. Стало понятно, что даже в технологически не авангардном секторе автопрома нам не дадут стать независимым центром развития. Но важнейшим минусом был другой. Помню, как с 2000 до 2014 найти рабочих на производство становилось все трудней и трудней. ВПК проигрывало конкуренцию банкам, офисам, ресторанам и магазинам за трудовые ресурсы – питались объедками со стола. Структура рабочей силы исказилась – технарей искали днем с огнем, от квалифицированного сварщика или фрезеровщика до инженера или наладчика, я уже не говорю о конструкторах. Технические вузы проигрывали юридическим и экономическим. Конкуренция за трудовые ресурсы привела к росту зарплат и быстрому росту общего благосостояния людей. Это всем нравилось, но лишало страну перспективы (как НЭП в 1920-е). Оказалось, что инвестирование в развитие ключевых отраслей через рынок и спрос, даже при политике скрытого протекционизма – слишком длинный путь в нынешних обстоятельствах. Попытка стать «южной кореей», развивая параллельно экономику потребления и осуществляя теневую модернизацию, себя исчерпала, и это стало очевидным. Пришлось разделить контуры, чтобы из модернизационного контура в потребительский контролируемо просачивалось немного денег, а обратно всасывались трудовые ресурсы. "Систему" финансирования демонтировали. 

Вторая модель развития. Назовем её двухконтурная модель структурной трансформации экономики. Она не предполагает гормонального стимулирования через накачку спроса (западная модель, а также вынужденно и только частично китайская), а осуществляется путем прямого вливания госсредств в модернизационный контур в соответствии с программами развития. Модернизационный контур включает ВПК и отрасли, определяющие технологическое лидерство в 21 веке (передовая энергетика  - замкнутый цикл, быстрые нейтроны, возможно, термояд; микроэлектроника, включая квантовые компьютеры, квантовую связь, ИИ; производство уникальных материалов, в том числе углеродное волокно, сверхпроводники, уникальные сплавы; свой интернет и сети; связь, космос, биотехнологии и т.д.). Ресурсом для развития в этой модели служат доходы государства (!) от экспорта ресурсов и дешевая рабочая сила. Откуда она берется? А вот от того самого набиуллинско-силуановского зажима потребительской экономики (производства трусов, стиральных машин, авто, строительства и услуг, ресторанов, магазинчиков и т.д.), которая не в состоянии больше бесконтрольно конкурировать с модернизационным контуром за трудовые ресурсы. Дефицит трудовых ресурсов в потребительском секторе, где не требуются квалифицированные работники, покрывается мигрантами. Это имеет свои издержки, но помогает удержать рост зарплат и не создает дефицита работников для модернизации. Вся система перетоков трудовых ресурсов регулируется как в трубопроводах - уровнями зарплат, перепадами давления.

Сырьевой экспорт также не создает большой конкуренции за рынок труда модернизационному сектору. Как так? Там же денег – куры не клюют? Зато Набиуллина с Силуановым клюют! Складывают избытки налогов и акцизов в Резервный Фонд, уменьшая ФОП в нефтегазе. Здесь же и ответ на «коварный» вопрос – как средства в резервном фонде помогают модернизации? Скорее всего никак, его назначение иное.  Он спасает от «перегрева» экономики, о чем честно говорят Набиуллина и Силуанов (издеваются?). Нет, не издеваются -  это правда, не смейтесь! Нераспакованный фонд защищает модернизационный контур от роста зарплат в немодернизационном контуре, куда входит и экспорт ресурсов. Его существование (по приказу МВФ!, конечно же - по версии Г-Х-Д) - следствие плохой работы модернизационщиков, а не финансистов. Это они не успевают качественно абсорбировать средства, изъятые из ресурсного экспорта. Эти средства вливаются не через рынок, а целенаправленно по программам техперевооружений и по другим каналам. Но если средства фонда без качественных проектов направлять в модернизационный контур, то он быстро нарастит массу, как химический бодибилдер, и потеряет спортивную форму и станет инвалидом. Это своего рода горбы верблюда. Во что превратился бы корабль пустыни, если бы жир распределялся по всему телу? Он бы еле-еле ползал. А так – спортивная выносливая тварь с мешками на спине. Со сменой Медведева на Мишустина эта проблема с горбами стала решаться, слава Богу. Когда модернизационный контур наберет мощь, он сожрет этот резервный фонд, не поперхнувшись.

Все написанное выше - некая идеализация. Критика Г-Х-Д в существенной части верна, но не верна по сути. Понятно, что мы имеем дело с результатом борьбы и компромиссом общественного с личным, в том числе с попытками «партнеров» вставить палки в колеса,  с присутствием агентов влияния, двойных агентов. Но это – не их повестка, они вынужденно играют в нашу игру.

Итак, от зажима контура потребления мы имеем двойную выгоду – дешевые финансовые и трудовые ресурсы для модернизации. Стоимость жизни и доходы граждан должны быть достаточно низкими, чтобы ресурсов в распоряжении государства от экспорта хватило на модернизацию. Это искусственно созданная ситуация. Низкий уровень жизнь – плата за будущее страны и независимость. Минусы – социальная напряженность и риск сорваться.  

Это модель, немного напоминающая сталинскую (без эксцессов, типа ГУЛАГа – поэтому есть саботаж, неэффективность и др., в том числе то, на что вполне законно указывают все те же наши известные экономисты Хазин-Делягин-Глазьев и др). Только качество кадров (сталинские наркомы) и их мотивация (жизнь, а не KPI) была выше, да вместо зерна на экспорт теперь в основном идет нефть и газ, а вместо села как источника трудовых ресурсов выступает та часть экономики (потребительский контур), которая пока не задействованная в модернизационном контуре. Давайте вспомним, какие ресурсы использовались для индустриализации СССР. Да всё те же – дешевая рабсила и экспорт. После отмены НЭПа - коллективизация, установление «справедливого обмена» между городом и деревней, организация  крупных «фабрик зерна и мяса» - это погнало рабсилу из деревни в город и создало рынок дешевой рабочей силы для промышленности. А контроль зерна и торговля с западом: станки и технологии в обмен на зерно и золото – аналог современного нефтегазоэкспорта. Двухконтурность сталинской модели обеспечивалась изоляцией наличного и безналичного оборота. Минусы современной модели – искусственный зажим потребления приводит к социальной напряженности и оттоку квалифицированной рабочей силы и мозгов. Последнее время актуальность этой проблемы снижена, т.к. на западе упал на нее спрос, а в Китае своих хватает. Но плюсов больше.

Переход на эту модель произошел вследствие событий 2014-го года и Крыма, когда наши банки перестали рефинансироваться на Западе. Наша банковская система не стала создавать механизма, заместившего западное кредитование нашей экономики, производящей потребительские товары. Прекрасно помню, как раскачанные бизнесы врезались в бетонную стену – не из-за санкций, а из-за отмены механизма инвестиций и доступного кредитования. Тогда многим пришлось продать или закрыть бизнесы, не связанные напрямую с ВПК. Помнится, до 2014 года почти любому предприятию с оборотом легко было получить пару-тройку миллионов USD на покупку оборудования и развитие, без личных гарантий и почти без обоснования. Сейчас и при наличии оборотов, и с гарантиями это стало для большинства средних предприятий малореальным делом. Короче, под новую программу, а не расширение существующего оборота, получить кредит почти невозможно. Развивайтесь, мол, за счет накопленной прибыли и точка, «денег нет, но вы держитесь». Или привлекайте «партнеров». Все, кто остался в потребительском контуре, живут теперь так. Скромненько, но с достоинством. Так что Хазин и Ко в какой-то мере правы. Но это не вся правда и далеко не главное в правде. А правда в том, что это… политика Путина и в целом ВПР, которое Набиулина и Силуанов слушаются беспрекословно. В 2014-2015 руководству  «увиделась» другая модель развития. Стало понятно, что в рамках стандартной модели (даже с «теневой» модернизацией)  невозможно развить нужные отрасли - не хватит ресурсов. На этом пути уже почти все и во всем мире уперлись в стену, в том числе Китай. Кроме того, сытая жизнь и интеграция в мировую экономику  благоприятствует майданам. Неизбежная интернационализация бизнес-элиты создает пятую колонну, вносит раскол в общество: глобалисты против патриотов.  Вот и вспомнили о том, как осуществлялась индустриализация в СССР 30-х. Появился мем –«люди-новая нефть». Жестоко? А какова цена индустриализации перед войной? В конце 1920-х по кабакам сидели не только мануфактурщики и торгаши, но даже крестьяне из тех, что побогаче. Пришлось их превратить тогда в трудовые ресурсы, люди – новое зерно. У нас нет, как у СССР 30-х и у Китая, бедного села, пришлось создать относительно бедный город.

Третья модель, предполагающая невысокое благосостояние основной массы населения, закончится, когда круг модернизации поглотит большую часть экономики. Нравится вам или мне – не нравится, но это не хотелки - такова реальность. Она, может, и власти не нравится. Но признаний мы не услышим.